Грамши развивал представление о таких союзах, в которых могут вестись широкие социальные проекты (как борьбы, так и строительства), в концепции «исторических блоков». Исторических потому, что это союзы сил, несовместимых по ряду принципиальных положений. То есть, эти силы не могут слиться, соединиться, но могут образовать союз для совместной борьбы за определенные, исторически ограниченные цели. Например, для борьбы против фашизма (в виде Народного фронта) или предотвращения какой-либо стихийной или социальной катастрофы. Продолжая эту мысль, можно сказать, например, что у коммунистов и христиан есть очень большие возможности для образования исторического блока, но попытка их соединения в одну партию с единой мировоззренческой основой была бы губительна и для одной, и для другой стороны.

Рамки всех этих понятий не могут быть жесткими. Границы между краткосрочной коалицией и историческим блоком размыты. Концепция Грамши была развитием идеи Ленина о союзе рабочего класса и крестьянства — в начале века этот союз казался вначале марксистам невозможным, после революции 1905-1907 г. большевики его возможность признали, а после 1917 г. он уже представлялся как вечный и нерушимый. В годы перестройки оказалось, что на многие вещи рабочие и крестьяне смотрят уже совсем по-разному. Значит, речь все же шла не о вечном союзе, а об историческом блоке, который в определенных условиях дал трещину и стал распадаться.

Как мне видится наше недавнее прошлое и нынешний момент в терминах концепции исторических блоков? Полная картина (динамическая карта) движений и групп здесь не может быть представлена — это слишком сложная и подвижная система, и требуются даже специальные усилия, чтобы создать какие-то новые визуальные средства для ее представления (например, с помощью компьютерной графики). Поэтому составим обедненную модель, выбрав лишь главное для нас на сегодня и главные тенденции. Эта модель видится так.

В годы перестройки возник краткосрочный исторический блок, целью которого было изменение многих сторон советского жизнеустройства. Самые массивные социальные силы в этом блоке не были антисоветскими и не желали изменения основ общественного строя. Напротив, небольшие, но организованные и обладающие ресурсами группы, видимо, уже предполагали максимально продвинуться в процессе изменения главных структур социального порядка (хотя, скорее всего, не могли надеяться, что смогут продвинуться настолько далеко). Культурную гегемонию в этом процессе завоевали именно эти «антисоветские» группы, и их интеллектуальные силы на время объединились именно на антисоветской основе, имея в других вопросах несовместимые установки. Шаг за шагом по мере упрочения своей гегемонии ведущие антисоветские силы меняли идеологические лозунги — вплоть до их полного обращения. От «Больше социализма!» до «Долой социализм!» и от «Вся власть Советам!» до «Долой советскую власть!».

В 1988 г. антисоветский характер процесса стал настолько очевиден, что от него откололась группа «консерваторов», а вместе с ними — значительная часть трудящихся, которые почувствовали опасность. Однако «консерваторы» не имели ни своего языка, ни идеологической платформы, были связаны инстинктом подчинения и полностью блокированы антисоветской верхушкой партийного аппарата. За культурную гегемонию они не боролись, а к административной власти допущены не были. В результате в общественном сознании они были локализованы и очернены так, что произошла их «инкапсуляция», они стали неспособны к созданию своих исторических блоков и не нашли общего языка даже с теми, кто объективно стремился их поддержать. Реальные политические возможности этой небольшой части номенклатуры показал ГКЧП.

Политической партией, которая стала «представлять и направлять» ту часть общества, что откололась от антисоветской программы еще в конце 80-х годов, является КПРФ. При выработке ее платформы в нее был введен ряд «вирусов», которые также способствовали ее «инкапсуляции». Философская модель нашей истории, принятая КПРФ, внутренне противоречива таким образом, что делает ее неприемлемой для самой образованной, динамичной и дееспособной части общества. Кратко это противоречие можно так: антисоветские установки относительно фундаментальных принципов жизнеустройства в сочетании с патетической идеализацией внешних и во многом мифологизированных устоев советской жизни. В результате КПРФ сумела создать политическую нишу для «окостеневшего» сознания. В нее стекаются люди, отвергающие курс «реформ» и связывающие это отрицание с символом «коммунисты», но при этом избегающие рефлексии и диалога. КПРФ не только не распространяет свою гегемонию на новые части общества (целостного комплекса идей, которые исходили бы из КПРФ, нельзя и представить). Она, по сути, не имеет гегемонии и в среде «своих» — их сознание строится от противного, из «отрицания Чубайса». Значит, это сознание тоже подчиняется культурному влиянию «Чубайса» и контролируется им, выстраивается в согласии с его матрицей.

Здесь для нас главное то, что политически оформленная под эгидой КПРФ часть общества оказалась из-за этого оформления неспособной к образованию исторических блоков с ее объективно близкими «античубайсовскими» силами. Ибо силы эти, — «честные демократы» — по инерции затянутые из перестройки в антисоветскую реформу, являются, по нашей оценке, просоветскими в фундаментальных вопросах и квазиантисоветскими во вторичных. Таким образом, они на обоих уровнях несовместимы с КПРФ и отторгаются ею с преувеличенной враждебностью. Это положение можно считать одной из важных «ловушек», в которую загнана Россия. Потенциально союзные силы, которые отвергают «Чубайса», разъединены и даже противопоставлены как неприятели.

Если исходить из изложенного выше в самых общих чертах возможного «проекта», то выход из кризиса возможен только через создание исторического блока всех сил, которые являются фундаментально просоветскими, — при взаимном договоре о моратории на враждебную полемику по вторичным вопросам. Реально это был бы блок той трети общества, которая сегодня «оформлена» КПРФ, с третью общества, состоящей из «демократов», отпавших от Горбачева и Ельцина. Это, в основном, интеллигенция и молодежь. Назовем условно такой исторический блок блоком «красных и демократов».

Здесь надо прояснить важную вещь. Блок с демократами («разрушителями СССР») необходим не от безвыходности, он предлагается не скрепя сердце. Демократы, бывшие мотором (но не управляющей системой) перестройки, исходили из необходимости обновления советского строя и придания ему нового качества, которое бы позволило СССР пережить общий кризис индустриализма. Именно в людях этого типа и сохранился потенциал обновления и творчества. Напротив, в тех «красных и патриотах», что отступили в окопы КПРФ, этот потенциал резко сокращен и задавлен. Он здесь снизился даже по сравнению с началом и серединой 90-х годов, что видно, например, по состоянию главных газет оппозиции. Зато эта часть общества («красные») обладает исключительной стойкостью, которая буквально спасла страну в 90-е годы. Таким образом, блок «красных и демократов» приобретает характер дееспособной политической силы, обладающей обоими необходимыми качествами устойчивостью и динамичностью. Только такой блок может выработать проект грамшианской революции, без которой уже невозможно спасение. Предлагавшийся в начале 90-х годов блок «красных и белых» был изначально ошибочной идеей или сознательно устроенной ловушкой. Те, кто условно назвал себя «белыми», являются принципиальными противниками советского проекта. Единственным подходящим для них проектом является тот же неолиберальный проект, только «в сарафане», с русским лицом, вроде пива «Ямское».

Сближение или хотя бы диалог с демократами нужны для коммунистов и как противовес от «государственнических соблазнов». Можно, например, предположить, что без такого союза «красные» скатятся к поддержке режима Путина. А ведь в его программе, видимо, главной частью все же станет «программа Грефа», а укрепление государственности будет лишь инструментом обеспечения надежного коридора для продолжения неолиберального курса. Достаточно напомнить последние шаги Путина: обещание вдвое увеличить поставки газа на Запад (при его острой нехватке в России) и срочные меры по ослаблению больших систем, которые держат Россию типа Единой энергетической системы или единой железнодорожной сети («реформа МПС»).