Смуглокожий, не покидая седла, подъехал к оббитой железом створке ворот и заколотил в нее металической рукоятью плетки. Звук получился гулким, как набат; в результате песня в башенке окончательно оборвалась, и хриплый голос проорал:

— Какого черта! Сейчас я спущусь и самолично надеру задницу тому мерзавцу, который решил, что ему все дозволено! Проваливайте! До утра ворота будут заперты — указ Короля.

Стоило голосу замолкнуть, как рукоять плетки снова ударилась о створку ворот. Юзен подумал, что идея с вознаграждением может оказаться не слишком удачной, но решил подождать дальнейшего развития событий. Сбежать он, по крайней мере, всегда успеет.

— Дьявол! — проревел все тот же голос в башенке. — Я иду!

«Надеюсь, они знают, что делают», — вздохнул Юзен.

Спустился стражник на удивление быстро — видимо, ему не терпелось добраться до наглых проходимцев и как следует поучить их уму-разуму. Распахнулась гонцовая калитка, наружу вывалился вооруженный кривым мечом вояка:

— Я же сказал, проваливайте прочь!

— Ты впустишь меня и этого господина, — тихо сказал смуглокожий, указывая на своего спутника. — Мы — к Королю.

— Да хоть!.. — стражник запнулся, вовремя учуяв, что пахнет паленым.

— Я не слышал, чтобы Король кого-то ждал, — сказал он уже более нейтральным тоном. — И не получал никаких указаний на этот счет.

— Королевскому сыну нужен учитель, — ответил смуглокожий. — Самый лучший учитель. Этот господин — тот, кого ищет Король.

— Ха! — ухмыльнулся стражник. Похоже, былая самоуверенность снова вернулась к нему. — Разумеется! А почему твой господин молчит? Он считает себя слишком высоким, чтобы марать язык словами, обращенными ко мне?

— Какое тебе дело до того, что делает мой господин? — невозмутимо произнес смуглокожий. — Он — самый лучший учитель. Следовательно, его ждут в башне.

— И чему же намеревается учить твой господин молодого принца? — усмехнувшись, спросил стражник. — Может быть, искусству боя на мечах?

— И этому тоже, — небрежно кивнул всадник.

Улыбка воина стала шире и наглее.

— В таком случае пускай он сначала попробует научить чему-либо меня! Я считаюсь лучшим мечником в городе.

— Мой господин не…

Молчаливый спутник смуглокожего остановил его движением руки и спрыгнул на землю, бросая поводья Юзену. Потом достал из ножен длинный прямой меч.

— Мой господин согласен преподнести тебе один урок, — закончил смуглокожий.

— Я готов, — оскалился стражник. И Юзен, проглатывая склизкий комок страха, понял, что узнает его, этого покачивающегося на ногах человека с кривым — по новой моде — мечом в руках. Это был Ркамур, начальник стражи городских ворот, ходивший в свое время у самого Короля в телохранителях, но потом разжалованный — за пьянство и дерзкие высказывания. А мечником Ркамур все-таки был лучшим в городе, так что плакали Юзеновы надежды. Не стоит даже и думать о том, что уставший с дороги всадник может одолеть непобедимого, пусть и немного пьяного Ркамура.

Да и не таким уж пьяным был начальник стражи городских ворот, скорее прикидывался, а вот когда дошло до дела — и взор просветлел, и ноги перестали подрагивать, и руки уверенно сжали рукоять.

Противник Ркамура смотрелся не слишком выигрышно: запыленные одежды, осунувшееся лицо; только взгляд — спокойный взгляд глубоких черных глаз мог насторожить внимательного наблюдателя. Потому что в глазах молчаливого человека с прямым лицом застыло безразличие. Каменный взгляд.

Ркамур эту деталь отметил и улыбнулся в ответ: хищно так улыбнулся, широко. И мгновением позже ударил.

Юзен замер, понимая, что на все про все уйдет у господ сражающихся пара минут. Или секунд, — это уж как сложится, — а потом будет Ркамур, начальник стражи городских ворот, отирать свой кривой клинок и захлопывать калитку перед носом у смуглокожего спутника раненого господина будущего учителя. Только вот, скорее всего, господин будущий учитель после этого никого уже не сможет учить, и тем более — принца. А Юзен… Юзену останется только уповать на то, что смуглокожий всадник забудет о наглом смерде, приведшем его спутника в такую беду. Никто ведь не вспомнит, что вовсе не Юзен бил металлической рукоятью плети в створку ворот.

«Урок» на самом деле занял всего несколько секунд. Потом молчаливый господин убрал острие клинка от беззащитной шеи Ркамура и кивком указал тому на кривой меч, лежащий в пыли: подними, мол.

И не дожидаясь ответа, — ничего вообще не дожидаясь, даже не оглянувшись, — он прошел в калитку. Смуглокожий всадник спешился и последовал за своим господином, знаком приказывая Юзену не отставать.

Обалдевший Ркамур провожал из взглядом, стискивая в ладонях рукоять подобранного меча.

Больше никто не мешал. Миновав узкий проход, они вышли на Привратную улицу и мгновенно были подхвачены людской круговертью.

Праздник кипел и переливался через края — смесь осеннего маскарада, новогодних гуляний и еще Бог весть чего, обильно сдобренная вином и смехом. Во всей этой суматохе неторопливые гости смотрелись так же нелепо, как епископ на разговорном бревне.

Смуглокожий снова уселся на коня и подозвал Юзена:

— До башни доведешь?

Парень кивнул. В окружающем гомоне ответ все равно не был бы услышан достаточно отчетливо, а гневить этих странных людей — нет уж, помилуйте небеса! Он подвел коня молчаливому господину будущему учителю, тот впрыгнул в седло и принял поводья.

Направились к башне.

Впрочем, это была не совсем башня: строение не ограничивалось одним только краснокаменным донжоном, торчавшим над городом нелепо и уродливо; были здесь и хозяйственные пристройки, и домишки для прислуги — в общем, все, чему и полагается быть в летней резиденции Короля.

Именно в башне правитель проводил несколько самых жарких месяцев в году, остальное же время жил западнее, в столице. Признаться, не так давно всерьез обсуждался вопрос, где именно праздновать день совершеннолетия принца — после долгих размышлений, остановились на Зенхарде: так хотел Король.

Придворные шептались по углам, что причиной тому была местная фаворитка правителя, которой он еще не успел пресытиться. Недавно почившая Королева наконец-то предоставила своему супругу возможность безоглядно предаваться любовным утехам. Да, завистливо кивали головами мужчины, можно только порадоваться за правителя — он совместил все лучшее, что только есть в религиях мира: западную ученость Распятого и восточное многоженство Скитальца. Нам бы так! Но то, что позволено Королю, не позволено смерду; зорко глядит многоглазый Тха-Гаят, отрекшийся брат Диавола, зорко и пристально, днем ли, ночью — не скрыться от его очей — и не пытайся. Ибо глаза его — не только звезды ночи, но и священники, а карающая десница — мать Очистительница, именуемая в некоторых местах непонятным словом «Инквизитиа». Трепещи же, прелюбодей, трепещи… если ты, конечно, не Король.

Уже у самых стен башни — толстых, высоких, из кроваво-красного камня, специально привезенного из долин От-Мэрила, — смуглокожий спросил Юзена:

— Как тебя зовут, парень?

Тот почувствовал, как в груди поднимается волна ликования, почти благоговения перед добрыми господами: «Может быть, даже запомнят! Может быть, я им пригожусь! Неужто — повезло?»

— Юзен, — ответил он, не поднимая взора.

— Держи, — к ногам упал мешочек, в котором что-то звякнуло. — Дальше мы доберемся сами. Господин благодарит тебя.

Парень осмелился наконец посмотреть на обоих всадников. Потом изогнулся в поклоне, одновременно поднимая с мостовой мешочек. Пальцы не верили в то, что ощущали, слова сами срывались с языка:

— Рад был служить вам.

— Ступай, — сказал смуглокожий. И господа ускакали в сторону башенных ворот.

Юзен сглотнул и, все еще не веря выпавшему счастью, запихал увесистый мешочек подальше от возможных алчных взоров, за пазуху. Позабыв обо всем на свете, даже о празднике, он поспешил обратно к воротам (но уже к другим, прекрасно понимая, что Ркамур вряд ли пропустит его обратно просто так). Там, отыскав гонцовую калитку, тихонько сбросил засов и — под громкий смех, доносящийся из сторожевой башенки над воротами, — шмыгнул в ночь.