— Мне жаль, что я вынужден положить конец вашим надеждам. — Дарвин снова набросил на лежащего плед. — Он умрет в течение года. Вы заставили меня проделать долгий путь, Малькольм Макларен. Ваша преданность заслуживает лучшей награды.

Макларен быстро оглянулся на дверь.

— О чем это вы, доктор?

Дарвин показал на дверь и окно.

— Если хотите, пусть все остальные тоже заходят. Они переживают не меньше вашего, к чему вынуждать их прятаться и подслушивать исподтишка?

— Вы думаете… — Макларен замялся.

— Ступайте, дружище, и приведите их. — Дарвин снова склонился над неподвижной фигурой на кровати. — А коли вы все еще волнуетесь, много ли я знаю и умею ли держать язык за зубами, — извольте, могу рассказать вам одну историю, повесть о верности и отчаянии. О человеке, который вполне мог бы оказаться на месте вашего друга, — он коснулся гладкого чела лежащего в беспамятстве пациента, — и который вернулся на родину после многих лет пребывания на чужбине. Произошел несчастный случай. Будем считать это несчастным случаем, хотя меч или секира оставили бы ровно такую же рану. После трагедии о больном всячески заботились, и местные врачи сделали все, что только было в их силах, однако улучшения не произошло. Наконец, невзирая на ежедневные мышечные упражнения и наилучшую пищу, какую только можно достать, раненый начал слабеть, проявлять признаки ухудшения. Единственное, на что еще можно было надеяться, это совет и лечение более опытного врача. Но как получить подобный совет, не раскрывая тайны и не рискуя навлечь на себя гнев властей, все еще пылающих жаждой мести?

— И правда, как? — со вздохом подтвердил Малькольм Макларен, подходя к двери.

Несколько слов по-гэльски, и в комнату потянулась вереница скорбных мужчин и женщин. Каждый из них подходил к кровати, на миг преклонял колени, а затем отходил к стене. Когда все вошли, Макларен опять обратился к ним. На сей раз речь оказалась длиннее. Дарвин видел, как лица горцев словно бы увядали и сморщивались по мере того, как надежда покидала их.

— Я рассказал им, — произнес Макларен, снова поворачиваясь к кровати.

Доктор кивнул.

— Я видел.

— Они отважные люди и стойко вынесут любое известие. Но вам-то я ничего не говорил, ни единого слова — а вы все равно все знаете. Как, откуда? — Голос шотландца срывался, однако голова была гордо поднята. — Неужто вы наделены даром, на который притязает Гогенгейм, и способны постичь любую тайну посредством магии?

— Никогда не притязал на то, что, по глубокому моему убеждению, ни одному смертному не по силам. — Дарвин опять шагнул к постели и осторожно повернул голову лежащего набок. — Я действую методами куда более простыми, доступными всем и каждому. Если вы не против, позвольте продолжить мою историю. Так вот, человеку, о котором шла речь, требовалась помощь другого врача — если ему вообще еще могло что-то помочь. Не стану сейчас разыгрывать тут излишнюю скромность — к чему отрицать очевидное? За последние несколько лет я приобрел во всей Англии — да-да, и даже, поверьте, друзья, по всей Европе — репутацию источника последней надежды, способного прийти на помощь в самых сложных медицинских случаях. Будем считать, что так оно и есть и что мое имя стало известно и здесь, в этих краях. Засим, в данном случае я, вероятно, мог бы помочь — или хотя бы подтвердить худшее. Но прямо обратиться за помощью для пациента, который находится вне закона и отправлен в изгнание — не говоря уже о том, что принадлежит к числу особ королевской крови… немыслимо! Необходимо было придумать какую-то уловку, дающую повод для осмотра, но притом не открывающую истины. Кроме того, если состояние больного не позволяло перевезти его на большое расстояние, надо было как-то устроить, чтобы сам врач приехал в Шотландию.

Он помолчал и взглянул на Макларена.

— Кто продумывал детали плана?

Макларен сидел на каменном полу, подперев подбородок руками.

— Я, — негромко произнес он. — И, Бог свидетель, не из любви к обману, а лишь от отчаяния. Но все равно не понимаю, как вы обо всем прознали.

— Подозрения зародились у меня еще до отъезда из Личфилда. Вы последовали первому правилу успешного обмана: опираться на реальные факты и как можно меньше выдумывать. Однако с двойной наживкой — несметное сокровище и фантастическое животное — вы переборщили. Чудовища Лох-Малкирка, одного, без всяких дальнейших приукрашательств, вполне хватило бы, чтобы привести меня сюда. Вы об этом не знали — поэтому пришлось добавить галеон и золотые слитки, о которых должен был поведать мне умирающий.

Макларен виновато улыбнулся.

— Но ведь план сработал. Вы приехали, что, признаться, меня удивило. Так где же здесь ошибка?

— Ваш план дал сбой не на основных сюжетных ходах, а на всяких мелочах. Вы наняли хороших актеров — без них тут было никак не обойтись, — и они прекрасно вжились в роли, во всяком случае, доктора Монктона им обмануть удалось без труда. Кроме того, подозреваю, вы велели им опасаться моего осмотра, потому что я непременно разоблачил бы притворство. Зато там оказался полковник Поул, и он-то как раз сумел разглядеть то, что ускользнуло от внимания Монктона. Откуда у лудильщика могли оказаться руки джентльмена, и почему бред не сопровождался горячкой?

— Мы недостаточно тщательно отбирали актеров — но вы все равно приехали. Почему? Не понимаю.

— Причина не в сокровищах и даже не в дьяволе. Причина — наживка, о которой вы и не предполагали, — сама тайна. Еще до отъезда из Личфилда я спрашивал у себя — зачем кому-либо так стараться заманить меня сюда, за триста миль от дома? Это-то любопытство и стало моим главным мотивом — но что было мотивом для них, тех, кто заманивал меня? С самого первого момента я был крайне заинтригован, а когда наконец добрался сюда, впал в еще большее недоумение. Ибо тут оказался Гогенгейм, а я, хоть убей, не мог представить себе, как он вписывается в общую картину.

Макларен обвел взглядом кольцо скорбных лиц и пожал плечами.

— Доктор Дарвин, я обещал рассказать вам правду и сдержу слово. Но клянусь этим самым человеком, который лежит сейчас беспомощный перед нами — а для меня нет клятвы выше, чем имя принца Чарльза Эдуарда! — я понятия не имею, зачем приехал Гогенгейм. Он ни в коей мере не входил в мой план, и его появление меня просто ошеломило. Простите, что вас разочаровываю.

— Ничуть не разочаровываете, — возразил Дарвин, удовлетворенно качая головой. — То, что вы сейчас рассказали, дополняет всю картину, и теперь я сам могу сообщить вам ответ. Что до того, каким образом Гогенгейм сразу же по моем приезде узнал, что я врач, загадки не составляет. Вы сами сообщили ему, машинально упомянув, что в Малкирк едет «доктор Дарвин». С тех пор Гогенгейм так и думал обо мне как о «докторе», но при первом же нашем разговоре это обстоятельство сильно смутило меня и сбило с толку. Что же до всего остального, Гогенгейм невольно оказался просто-напросто отвлекающим фактором, тем самым пунктом, в котором ваш замысел претерпел дополнительное осложнение. Вспомните об инструменте, посредством которого ваш план был приведен в исполнение — о наемных актерах, — и вы все поймете. Гогенгейм…

Тишину ночи внезапно прорезал поразительно громкий и близкий пушечный выстрел. Дарвин с Маклареном в смятении переглянулись. Меж восточных холмов прокатилось звонкое эхо, дверь дома задрожала.

Да это же не испанский галеон! Джейкоб Поул знал это наверняка — понял с первого же момента, как в отсветах пламени разглядел очертания корабля. В белом, пронизывающем свете подводного факела все выделялось с поразительной отчетливостью, и даже наносы ила и ржавчина на железных частях ничего не скрывали. Человек несведущий в морском деле, пожалуй, и обманулся бы, ибо сходство было все-таки довольно велико, но Поула оно в заблуждение не ввело. Открытие его ошеломило. Пред ним лежало обычное торговое судно, каких много близ этих берегов: высокая корма, три мачты — он достаточно насмотрелся на такие в английских и ирландских водах. Никак не тот галеон, что они искали. А Гогенгейм и Зумаль ничего не подозревали!