– Я не мог, сэр. Оно было написано мелом на школьной доске.

– Ах вот как? Мелом на школьной доске? Что же, мистер Стоунекс учился читать и писать?

Присяжные и зрители засмеялись, но я к ним не присоединился. Внезапно я вспомнил инцидент, о котором до этого начисто забыл. Когда мы приступали к чаепитию, наш хозяин рассеянно стер надпись с грифельной доски, стоявшей на пристенном столике. Не значило ли это, что и весь рассказ Перкинса правдив?

Передо мной лежали все фрагменты головоломки, но я не мог составить из них картину. Прежде я выработал гипотезу с неизвестным братом, но как же тогда послание и пакет? Надпись мелом и пакет заставляли предположить, что мистер Стоунекс сам готовил ловушку для Перкинса. Я не исключал, что старый джентльмен на это способен, поскольку помнил, как он перед самым нашим уходом хладнокровно оправдывал возможность убийства. Однако жертвой пал он сам, и убийца, кто бы он ни был, кипел такой яростью, что до неузнаваемости изуродовал лицо покойника.

До неузнаваемости! Поразительная гипотеза пришла мне в голову. Она объясняла изуродованное лицо жертвы ненавистью между братьями. Она же позволяла понять, в какого рода ловушку заманили Перкинса и с какой целью это было сделано. Более того, я наконец сообразил, почему было так важно найти завещание, ибо я теперь уверился в том, что его-то мистер Стоунекс и искал.

С нескрываемым презрением коронер продолжал:

– Значит, вы действительно возвращались в половине шестого?

– Да, сэр. Я стучал много раз, но никто не откликнулся, а дверь в этот раз оказалась заперта. Так что я взял пакет домой. Когда же я услышал, что старый джентльмен найден убитым, я решил никому не говорить о пакете. Мне было страшно. Правда, пакет я не прятал. Просто отнес в кухню и положил в надежное место.

– Уйдя оттуда, где вы находились до десяти минут седьмого?

– Я пошел прямо домой, сэр. Со мной была жена – спросите ее, она подтвердит.

– Не сомневаюсь. Поскольку уж речь зашла о вашей жене, как долго вы состоите в браке?

– Почти четыре года, сэр.

– А сколько у вас детей?

– Четверо.

– Вам, должно быть, не хватает денег.

– Времена трудные, сэр.

– С каких пор вы носили мистеру Стоунексу обеды?

– Начал год назад, сэр.

– Вы слышали разговоры о том, что он богач?

– Да, сэр.

– И вам известно, что он всячески оберегал свой дом от грабителей?

– Да, сэр.

– Вы знакомы с этой женщиной – Баббош?

– Сэр, кто ж не знает тетушку Мег.

– Вы с ней судачили о мистере Стоунексе?

– Мы иногда говорили между собой о нем и его странностях.

– А не случалось ли вам обсуждать, как бы ей впустить вас в дом, чтобы вы могли ограбить старого джентльмена?

– Нет, сэр.

– Констебли, уведите его, – проговорил коронер, словно бы внезапно устав допрашивать Перкинса.

Следующим был я. Пока я пробирался на свидетельское место, Слэттери послал мне самую очаровательную из своих улыбок, а Остин сверлил меня взглядом, белый как мел и несчастный.

Когда я ответил на несколько вопросов и коронер меня поблагодарил, я добавил:

– С вашего разрешения, мистер Аттард, мне кажется, я мог бы предложить гипотезу, объясняющую все загадки этого дела.

Коронер явно удивился, но ответил очень любезно:

– И сам я, и, уверен, присяжные будем очень благодарны за помощь такого выдающегося ученого, как вы, доктор Куртин.

– Спасибо, мистер Аттард. Мне кажется, сержант был прав, когда предположил, что мистер Стоунекс вчера днем ожидал посетителя. Прежде всего: в разговоре со мной он упомянул, что ребенком играл в этом доме со своим братом.

Публика зашепталась, и коронер произнес:

Я живу в этом городе с рождения и никогда не слышал, чтобы у покойного был брат.

– Именно. Вот почему это замечание так важно; и я уверен, оно вырвалось у мистера Стоунекса невольно. Он проговорился, следуя своим мыслям.

– Вы хотите сказать, – спросил коронер с удивленным видом, – что у него был незаконный брат?

– Нет, мистер коронер. По-моему, этот брат был законный, хотя, возможно, сводный – от более раннего и тайного брака. Я предполагаю, что он был старше покойного и его сестры.

– Бурная личная жизнь его отца ни для кого не была секретом, – серьезно заметил коронер.

Я кивнул, вспоминая портрет мистера Стоунекса-старшего и слова старика о его наклонности к беспутству.

– Я подозреваю, что брат имел над ним некоторую власть и занимался шантажом.

– Вы хотите сказать, что покойный обманул его с наследством?

– Возможно. Предположим, мать старшего брата еще была жива, когда отец вступил в брак с матерью мистера Стоунекса и его сестры; зная об этом, старший брат мог бы доказать, что прочие дети – незаконные, и имел бы больше прав на отцовское наследство, чем они. Быть может, он долгие годы шантажировал покойного. Как бы то ни было, согласно моим догадкам, мистер Стоунекс проговорился о его предстоящем приходе и тем ускорил трагедию.

– Так вот почему мистер Стоунекс так внезапно перенес время чаепития? – предположил коронер.

– Именно. Более того, подозреваю, что старый джентльмен перед приходом брата искал какую-то потерянную вещь или документ, а то, что он сказал относительно отчета о смерти Фрита, было не более чем предлогом, объясняющим беспорядок в доме.

– Это очень остроумно и весьма убедительно, – заключил коронер, и я был вознагражден согласным шепотом в зале и на скамье присяжных. Я увидел, как улыбнулся мне Слэттери, а доктор Локард, не вставая со стула, взволнованно подался вперед.

– В пользу этой теории говорит еще одно воспоминание. Перед нашим уходом мистер Стоунекс обыскивал футляр старинных часов. Он что-то оттуда вынул, не дав мне взглянуть на находку. Теперь, задним числом, я догадываюсь: он нашел то, что искал.

– И что, по-вашему, это было?

– Вероятно, завещание.

Произнеся это, я краешком глаза увидел, как доктор Локард начал оживленно шептаться с адвокатом, сидевшим рядом.

– Странно, что ему пришлось обшарить весь дом в поисках собственного завещания.

– Он был стар и, возможно, сделался рассеянным.

– Но зачем бы оно ему понадобилось так срочно?

– Нельзя ли мне будет изложить до конца свою гипотезу, а по ходу дела дать и ответ на ваш вопрос?

– Конечно, доктор Куртин.– Коронер вежливо кивнул.– Как вы видите, суд затаив дыхание следит за этой – возьму на себя смелость так сказать – впечатляющей демонстрацией ваших криминалистических талантов.

– Спасибо, мистер Аттард. Чтобы объяснить свои предположения, я вернусь к записи мелом на школьной грифельной доске, о которой говорил Перкинс майору. Я могу подтвердить его слова, потому что сам ее видел.

В зале раздались изумленные возгласы.

– Вы прочли это послание, доктор Куртин?

– К несчастью, нет. Я просто видел, как мистер Стоунекс с рассеянным видом что-то стирал. Я не упоминал об этом прежде, потому что совершенно забыл и вспомнил только полчаса назад, после того как услышал о надписи от задержанного.

– Значит, вы допускаете, что Перкинс говорит правду?

– Да. Я верю, что мистер Стоунекс приготовил пакет и доверил его Перкинсу, написав послание мелом на доске.

– Ага! – воскликнул коронер.– Я начинаю постигать вашу мысль. Он так поступил, чтобы брат – а он и был той таинственной личностью, которая упоминалась в послании, – мог забрать пакет у Перкинса?

– Нет, мистер коронер. Чего ради такие сложности? Если брат должен был явиться в тот же день, почему бы просто не передать ему пакет из рук в руки?

– Его поведение для меня загадка. Но одно мне становится ясно: вы намекаете на то, что мистера Стоунекса убил этот самый таинственный брат.

– Нет-нет, мистер коронер, как раз нет. Моя версия покажется еще более странной.

Наградой за эти слова послужили изумленные вздохи публики.

– Вы меня поражаете, доктор Куртин. Я думал, ваша версия объяснит все факты. Если старый джентльмен был убит своим законным братом, тогда мотивом, несомненно, послужило желание завладеть наследством.