– Нет, нет. Гас, ни в коем случае! Неужели вы не понимаете? Сначала ведь надо узнать, кто этот развратный негодяй!

– А я узнаю. Выбью из нее всю правду...

– Нет, так не годится. Поймите, Гас, у меня ведь нет никаких конкретных доказательств.

– Тогда откуда тебе это известно?

– В этот вторник я, сам не знаю почему, встал необычно рано, еще до рассвета. И когда спускался вниз по лестнице, то, совершенно случайно бросив взгляд в коридор второго этажа, увидел, как кто-то, крадучись, выходит из вашей с Яной спальни. Мужчина. Он тоже меня заметил и тут же нырнул обратно. Но вот кто это был, мне, к сожалению, рассмотреть не удалось, потому что было еще совсем темно. Поэтому я и говорю: а вдруг она от всего откажется? И что тогда? Нет, Гас, его надо поймать с поличным. Только так можно все выяснить точно и до конца.

– Ну, допустим, ты прав. Но как? Как его поймать с поличным?

– Значит, сделаем так. Идите к себе, но ничего Яне не говорите. Просто ложитесь спать, как будто ничего не произошло. А завтра встанете, как всегда, в четыре часа утра. Я же прямо сейчас пойду разбужу Джимми и предупрежу его, чтобы утром он не ждал вас, как обычно, внизу, а сразу же ехал на бензозаправку, залил бак доверху и после этого вернулся за вами. А когда Джим отъедет, вы подниметесь на лестничную площадку третьего этажа, а оттуда мы с вами и увидим, придет ли кто тайком к вашей жене. Понимаете? Вот тогда вы и получите, как любят говорить господа следователи, неопровержимые доказательства. Ну а уж что вам делать потом, Гас, решите сами...

– Моя Яна? Не могу поверить, что она... Господи, что же это за напасть такая? За что, ну за что мне все это, за какие такие грехи? Сначала Генри, потом Тина, теперь моя Яна...

– Сделайте, как я сказал, Гас.

Тяжело покачав головой, старик механически произнес:

– Что ж, по-твоему так по-твоему...

После того как они вошли в дом и там расстались, Верн долго еще стоял на лестничной площадке третьего этажа, нервно ожидая звуков скандала внизу, в комнате Гаса. Но в доме, как обычно, все было тихо. Убедившись, что старик на самом деле намерен сделать все по его плану, Верн с облегчением вздохнул. Самая трудная и опасная его часть прошла без сучка и задоринки. Остальное теперь дело техники.

Стараясь ступать как можно тише, он спустился вниз, добрался до комнаты Рика Стассена, не постучавшись вошел и молча включил свет. Рик мгновенно сел на постели, от удивления широко раскрыв почему-то вдруг перекосившийся рот.

– В чем дело, Локтер? Что случилось?

Верн присел на краешек кровати и спокойным тоном, не повышая голоса, сказал:

– Да успокойся ты, Рик. Ничего не случилось. Все в порядке, ничего особенного. – Он закурил сигарету и, слегка прищурившись, загадочно усмехнулся. – Послушай, Рик, а чего это ты вдруг так всполошился? Совесть проснулась или что-либо в этом роде?

– Чего тебе надо, Верн? Зачем ты пришел? Ты знаешь, сколько сейчас времени? Мне же рано вставать.

– Даже раньше, чем тебе кажется. У тебя есть будильник?

Рик показал пальцем:

– Конечно, вон он. На тумбочке. А что?

– Значит, так, Рик, слушай меня внимательно и запоминай. Гас хочет, чтобы завтра на рынок с ним поехал не новенький паренек, а ты. Предстоит купить какой-то там жутко крупный мясной заказ. Кроме того, он хочет, чтобы ты его разбудил. Ровно в четыре. Понял?.. Очень хорошо. А теперь давай ставь будильник... Да, и вот еще что. Чтобы не будить его жену, в дверь не стучи и свет не включай. Просто тихо, как мышь, войди внутрь и слегка его потряси; только и всего.

– Хорошо.

– Я обещал ему, что предупрежу тебя и что все будет в порядке.

Верн встал, подошел к двери, но, уже положив ладонь на руку, вдруг повернулся. Будто что-то забыл.

– Если услышишь, как отъезжает ваш фургон, не обращай внимания. Я сам слышал, как старик просил Джимми съездить на заправку и вернуться. А вы его будете ждать.

Он выключил свет и вышел, аккуратно закрыв за собой дверь. Затем, стараясь не шуметь, прошел через кухню в торговый зал магазина, прямо к мясному отделу. Там с усилием выдернул из разделочной колоды острый секач. Покачал его в правой руке, как бы проверяя на вес, затем засунул за пояс. На всякий случай под рубашку, чтобы не слишком бросался в глаза.

Именно в этот момент Верна почему-то вдруг охватило пока еще не совсем понятное сомнение в успехе его, как ему казалось, тщательно спланированного дела. Он понял, что совершил одну, всего одну, но на редкость глупую и очевидную ошибку – не было абсолютно никакой необходимости втягивать в него Яну! Ведь все можно было сделать точно так же, не прикасаясь к жене Гаса. Тем самым вообще избежав каких-либо элементов риска. А теперь? Предположим, старик не убьет ее сразу, тогда она заговорит, затем заговорит и сам Гас, а этому чертову Ровелю не составит особого труда сложить два и два... Вот если бы Верн ее вообще не трогал, тогда совсем другое дело, тогда ей не осталось бы ничего иного, кроме как отрицать факт ее связи с Риком Стассеном. А сделать это было бы на редкость трудно, учитывая, что Гас поймал его в своей спальне... Как же он мог допустить такую ошибку? Почему ему вдруг изменил здравый смысл? Так Верн стоял до тех пор, пока неожиданное сомнение не стало постепенно ослабевать, а потом и вообще исчезло. В конце концов, старик ведь наверняка будет настолько вне себя, что вряд ли оставит в живых и этого подлеца Стассена, и эту неверную змею Яну...

Он вернулся к себе, спрятал секач в своей комнате, затем разбудил Джимми Довера, сунул ему в руку пять долларов и передал указание Гаса утром сначала съездить заправить фургон, а уже потом вернуться за стариком, чтобы, как всегда, вместе отправиться на рынок. Когда Верн опять оказался у себя в комнате, часы показывали уже четверть первого. Он выключил настольную лампу, присел на краешек кровати. Нет, спать ему сегодня не стоит. Слишком мало осталось времени для решающих дел.

Поль Дармонд лежал в полной темноте, сцепив пальцы рук на затылке, и вспоминал, как великолепно выглядела Бонни, когда, выйдя из машины, грациозно вышагивала длинными стройными ногами... Люминесцентные стрелки часов на тумбочке у постели показывали начало четвертого. Поль не очень-то верил в предчувствия, но сегодня ночью он уже несколько раз засыпал и столько же раз просыпался с навязчивой мыслью, что больше никогда ее не увидит, что она так и останется для него всего лишь воспоминанием...

Наконец, откинув покрывало в сторону, он сел в постели. Затем широко зевнул, встал, не зажигая света, оделся. Когда он вышел на улицу, его наручные часы показывали уже три тридцать. Поль решительно зашагал... в сторону противоположную от старого дома Гаса и его бакалейного магазина. Прошел несколько кварталов, остановился, постоял на углу, повернулся и не менее решительно зашагал назад. Проходя мимо своего дома, он невольно замедлил шаги. Детство, конечно, но Поль почему-то точно знал, что ему станет намного легче, если он хотя бы пройдет мимо дома, где она спит. Эх, знать бы, где ее окно...

За пару кварталов до дома Гаса он, сам не зная почему, ускорил шаги, поскольку вдруг почувствовал странное беспокойство и необычное покалывание в затылке.

Но, подойдя, увидел, что дом стоит как ни в чем не бывало. Огромный, темный, молчаливый. Поль тоже постоял в теплой ночи на узеньком тротуаре, глядя на окна третьего этажа. Совсем как томящийся от неразделенной любви подросток...

Загоревшееся вдруг окно на втором этаже сначала привело его в замешательство, но потом он подумал, что это, наверное, Гас собирается на рынок.

Но еще более неожиданный пронзительный вопль вонзился в него, словно раскаленный нож в обнаженное тело! Подобного Полю еще никогда в жизни не доводилось слышать... Он бросился к парадному входу в дом, но, когда взбежал по ступенькам крыльца, вопли вдруг прекратились. Так же внезапно, как и начались... Поль с силой рванул на себя дверь и побежал по лестнице вверх...