Пыль от взрыва еще носилась в воздухе, когда Льюис и Жанна увидели толпу, стремившуюся на набережную из широко открытых дверей завода. Жанна узнала эту толпу. Там были ее товарищи по плену и рабочие Камаре, сбившиеся в плотную группу с женщинами и детьми в центре. Почему же несчастные покинули убежище и бегут на эспланаду, где столкнутся с рассвирепевшими Веселыми ребятами, которые яростно, но тщетно старались разбить дверь дворца?

Последние еще не замечали новых противников, которых скрывала стена эспланады. Но Уильям Ферней с террасы увидел их и показал на них рукой. Его жестов никто не понял. Беглецы с завода беспрепятственно достигли двери, соединявшей набережную с эспланадой, и ворвались в нее.

Когда Веселые ребята заметили их, они разразились бурей проклятий. Прекратив бесполезное занятие, они схватили оружие и бросились на новых врагов.

Но теперь пришлось иметь дело уже не с невольниками. Вооруженные чем попало: кузнечными молотами, клещами, тяжелыми полосами железа, — рабочие сами ринулись вперед. Битва была ужасной. Оглушительные крики потрясали воздух. Потоки крови текли по эспланаде, уже заваленной жертвами ночного боя.

Закрыв глаза руками, Жанна Бакстон старалась не смотреть на страшное зрелище. Среди сражающихся у нее было столько друзей! Она волновалась за Барсака, за Амедея Флоранса, за чудесного доктора Шатоннея и особенно за Сен-Берена, которого так нежно любила.

Но вот свирепые крики начали стихать. Численность и лучшее оружие торжествовали. Отряд, вышедший из завода, раскололся. Часть с боем отступала к набережной, дорого отдавая каждый шаг, а другая была отброшена ко дворцу.

Этим не оставалось никакой надежды на спасение. Прижатые к стене, они видели перед собой Веселых ребят, а с высоты террасы Уильям Ферней и его компаньоны без всякого риска для себя расстреливали несчастных, которым даже некуда было бежать.

Внезапно у них вырвались крики радости. Дверь, у которой они столпились, широко открылась, и на пороге появилась Жанна Бакстон. Теснимые врагами, беглецы устремились во дворец, в то время как Жанна и Льюис выстрелами сдерживали наступающих.

Изумленные этим вмешательством, ничего не понимая, Веселые ребята заколебались на одно мгновение. Опомнившись, они бросились на приступ, но поздно. Тяжелая дверь снова захлопнулась.

Накрепко заперев дверь, беглецы занялись многочисленными ранеными. С помощью Барсака и Амедея Флоранса, который сам получил легкую рану, Жанна заботилась о тех, кого причудливая судьба заставила искать спасения в жилище их неумолимого врага.

Когда перевязки были закончены, другая забота встала перед девушкой — накормить несчастных, в продолжение нескольких суток жестоко страдавших от голода. Но удастся ли это, найдется ли во дворце пищи на столько ртов? После тщательных поисков пищи во всех этажах людей кое-как накормили. Но положение все же оставалось крайне серьезным, неизбежная развязка, казалось, лишь отодвинулась на несколько часов.

Было одиннадцать часов утра. Взрывы продолжались; на эспланаде слышался крик Веселых ребят, которые время от времени напрасно штурмовали дверь, а с террасы доносились проклятия Уильяма Фернея и его компаньонов. Люди привыкают ко всему; постепенно Жанна и ее товарищи свыклись и с этим шумом и грохотом. Беглецы сознавали, что их крепость почти неприступна, и все меньше думали об озлобленных наступающих врагах.

Как только нашлось время, Жанна Бакстон спросила Амедея Флоранса, почему они покинули завод и приняли бой на эспланаде в таких невыгодных условиях. Репортер поведал, что случилось после ее ухода. Он рассказал, как Тонгане наконец подал долгожданный сигнал и как Марсель Камаре переправил в центральный квартал несколько пачек динамита и большое количество холодного оружия, без ведома белых обитателей Блекленда. Закончив эту первую операцию около одиннадцати часов вечера, осажденные собрались около двери, готовые вмешаться в битву, как только она начнется. Тогда-то они и заметили отсутствие Жанны Бакстон.

Амедей Флоранс описал девушке отчаяние Сен-Берена, которого, конечно, и теперь еще мучит жестокое беспокойство, если он пережил последнюю битву.

Полчаса спустя после отправки оружия раздался взрыв. Это Тонгане разрушил одну из дверей черного квартала. Хижины запылали, а рабы рассыпались по Гражданскому корпусу, убивая всех встречных, судя по крикам, которые оттуда доносились.

Остальное Жанна видела. Она знала, что негры были отброшены с эспланады так быстро, что им не успели прийти на помощь. Рабочие, правда, вышли с завода, но им пришлось быстро отступить, так как большинство невольников уже бежало.

Вынужденные снова укрыться на заводе, осажденные провели томительную ночь. Неудача восстания не позволяла надеяться, что они сумеют покончить с Гарри Киллером. И им пришлось быть свидетелями тех беспрестанных взрывов, причины которых Жанна не могла понять.

Амедей Флоранс объяснил ей, что они были делом Марселя Камаре, который окончательно сошел с ума.

Камаре, гениальный изобретатель, всегда был на грани сумасшествия, как показывали его многочисленные странности, несовместимые со здравым, уравновешенным умом. События последнего месяца привели его к полному безумию.

Разоблачения, сделанные бежавшими из дворца пленниками Гарри Киллера, нанесли первый удар. Вторым, еще более жестоким, были признания Даниэля Франа, советника, раненного при взрыве планера. Узнав всю истину, Камаре неумолимо приближался к потере рассудка. Жанна Бакстон припомнила, как часто он запирался в своем жилище, с каким печальным и сумрачным видом проходил по мастерским, когда ему приходилось там бывать.

Посылка оружия Тонгане была его последним сознательным поступком. Когда раздался взрыв и пламя осветило невольничий квартал и Гражданский корпус, те, кто был около инженера, видели, как он внезапно побледнел и поднес руку к горлу, словно задыхаясь. При этом он быстро бормотал какие-то бессвязные слова. Можно было только понять: «Гибель моего дела! Гибель моего дела!» — без конца повторяемые тихим голосом.

Долгое время, может быть, целую четверть часа, Марсель Камаре произносил эти слова, беспрестанно качая головой, потом вдруг выпрямился и, ударив себя в грудь, закричал: «Бог проклял Блекленд!..»

В его сознании богом, очевидно, был он сам, судя по жестам, которыми сопровождались проклятия.

Его не успели остановить, и он убежал, громко повторяя совершенно чужим голосом: «Бог проклял Блекленд!.. Бог проклял Блекленд!..»

Он укрылся в башне, поднявшись на самый верх и закрыв за собой все двери. Защитная система башни была такой же, как и во дворце, и добраться до него было так же невозможно, как Гарри Киллеру спуститься с террасы, где его заперла Жанна. Пока Камаре поднимался на башню, слышался его голос, повторявший с возрастающей силой: «Бог проклял Блекленд!.. Бог проклял Блекленд!..»

И почти сейчас же раздался первый взрыв.

Под предводительством Риго, удрученного таким состоянием обожаемого им гения, несколько рабочих, несмотря на свою слабость, бросились на завод и попытались изолировать башню, выключив ток. Но у Камаре имелся аварийный запас энергии и даже динамо, работавшие на жидком воздухе, и этого ему было достаточно на несколько дней. Взрывы не умолкали. Зато «осы» прекратили защитный хоровод и попадали в ров. Тогда снова дали ток в башню, и Камаре, несмотря на свое безумие, тотчас привел «ос» в действие.

Так прошла ночь в постоянном нервном напряжении. На рассвете Марсель Камаре показался на площадке башни. С этого возвышенного пункта он произнес длинную речь, но уловить из нее можно было только отрывочные слова: «Божий гнев», «небесный огонь», «всеобщее разрушение». Стало ясно, что безумие не покинуло его. Камаре закончил речь криком, слышным во всех концах завода: «Бегите!.. Бегите все!..» — и снова скрылся в башне.

И тогда прогремел первый взрыв уже на левом берегу. Этот взрыв на самом заводе испугал его обитателей. Они решили испытать судьбу, так как выбирать приходилось только между двумя способами смерти.