Снова не получив ответа от дичившихся "погорельцев", Онфим решил и отступиться от них, да вспомнил про азбуку, которую отец Сергий наказывал передать новичкам. Онфим встряхнул холщовый мешочек и, мотнув белобрысыми вихрами, протянул Ване золотистую, правильной формы липовую дощечку. На дощечке с обеих сторон были аккуратно вырезаны буквицы азбуки.

Из церкви выглянул маленький белобородый старичок, это и был отец Сергий, и махнул рукой сбившимся на поляне ребятишкам, те привычно и спешно двинулись на его зов. У входа мальчики чинно перекрестились, низко поклонились иконе, висевшей над дверью. Ваня и Вася, запоминающе приглядываясь, старательно повторили их движения, осенили себя крестным знамением, метнув "двоеперстие" правой руки - сложенные вместе указательный и средний пальцы - со лба на живот и с правого плеча на левое.

В церкви было светло и празднично от зажженных возле икон свечей, от яркими светляками горящих лампад. Монахи стояли лицом к небольшому возвышению, как потом узнают ребята, место это в восточной части церкви называется алтарем. Алтарь был отгорожен от средней части храма иконостасом - выстроенными в несколько ярусов рядами икон.

Уже знакомый ребятам игумен Арсений, непонятно, но красиво выпевая слова, читал лежавшую на столе в алтаре книгу. И что стол этот называется "престол", а книга, лежавшая перед Арсением, - Евангелие, и что игумен Арсений потому и зовется игуменом, что старший в монастыре, глава его, настоятель, - и это Вася и Ваня узнают потом, на уроках отца Сергия. А сейчас глаза торопились разглядеть и запомнить все вокруг.

- Служьба церковьная ведеть ся тако, - подсказал ребятам Онфим, вставая рядом с ними у северной стены храма, сбоку от алтаря, сюда привел своих учеников отец Сергий. Вася и Ваня запрокинули головы. Стены церкви были расписаны фресками, с них строго и тревожно глядели лики святых, их темные фигуры были облачены в ниспадающие мягкими складками одеяния. Казалось, что добрые, высокие люди с фресок со всех сторон обступают молящихся, ограждая их от напастей сомкнутым надежным кругом.

- Красота! - похвалился Онфим "погорельцам", робко стоявшим в стороне от остальных мальчиков. - Христолюбивый князь украсилъ есть церкъвь всякыми красотами, добре церкъвь украсилъ и иконы на золоте добрымь писаниемь устроилъ, яко же подобаеть церкъви на красоту.

Ни Ване не доводилось прежде бывать на церковной службе, ни Васе, но обоим представлялась она чем-то темным, давящим, тревожным, где грустные лица у всех и покорно опущенные головы. Здесь же оказалось все не так. И радостно - праздничный свет свечей и лампад, и добрые лики святых на фресках, и лица у всех осветленные, и покойные напевные голоса, и общий хор такой теплый, такой искренний, что все тревожившее ребят, пугавшее неизвестностью вдруг освободило их. Впервые на древнерусской земле им стало покойно, и подумалось вдруг, что все будет ладно, все будет хорошо. Не заметили ребята, как служба прошла, как произнесено было последнее "аминь".

Выступил вперед игумен Арсений. Каждое его слово старались понять ребята, не все разобрали, но в главное вникли.

- Многу печаль в сердьци своемь вижю васъ ради, чада, - говорил игумен Арсений. - Не тако скорбить мати, видящи чада своя боляща, яко же язъ, грешьныи отець вашь, видя вы боляща безаконьными делы. Молю васъ, братье и сынове, премените ся на лучьшее, обновите ся добрымь обновленiем! ". Страшьно есть, чада, въпасти въ гневъ Божiй. Какие казни отъ Бога не воспрiяхомъ? Не пленена ли бысть земля наша? Не взяти ли быша гради наши? Не вскоре ли падоша отьци и братья наша трупiемь на земли? Не ведены ли быша жены и чада наша въ пленъ? Не порабощени ли быхомъ оставшеи горкою си работою отъ иноплеменникъ? Се уже колико летъ продолжаеть ся томленiе, и мука, и голоди, морове животъ нашихъ, и въ сласть хлеба своего изъести не можемъ, и въздыханiе наше и печаль сушать кости наша. Кто же ны до сего доведе? Наше безаконье, наши греси, наше непослушанье, наше непокаянье. Доколе не отступимъ отъ грехъ нашихъ? Пощадимъ себе и чадъ своихъ. Азъ бо, грешьныи вашь пастухъ, повеленое Господомь творю, слово Его вамъ предаю. Убоите ся, въстрепещите отъ зла, сътворите добро! Послышались возгласы:

- Господи, вижь смиренiе наше, отпусти вся грехы наша, възврати ярость Свою отъ насъ!

Горькие слова проповеди отца Арсения заставили задуматься Ваню с Васей. Ведь им отныне здесь жить, видеть, как терзают Русь иноплеменники - татары, шведы и немцы, а быть может, и погибнуть под их мечом.

Монахи в смиренном поклоне подходили к игумену под благословение. Он возлагал им на головы свои руки и отпускал с благодатными словами молитвы.

Ваня заметил вдруг, что Онфим, прислонясь к стене, тонким металлическим стерженьком старательно выцарапывает на голубом поле фрески какие-то буквы. Делал он это украдкой, постоянно оглядываясь. Присмотревшись, Ваня сложил написанные буквы в слова, получилось странное заклинание: "Господи, помози рабу Твоему Онфиму! "

- Ты зачем стены портишь?! - Ваня возмущенно дернул Онфима за рукав и даже забыл подумать, что Онфим по-русски не понимает.

В ответ Онфим покачал белобрысой головой и протянул стерженек Ване:

- И ты тако напиши!

Ваня, сам не зная почему, послушно взял стерженек, мягко, как карандаш, легший в его ладонь, и тоже склонился над фреской.

Нижнее, свободное от росписей лазурное поле фрески оказалось почти сплошь исчерчено надписями. Здесь на разные голоса жалобно взывали к Богу чужие беды, горести, страхи:

... "Семенъ писалъ въ беде"... "Охъ душе грешенои"... "О Пресвятая Богородице, избави мя отъ беды"... "Охъ, охъ, тъшьно, Владыко, нету поряда"...

"А что, если это поможет спастись? " - с надеждой подумалось Ване, и, минуту помедлив, он процарапал на еще не исписанном голубом пятачке:

"Господи, помози... " Больше слов сюда не уместилось, но и этой коротенькой молитвой Ваня немного укрепился, отпустил давивший сердце неутолимый страх.

После службы отец Сергий повел своих подопечных через монастырский двор в низенькое бревенчатое здание, в просторной горнице которого стояли лавки. Мальчики быстро заняли свои места. Новеньких усадили на последнюю, стоявшую у стены скамью, здесь же примостился опекавший их Онфим, привычно разложив на коленях кусочки бересты.

Урок начался с молитвы. Стоя, мальчики хором повторяли за отцом Сергием знакомые Ване по бабушкиным чтениям слова молитвы Господней:

ОТЧЕ НАШЪ, ИЖЕ ЕСИ НА НЕБЕСЕХЪ, ДА СВЯТИТСЯ ИМЯ ТВОЕ:ДА ПРIИДЕТЪ ЦАРСТВIЕ ТВОЕ: ДА БУДЕТЪ ВОЛЯ ТВОЯ ЯКО НА НЕБЕСИ И НА ЗЕМЛИ: ХЛЕБЪ НАШЪ НАСУЩНЫЙ ДАЖДЬ НАМЪ ДНЕСЬ: И ОСТАВИ НАМЪ ДОЛГИ НАШЯ, ЯКО И МЫ ОСТАВЛЯЕМЪ ДОЛЖНИКОМЪ НАШЫМЪ: И НЕ ВВЕДИ НАСЪ ВЪ НАПАСТЬ, НО ИЗБАВИ НАСЪ ОТ ЛУКАВАГО: ЯКО ТВОЕ ЕСТЬ ЦАРСТВIЕ И СИЛА И СЛАВА ВО ВЕКИ. АМИНЬ.

Ваня и Вася шевелили губами, делали вид, что повторяют молитвенные слова, но губы боялись непонятных слов. Это не ускользнуло от внимательного взгляда отца Сергия, который, решив, что погорельцы еще не оправились от пережитого горя, не поставил им этого в укор.

После молитвы начался урок истории, как поняли мальчишки, прислушавшись к размеренному чтению толстой в обтянутых кожей досках книги:

- Володимеръ же князь седяше въ Кыеве и служьбы деяше идоломъ Перуну, Хорсу, Дажебогу, Мокоши. В лето 6496 иде Володимеръ съ вои на Корсунь градъ гречьскыи. И затвориша ся корсуняне во граде. Людье изнемогоша водною жажею и предаша ся. Въниде Володимеръ въ градъ и дружина его. И посла Володимеръ къ царю гречьску и рече: "Сеи градъ славьныи възяхъ, даи же сестру твою за мя, аще ли не даси, сътворю граду вашему, яко же и сему сътворихъ". Царь же гречьскъ глагола: "Не достоить хрестiяномъ за поганыя даяти. Аще ся крестиши, то и се получиши, и царство небесьное прiимеши, и съ нами единоверьникъ будеши". Рече же Володимеръ: "Прiиди съ сестрою и крести мя". Сестра же не хотяше ити: "Яко въ полонъ, рече, иду, луче бы ми сьде умьрети". И едва принудиша царицю ту. Она же седъши в кубару, целовавъши ужикы своя с плачемь, приде чрезъ море. И приде она къ Корсуню, и изъидоша корсуняне съ поклономь, и въведоша царицю въ градъ, и посадиша въ полате. В се время разболе ся Володимеръ очима и не видяше ничтоже. И рече къ нему царица: "Аще хощеши избыти болеъзни сiя, то въскоре крести ся". И Володимеръ повелъ крестити ся. И егда крести ся, ту и прозре. И приде Кыеву, повелъ идолы огневи предати. По семь же посла по всему граду, глаголя: "Аще не обрящеть кто заутра на реце богатъ ли, убогъ или нищь ли работьникъ, противенъ мне да будеть". Наутрiя же сниде ся безъ числа людiи крестити ся на Днепре. Вълезоша въ воду и стояху инiи до шеи, а друзiи до персiи, друзiи же младенци держаша, попове же молитвы твориша. И нача Володимеръ ставити по градомъ церкви и люди приводите на крещенье, и нача поимати у нарочитыя чади дети и даяти на ученье книжьное".