Подгоняемое иррациональным ужасом перед советским превосходством, руководство американской разведки занялось публикацией абсурдных оценок советской военной мощи. В декабре 1957 года в Национальном докладе по разведке было сказано, что в ближайшие два года советский арсенал МБР достигнет 100 единиц, а к 1960 году, при худшем варианте развития событий, это число может перевалить за пять сотен¹⁵.

Эйзенхауэр поручил специалистам во главе с Г. Роуэном Гейтером из Фонда Форда подготовить в режиме строжайшей секретности доклад по вопросам безопасности. Доклад Гейтера прогнозировал, что к 1959 году «СССР будет способен нанести удар ракетами с мегатонными боеголовками, а у стратегического командования ВВС не будет практически никакой возможности предотвратить подобный удар наличными средствами»¹⁶. В докладе рекомендовалось значительно увеличить военные расходы для сокращения возрастающего отставания в ракетно-космической сфере, увеличив число МБР «Титан» и «Атлас», планируемых к развертыванию в 1959 году, с 80 до 600, а количество баллистических ракет средней дальности «Тор» и «Юпитер», которые должны были разместить на базах в Европе, – с 40 до 260. Говорилось и о 25 миллиардах долларов, необходимых для строительства бомбоубежищ по всей стране. Когда доклад просочился в прессу, газета Washington Post нарисовала душераздирающую картину:

Спутник открыл для демократов невероятные политические перспективы. Советник Линдона Джонсона по вопросам законодательства сообщил ему, что, «если грамотно сыграть на этом деле, оно пустит республиканцев ко дну, а вас изберут следующим президентом»¹⁸. В результате сенат начал расследование оборонной программы Эйзенхауэра.

Среди подключившихся к свистопляске вокруг «отставания в ракетной сфере» был и молодой сенатор от штата Массачусетс Джон Ф. Кеннеди. В конце 1957 года Кеннеди уже предупреждал, что США, возможно, на несколько лет отстают от Советов по баллистическим ракетам средней и большой дальности. В следующем году, подстрекаемый своим другом-журналистом Джозефом Олсопом, Кеннеди стал взвинчивать панику еще сильнее. Олсоп обвинял администрацию Эйзенхауэра в «чудовищной лжи» в том, что касается национальной обороны. Он живописал степень возможного отставания в ракетной сфере. В 1959 году на вооружении США будет стоять 0 МБР, в то время как у Советов их будет уже 100 штук. В 1960 году соотношение составит 30 к 500, в 1961-м – 70 к 1000, в 1962-м – 130 к 1500, а в 1963-м – все те же 130, но уже к 2000¹⁹.

Опираясь в основном на информацию Олсопа, Кеннеди выступил в сенате с инициативой осудить «отставание в ракетной сфере», из-за которого страна вскоре может оказаться перед лицом «самой страшной за всю свою историю опасности», увеличивающей вероятность советского нападения и ставящей вопрос о ядерном разоружении острее, чем когда бы то ни было²⁰. Эйзенхауэр, чьи самолеты-разведчики У-2 не смогли обнаружить ни одной развернутой МБР, не стеснялся в выражениях о вашингтонских политиках, стремящихся в своекорыстных интересах спекулировать на вымышленном отставании по ракетам. Он назвал их «ханжами и лицемерными ублюдками»²¹.

Еще один сокрушительный удар был нанесен по интересам и престижу США 1 января 1959 года, когда революционеры во главе с Фиделем Кастро и Че Геварой свергли послушного Америке кубинского диктатора Фульхенсио Батисту. Американские корпорации фактически правили этим островом с 1898 года. В 1959 году они владели более чем 80 % кубинских шахт, скотоводческих хозяйств, коммунальных предприятий и нефтеперерабатывающих заводов, 50 % железных дорог и 40 % производства сахара. США имели военно-морскую базу в заливе Гуантанамо. Кастро быстро взялся за реформирование системы образования и перераспределение земель. Его правительство конфисковало более миллиона акров у United Fruit и двух других американских компаний. Когда США попытались задушить новый режим экономически, Кастро обратился за помощью к Советскому Союзу. 17 марта 1960 года Эйзенхауэр приказал ЦРУ создать военизированные формирования из кубинских эмигрантов с целью свержения Кастро.

На протяжении нескольких месяцев, позднее в том же году, США с благословения Эйзенхауэра участвовали в подготовке убийства Патриса Лумумбы, демократически избранного премьер-министра богатого природными ресурсами Конго. Директор ЦРУ Аллен Даллес называл Лумумбу «африканским Фиделем Кастро». Убийство произойдет в январе следующего, 1961 года, но львиная доля вины ляжет на бельгийцев, бывших колониальных хозяев Конго, а к власти придет ставленник ЦРУ Жозеф Мобуту. После нескольких лет борьбы Мобуту удалось укрепить свою власть. В своей книге «Наследие пепла: история ЦРУ», удостоенной Пулитцеровской премии, писатель и журналист Тим Вайнер так охарактеризовал правление Мобуту: «Он правил три десятилетия и показал себя одним из самых жестоких и продажных диктаторов, похитившим миллиарды долларов из доходов страны от продажи алмазов и убившим множество людей ради сохранения своей власти». И все это время Мобуту был ближайшим союзником ЦРУ на Африканском континенте²².

Но даже столь неприглядная вещь, как поддержка диктаторов в странах третьего мира, блекла по сравнению с наиболее опасным и потенциально смертельным аспектом правления Эйзенхауэра – наращиванием ядерных вооружений и использованием ядерного шантажа с целью получения преимущества в холодной войне. Он с легкостью стер границу между обычными и ядерными вооружениями и положил начало созданию чудовищного термоядерного оружия.

Ни один документ не осудил эту политику жестче, чем манифест Рассела–Эйнштейна, написанный в 1955 году. Идея этого манифеста принадлежала философу и математику Бертрану Расселу и была с энтузиазмом поддержана Альбертом Эйнштейном, который прислал подписанный им манифест в последнем письме, написанном им перед смертью. Под манифестом также подписались 11 ученых с мировым именем, девять из которых были нобелевскими лауреатами. Документ был разработан будущим лауреатом Нобелевской премии мира Джозефом Ротблатом и написан в весьма решительном тоне: «Сейчас мы говорим не как представители той или иной страны, континента или вероисповедания, но просто как люди, представители рода людского, чье дальнейшее существование поставлено под вопрос». Авторы манифеста предложили читателям задуматься о себе «как о представителях биологического вида с богатой историей, исчезновения которого никто из нас не желает». Они объяснили, что «в опасности оказались абсолютно все, и, если опасность будет осознана, будет и надежда на то, что совместными усилиями люди смогут предотвратить ее». Они также выразили обеспокоенность относительно того, что большинство людей все еще мыслит категориями уничтожения городов. Они предупредили, что разрушение городов в результате термоядерной войны «является одним из наименее катастрофических возможных последствий. Если все население Лондона, Нью-Йорка и Москвы будет уничтожено, мир сможет оправиться от этого удара через несколько столетий». Но теперь, когда появилась возможность создания бомб в 2500 раз более мощных, чем хиросимская, когда стало известно об угрозе распространения по всему миру «смертельных радиоактивных частиц», «крупнейшие специалисты единодушно говорят о том, что термоядерная война способна положить конец роду человеческому. Существует опасность того, что использование большого количества термоядерных бомб может привести ко всеобщей гибели – и лишь для немногих она будет быстрой. Большинство будет обречено на медленную пытку болезнью и разложением». Подписавшие манифест ученые задали вопрос: «Должны ли мы положить конец роду человеческому или же человечеству следует положить конец войнам?» Манифест заканчивался словами: «Как люди, мы призываем всех людей: вспомните о своей человечности и забудьте обо всем остальном. Если вы сможете это сделать – вам будет открыт путь к новому раю. Если нет – вы столкнетесь с риском всеобщей гибели»²³.