— Он даже не защищался! — сказала Валя. — Большой, а такой смирный.

— Кто? Это ручейник-то смирный? Иван Гермогенович засмеялся.

— Ну, совсем уж не такой тихоня, — сказал он. — Под водой ручейник никому не даёт спуску. Этот прожорливый хищник нападает на крошечных раков, на личинки насекомых, а нередко пожирает даже своих родичей.

— Такой разбойник?

— Самый настоящий разбойник… А посмотрите, как выходит он на охоту. О, вооружён ручейник просто замечательно. Ведь он, каналья, закован, точно рыцарь большой дороги, в крепкую, непроницаемую броню. Да что рыцарь! Рыцари надевали только латы, шлемы и кольчугу, а этот господин таскает на себе целую крепость.

— Он, значит, сидит в ней, как в танке? — спросила Валя.

— Не совсем так, — сказал Иван Гермогенович, — потому что танкисты сами едут в танке, а ручейник таскает свой танк на себе.

Валя поглядела на каменную глыбу и покачала головой.

— Такая тяжесть, ой-ой-ой!

— Однако не у всех ручейников такие тяжёлые дома, — сказал Иван Гермогенович. — Там, где растут камыши и на дно падают кусочки сухого камыша, ручейники устраивают своё жилище внутри камышинок, а там, где дно песчаное или каменистое, они соединяют вместе камешки, ракушки, песчинки и строят из них свои дома-крепости. Можно, впрочем, встретить домики ручейников, построенные из самых простых листиков, которые падают в воду.

— А почему у него два входа в домик: один большой, а другой маленький?

— Для того, — ответил Иван Гермогенович, — чтобы вода свободно проходила через весь домик.

— А зачем ей проходить?

— Как это зачем? — удивился профессор. — Ведь дом ручейника всегда полон воды. А если она не будет меняться, стены дома покроются плесенью, и крепость этого хищника возьмут штурмом миллионы разных бактерий. Для них стоячая вода — то же самое, что для нас с вами воздух.

— Но как вы ловко придумали прогнать его! — с восхищением сказал Карик.

— О, — скромно ответил Иван Гермогенович, — это не моё изобретение. Помню, в детстве мы, ребята, частенько добывали ручейников таким способом. Бывало, вставишь соломинку в чёрный ход, а ручейник уже выглядывает из парадного. Шевельнёшь слегка — и он уже падает на ладонь.

— Зачем? — с удивлением спросил Карик.

— А мы ловили рыбу на ручейника! — ответил профессор. — Как насадка — это очень ценное существо.

— Рыбу? — переспросил Карик. Он даже подпрыгнул. — И хорошо клюёт на него?

Профессор засмеялся:

— Да ты не рыболов ли? Ишь как загорелся весь.

— Ого! — замахал руками Карик. — Рыба… Да я могу хоть целый месяц просидеть с удочкой…

— И как? Удачно ловишь?

— Нет, — честно сознался Карик. — Мне почему-то не везёт.

— Вот как! Ну, тогда я скажу тебе: почаще лови на личинку ручейника. Лучшей насадки на крючок, чем эта самая личинка, нет и не было.

— Надо попробовать.

— А как же он теперь, этот ручейник… без чехла? — спросила Валя. — Пропадёт?

— Не пропадёт! — беспечно сказал Иван Гермогенович. — Пока мы разговариваем, он, наверное, уже полдомика себе построил… Да ты не бойся. Он не погибнет… Вырастет, а потом превратится в летающее насекомое.

— Он? В летающее?

— Ну да, — сказал Иван Гермогенович, волоча по земле тяжёлый лепесток. — Превратится в насекомое, очень похожее на ночную бабочку… Впрочем, ручейник — мастер не только летать. Он неплохо бегает и по земле, и по воде. А когда наступает время откладывать яички, он спускается под воду и здесь прикрепляет свою икру-яички к водяным растениям.

Иван Гермогенович окинул взглядом гору веток, листьев, лепестков, которые они натаскали во время разговора, и сказал:

— Ну хватит. А то мы так завалили вход. что нам самим в пещеру не пробраться… Залезайте!

Карик и Валя долго просить себя не заставили. Они перескочили через кучу веток и осторожно вошли в полутёмный, низкий коридор.

В самом конце еле-еле заметно светилась узкая щель.

Ребята шли в темноте, ощупывая стены руками. Ноги ступали будто по мягкому, нежному ковру.

Такими же мягкими, шелковистыми были и стены.

Карик поднял руку, пощупал потолок.

— И тут мягко! — удивился он.

Ребята дошли до конца коридора и остановились перед круглой дырой. Холодный ветер дунул по ногам.

— Эту форточку надо закрыть! — сказал Карик. — Мама не велела на сквозняке сидеть.

Карик вернулся, принёс мягкий лепесток, скомкал его и крепко забил лепестком отверстие.

— Теперь не дует, — сказала Валя, — но зато стало очень темно. Идём обратно.

Ребята вернулись к входу в пещеру, где копошился среди веток, листьев и лепестков профессор.

— Ну как? Понравился дом? — спросил Иван Гермогенович. — Жить можно?

— Кругом ковры, ковры! — весело сказал Карик. — Очень неплохо живёт ручейник.

— Недурно! — согласился Иван Гермогенович. — Между прочим, эти ковры не простые. Если кто-нибудь захочет вытащить ручейника из домика, он уцепится за них крючками, и тогда уж никакая сила его не сдвинет… Однако за дело, друзья мои! Помогите-ка мне заложить вход, а то ещё ночью к нам заберётся какой-нибудь нежданный, непрошеный гость!

Профессор с помощью ребят навалил у входа кучу корней, на них положил ветки, а на ветки — лепестки. Получилась настоящая баррикада. Только сверху оставалась узкая щель, через которую в дом ручейника проникал синий ночной свет.

— Прекрасно, — сказал профессор. — Теперь уж к нам никто не заберётся. Располагайтесь, друзья мои. Отдыхайте.

Ребята выбрали в углу, у самой стены, удобное местечко, растянулись на пушистом коврике и крепко-крепко прижались друг к другу. Профессор лёг рядом.

Отважные путешественники притихли, слушая, как за стенами домика шумит ночной печальный ветер и как уныло скрипят травяные деревья.

Сверху с мокрых листьев падали на крышу тяжёлые, словно чугунные ядра, капли воды. В домике было тепло и сухо.

Профессор и ребята растянулись на полу. Ковры были мягкие, как пуховики. Но путешественники долго не могли заснуть.

Это была их первая ночь в странном, новом для них мире, где за один только день они так много пережили и встретили так много опасностей. Сквозь щели баррикады просвечивало тёмное ночное небо, и в небе мерцали огромные звезды.

Валя лежала с открытыми глазами. Она смотрела не отрываясь на голубую звезду, которая висела над входом в пещеру. Звезда была такая большая, как полная луна, но только часто-часто мерцала. Вот так и дома, когда лежишь в кровати и смотришь в окно, перед глазами качается большой, похожий на луну, весёлый уличный фонарь.

Валя вспомнила дробное позвякивание трамваев, хриплые, сердитые гудки автомобилей и быстрые светлые полосы, которые бегут по окнам, будто догоняя одна другую. Она закрыла глаза.

На минуту ей показалось, что она лежит у себя дома в тёплой кровати и слушает весёлый уличный шум.

Дверь в соседнюю комнату приоткрыта, из-под двери виднеется жёлтая полоска света. В столовой мама убирает посуду. Гремят тарелки и чашки, звенят чайные ложечки. Перемыв посуду, мама смахивает со стола крошки, накрывает стол чистой белой скатертью.

Валя вздохнула. Она вспомнила крошки сыра, которые оставались утром на столе после завтрака, и проглотила слюну.

Ах, если бы вот сюда, вот в эту пещеру, хоть бы одну крошку сыра, такого свежего и вкусного! Этой крошки, конечно, хватило бы на ужин и профессору, и ей, и Карику да и на завтрак осталось бы немного. И Валя вздохнула снова.

А может быть, они навсегда останутся в этом страшном мире?

Вернутся ли они домой? Увидят ли они маму?

— Мама плачет, наверное, — тихонько сказала Валя.

— Плачет, — согласился Карик, — ясно, плачет. Ребята задумались.

Что-то делает сейчас мама? Может быть, лежит одетая на кровати и при каждом шорохе поднимает голову с подушки и все прислушивается: не идут ли её ребята?

На столе стоит, покрытый салфеткой, ужин, оставленный для них. В столовой тихо постукивают часы. В тёмном углу возится кошка. На глаза Вали навернулись слёзы. Она потихоньку вытерла их кулаком и крепко зажмурилась.