— Да, я тоже немного боялся. Кевин уважительно взглянул на отца.

— Боялся, ты?

— Да. Продолжай. Думаю, я уже понимаю, куда ты клонишь.

— Что я хочу сказать, он дал мне деньги на кассеты. Но не на все. Даже не на половину. Он — злой обманщик, папа.

Джон Дэлевен невесело улыбнулся.

— Это точно, сынок. Причем мастер своего дела. Но ты продолжай. Хочу выслушать тебя до конца.

Кевин взглянул на часы. Почти восемь. Никто из них не знал, что через две минуты Поп проснется и будет делать одно, а помнить совсем другое.

— Так вот, дело в том, что больше я купить кассет не мог. И потратил все деньги, которые у меня были, на три кассеты. Мне пришлось даже занять доллар у Меган, за что я разрешил ей сделать несколько снимков.

— То есть ты и Мег отсняли все, что у вас было? До последнего кадра?

— Да! Да! Он же сказал, что фотографий пятьдесят восемь! А после того, как я отдал ему все фотографии, и до того, как мы пришли к Попу, кассет я больше не покупал. Так что камеру я принес в магазин пустую, папа! И в маленьком окошке должен был стоять ноль! Я это видел, я помню! Если я разбил свою камеру, как могла показаться в окошке цифра три?

— Он не мог… — Мистер Дэлевен не договорил, лицо его помрачнело.

Он знал, что мог, конечно. Поп мог, но ему, Джону Дэлевену, очень уж не хотелось верить в то, что Поп поменял камеры. Выходит, предыдущая встреча с Попом не стала ему, Джону Дэлевену, хорошим уроком и старикан вновь, как и в прошлый раз, обдурил его, да еще и его сына.

— Не мог что? О чем ты думаешь, папа? Ты что-то вспомнил?

Все очень просто. Джону Дэлевену вспомнилось, как шустро Поп бросился вниз, за полароидными фотографиями, дабы отец и сын смогли рассмотреть, что болтается под шеей пса. Они таки рассмотрели и увидели, что это галстук-шнурок, последний подарок тети Хильды, с зажимом в виде птички, скорее всего дятла.

Мы можем пойти с вами, вроде бы сказал Кевин, но Поп ускакал один, его прямо-таки как ветром сдуло. Отмахнулся, сказав «я на минуту» или что-то в этом роде. «Дело в том, — не мог не признать мистер Дэлевен, — что я не обратил внимания на слова и поведение Попа, потому что хотел вновь поскорее увидеть этот чертов видеофильм. А вот у нас на глазах Поп никогда не решился бы обменять камеры. Хотя…» С неохотой мистер Дэлевен признал, что не только решился бы, но и обменял. Ведь этот сукин сын сделал все, чтобы задурить голову и ему, и Кевину! А раз они остались наверху, а вниз Поп спустился один, то мог поменять не одну камеру, а двадцать, времени ему хватило за глаза!

— Папа?

— Похоже, мог поменять, — выдавил мистер Дэлевен. — Но зачем?

Кевин лишь покачал головой. На этот вопрос ответить он не мог. Конечно, мальчик не мог. А вот мистер Дэлевен ответ этот нашел, и на душе у него полегчало. Может, честным людям нет нужды вновь и вновь изучать простейшие истины? Может, некоторые из этих истин запоминаются надолго, если не навсегда? И достаточно четко сформулировать вопрос, чтобы ответ выскакивал сам собой. Зачем Попы Мерриллы этого мира что-либо делают? Чтобы получить прибыль. Вот она, эта причина, главная причина, единственная причина. Кевин хотел уничтожить камеру. Мистер Дэлевен, просмотрев видеофильм, сделанный по заказу Попа, согласился с сыном. Из всех троих кто мог заглянуть чуть дальше?

Разумеется, Поп. Только он, Реджинальд Мэрион Поп Меррилл.

Джон Дэлевен сидел на кровати Кевина, обняв его за плечи. Теперь он встал.

— Одевайся. Я спущусь и позвоню на работу. Предупрежу, что могу не прийти совсем.

Мысленно он уже разговаривал с Брэндоном Ридом, но эти мысли не помешали Джону увидеть, как просиял Кевин, как тревога растаяла на лице мальчика. Мистер Дэлевен улыбнулся. Его сын пока не стал взрослым. Отец еще в состоянии и утешить его, и помочь решить возникшие у него проблемы.

— Я думаю, мы должны навестить Попа Меррилла. — Мистер Дэлевен направился к двери и бросил взгляд на часы. (Десять минут девятого. Как раз в это время в «Империи изобилия» кувалда обрушивалась на псевдонемецкие часы с кукушкой). — Обычно Поп открывает магазин в половине девятого. Думаю, к этому времени мы и подъедем. Если, конечно, ты быстренько оденешься.

Джон Дэлевен взялся за ручку двери, губы его изогнулись в холодной улыбке. Улыбался он не сыну.

— Я думаю, этому продавцу придется кое-что объяснить, вот что я хочу сказать.

Касл-рокский «Супераптечный магазин Ла Вердье» никак не укладывался в категорию аптечных магазинов. Иначе говоря, аптечным он был в последнюю очередь. Словно кто-то перед самым открытием вспомнил, что в названии есть-таки слово «аптечный». Видимо, менеджеры компании, открывая очередной магазин «Ла Вердье», просто поленились чуть изменить вывеску, чтобы она более точно соответствовала предлагаемому набору товаров и звучала как «Супермагазин Ла Вердье». А потом кто-то из ответственных лиц отложил открытие на день или два, чтобы установить в магазине рецептурный прилавок размером с телефонную будку, найдя ему место в самом дальнем и темном углу, до которого добредет лишь самый любопытный из покупателей.

Так что «Супераптечный магазин Ла Вердье» больше смахивал на обычную «центовку» note 6. В Касл-Роке последней настоящей «центовкой» был «Магазин Бена Франклина», длинный зал с паркетным полом и свисающими с потолка шарами-люстрами. Он закрылся в 1978 году, уступив место салону видеоигр и видеофильмов, в котором по вторникам проводился «День взрослых», когда в один из залов не допускались покупатели моложе двадцати лет.

В «Ла Вердье» продавалось все то же, что и в прежнем «Бене Франклине», только товары купались в ярком свете флуоресцентных ламп, отражая его своими сверкающими обертками. «Купи меня! — казалось, кричал каждый товар. — Купи меня, или ты можешь умереть! Или может умереть твоя жена! Или твои дети! Или твой лучший друг! Возможно, все сразу! Почему? Откуда мне знать? Я — безмозглый товар, лежащий на полке „Ла Вердье“! Но ты чувствуешь, что это так? Ты знаешь, что так и будет! Поэтому купи меня, и все будет в порядке. Так ПОКУПАЙ! НЕМЕДЛЕННО!»

В одной секции продавалась галантерея, в двух — средства первой помощи и патентованные лекарства, не требующие рецепта врача, еще в одной — видео— и аудиокассеты, как пустые, так и с записями. На длинной полке стояли журналы и книги в мягкой обложке. У одного кассового аппарата покупателя ждал прилавок с зажигалками, у второго — с часами. Третий прилавок прятался в темном углу, где скучал фармацевт. Сладости и игрушки продавались в отдельной секции, за исключением периода от Дня всех святых note 7 до Рождества, когда и первые, и вторые отвоевывали у остальных товаров еще два отдела. А в эту осень прямо перед входной дверью, можно сказать, на самом видном месте, в «Супераптечном магазине Ла Вердье» появился еще один красочно украшенный прилавок с ярким, привлекающим взгляды названием «ОСЕННИЙ ФОТОФЕСТИВАЛЬ». Возможно, появление этой секции указывало на наличие «иного мира», о существовании которого Кевин Дэлевен даже не догадывался, а Попа Меррилла мир этот интересовал только в одном аспекте: можно на нем заработать деньги или нет.

Стенд украшали осенние листья, а среди них в ярком свете купались фотоаппараты «Кодак» и полароидные камеры, в том числе и «Солнце-660». Нашлось место и для сопутствующих товаров: чехлов, альбомов, пленок, автономных электрических вспышек. Венчала это все старомодная тренога, напоминающая смертоносные машины марсиан из классического романа «Война миров» Герберта Уэллса. На треноге висела табличка с приятной вестью для покупателей: на этой неделе все полароидные камеры и сопутствующие им товары продаются со значительной скидкой.

В половине девятого утра, через полчаса после открытия «Ла Вердье», единственным покупателем в магазине был Поп Меррилл. Таблички о скидке он даже не заметил, а прямиком прошествовал к единственному открытому прилавку, на который Молли Дархэм как раз выкладывала часы.