— А чем плохо иметь на своей стороне Тора и Одина?

— Я христианин, господин, — улыбнулся он, — и стараюсь стать добрым христианином.

Я недовольно хмыкнул, но промолчал.

— Бог не наградит меня, если я стану творить зло, — продолжил он.

— Меня хранят мои боги, — резко сказал я.

— Отправляя во Фризию?

— В этом нет ничего плохого.

— Фризия — не Беббанбург.

— Когда ты станешь королём, — ответил я, глядя в сторону леса, — ты узнаешь, что одни притязания удовлетворить можно, а другие — нет. Понимать, что есть что — очень важно.

— Значит, ты не поедешь на север, в Беббанбург? — спросил он.

— Говорю же, я направляюсь во Фризию.

— А когда ты приедешь... во Фризию, — он особо выделил это слово, — будет битва?

— Битвы постоянно случаются.

— И эта битва, — снова короткая пауза, — во Фризии, будет жестокой?

— Они всегда такие.

— Значит, ты позволишь мне биться рядом с тобой?

— Нет! — ответил я резче, чем хотел. — Эта битва — не твое дело. Враги, с которыми я буду драться — не твои враги. И ты мой заложник, я должен хранить твою жизнь.

Он пристально следил за лесом, ожидая появления дичи, наполовину оттянул тетиву лука, но стрелу не нацелил.

— Я многим обязан тебе, господин, — сказал он, — я понимаю, что ты защитил меня, и единственное, чем я могу отплатить — помочь в сражениях.

— И если ты погибнешь в бою, — грубо ответил я, — то получится, что я осчастливил Этельхельма.

Он кивнул.

— Лорд Этельхельм хотел, чтобы я командовал войском, которое он отправил в Хорнекастр. Он просил об этом моего отца, но тот послал Брунульфа.

— Урия Хеттеянин, — сказал я.

Он рассмеялся:

— Ты хорошо образован.

— Это все леди Этельфлед.

— Умная у меня тётя, — одобрительно произнёс он, потом опустил тетиву лука и осенил себя крестом, очевидно, произнеся молитву за её выздоровление. — Да, Этельхельм думал, что сможет устроить так, что я погиб в бою.

Урия Хеттеянин был воином, служившим царю Давиду, тоже христианскому герою. Я расспросил про Урию отца Кутберта, слепого священника и доброго друга, и тот усмехнулся в ответ.

— Урий! Вот как мы произносим его имя, господин. Урий Хетт. Несчастливый он был человек.

— Почему?

— Он женился на прекрасной женщине, — мечтательно сказал мне Кутберт, — одной из тех, на кого смотришь и не можешь отвести взгляд!

— Да, я видал таких женщин, — ответил я.

— И брал в жёны, господин, — усмехнулся Кутберт. — Ну, значит, Давид захотел затащить жену Урии в свою постель, и потому отправил приказ командиру Урии, велел поставить беднягу в первом ряду стены из щитов.

— И он погиб?

— О да, господин! Этого неудачника изрубили на куски!

— И Давид... — начал я.

— Запрыгнул на его прекрасную жену, господин, и скакал на ней от заката до рассвета, снова и снова. Вот ведь везунчик!

И Этельхельм желал ту же судьбу Этельстану. Он хотел бросить его далеко в Нортумбрии, надеясь, что там его и прирежут.

— Если ты думаешь, что я позволю тебе рисковать жизнью в битве, то ты заблуждаешься, — сказал я Этельстану. — Ты не будешь участвовать в битве.

— Во Фризии, — подчеркнул Этельстан.

— Во Фризии, — повторил я.

— И когда ты уезжаешь? — спросил он.

Но я не мог ответить. Я ждал вестей. Хотел, чтобы мои лазутчики или лазутчики Этельстана донесли, что задумал враг. Некоторые гадали, почему я не иду прямо на Беббанбург, или, если поверили слухам, почему не плыву во Фризию. Вместо этого я застрял в Дунхолме — охотился, практиковался во владении мечом и пировал.

— Чего ты ждешь? — однажды спросила Эдит.

Мы с ней скакали по холмам к западу от Дунхолма, с соколами в руках, а далеко за нами — дюжина воинов, охраняющая меня, когда я выезжал из крепости. Но нас они не слышали.

— Для атаки на Беббанбург у меня меньше двухсот воинов, — объяснил я, — а у кузена столько же за стенами.

— Но ты же Утред, — уверенно заявила она.

Я улыбнулся.

— И Утред знаком с крепостными стенами Беббанбурга, а потому не хочет под ними погибнуть.

— А что может измениться?

— Кузен скоро будет голодать. Один его амбар сгорел. Так что ему придется искать у кого-то подмогу и пищу. Но побережье патрулируют корабли Эйнара, и тому, кто повезет провизию на север, понадобится целый флот, ведь придется с боем пробиваться к Морским воротам.

Какое-то время я подозревал в подобных намерениях Хротверда, но дочь заверила меня, что архиепископ не собирает провизию и не нанимает моряков, а моя встреча с ним подтвердила, что Стиорра права.

— И когда этот флот отплывет... — начала Эдит и замолчала, сообразив, что я собираюсь сделать. — Ага! — сказала она. — Понимаю! Твой кузен ждет корабли!

— Именно так.

— А один корабль похож на другой!

Она была умной женщиной, настолько же умной, как и красивой.

— Но я не могу выйти в море, — сказал я, — пока не буду знать, где эти корабли, кто ими командует и когда они отплывут.

Нужно было дождаться новостей. Я знал почти обо всем, что происходит на землях Беббанбурга, потому что послал лазутчиков наблюдать за людьми Константина, и они сообщали, что Домналл, командир его войска, рассчитывает взять крепость измором. Шотландцы также оставили отряды в двух фортах на римской стене.

Оба гарнизона были невелики, поскольку Константина тревожило множество других проблем — воинственные норвежцы на севере его страны и беспокойное королевство Страт Клота на западе. Войска требовались, чтобы сдерживать их, так что на стене люди Константина находились только для того, чтобы обозначить его притязания на Беббанбург, и конечно, чтобы предупредить, если мы приведём войско на север. Весть о продлении перемирия между саксами и Сигтрюгром больше чем на год встревожила Константина, и я опасался, что он прикажет штурмовать стены Беббанбурга, чтобы предвосхитить наши с Сигтрюгром попытки его изгнать, но шпионы успокоили его, сообщив, что Сигтрюгр укрепляет стены Линдкольна и Эофервика, готовясь к атаке, которая неизбежно случится, как только закончится перемирие.

Не было ни намёка на какую-либо подготовку к нападению на людей Константина, и здравый смысл говорил ему, что Сигтрюгр не хочет терять воинов, сражаясь с Шотландией, когда вскоре ему предстоит более серьёзная война против саксов на юге. Константин охотно выжидал, зная, что в конце концов в крепости начнётся голод. А возможно, он даже поверил в мои россказни про Фризию. Должно быть, он обдумывал атаку на стены Беббанбурга, но понимал, насколько кровопролитной она будет, и известия с юга убедили его, что незачем жертвовать множеством воинов ради того, что в итоге принесет ему голод.

И вскоре вся Британия ждала новостей. Это было время слухов и россказней, что нашептывали, пытаясь сбить с верного пути, но иногда они оказывались правдой. Торговец дорогой кожей заверил меня, что городской судья из Мэлдунсбурга, родного города Этельхельма в Вилтунскире, рассказывал, будто олдермен собирался вторгнуться в Нортумбрию, даже если король Эдуард не станет ему помогать. Священник из далекого Контварабурга написал, что Эдуард заключил союз с Константином, и они вдвоем нападут на Нортумбрию и поделят ее. «Клянусь священной кровью Христа, — писал священник, — что битва начнется во время праздника святого Гунтьерна». Но к тому времени как письмо добралось до архиепископа Хротверда в Эофервик, день святого Гунтьерна уже прошел, хотя писцы все равно скопировали письмо и передали моей дочери, а она, в свою очередь, послала его мне.

В конце концов та новость, что я так ждал, пришла от Меревала, который командовал стражей Этельфлед. Меревал был ее старым и преданным другом. Как он написал, Этельфлед велела мне передать, что в Думнок, порт в Восточной Англии, отправили припасы, и там собирают флот. «Она узнала об этом от отца Катвульфа, священника лорда Этельхельма, и умоляет не раскрывать его имя. Более того, отец Катвульф сказал ей, что, буде на то Господня воля, флот лорда Этельхельма отплывет после праздника святой Инсвиды.