— Спасибо вам, тетя Фредерика.

— Ты знаешь, тебя встретят здесь с радостью, если надумаешь вернуться. Запомни это, пожалуйста.

— Я запомню. Спасибо. — Джорджиана встала и поцеловала ее в щеку.

Нужно еще поговорить с Амелией Джонс в четверг на балу у Ибботсонов. А тем временем она должна осуществлять свой план.

Когда Тристан спустился в столовую, в доме царила необычная тишина. Как правило, вся семья собиралась здесь к обеду, и беспорядочный шум не прекращался, а только несколько замирал на это время. Сейчас казалось, что Карроуэй-Хаус затаил дыхание. «Или скорее всего, — подумал он, поправляя сюртук и толкая дверь в столовую, — визит леди Джорджианы Холли обострил чувства». Он вошел в комнату и застыл на месте.

Она сидела за его столом и смеялась над какими-то словами Брэдшо. Джорджиана, встретив его изумленный взгляд, приподняла бровь.

— Добрый вечер, милорд, — сказала она, по-прежнему улыбаясь, но ее зеленые глаза смотрели холодно.

— Ты опоздал к обеду, — раздался голосок Эдварда, самого младшего из братьев. — И Джорджи говорит, это невежливо.

Коротышка никогда раньше не встречался с ней, а они уже называли друг друга по имени. Тристан занял свое место во главе стола, заметив, что какой-то идиот посадил Джорджиану рядом с ним, справа.

— Остались обедать без приглашения?

— Она была приглашена, — заявила Милли.

Когда Милли заговорила, он увидел, что впервые за долгое время обе тетки присутствовали за столом. Проклиная в душе Джорджиану за то, что она заставила его забыть о семье, он снова встал.

— Тетя Милли, добро пожаловать снова в наш шумный мир. — Он обошел стол и поцеловал ее в щеку. — Но вам следовало позвать меня. Я был бы счастлив принести вас сюда.

Покраснев, тетушка похлопала его по руке.

— О, глупости. Джорджиана вернулась вон с той штуковиной на колесах, и они с Докинзом вкатили меня в столовую. Было так весело.

Он распрямился и посмотрел на Джорджиану:

— Вернулась?

— Да, — с лучезарной улыбкой подтвердила она. — Я буду жить здесь.

Он почувствовал, что теряет дар речи, и поспешил сжать зубы.

— Нет, не будете!

— Буду!

— Вы не…

— Она уже переехала, — перебила Эдвина. — Она переехала, чтобы помогать Милли, так что успокойся и сядь, Тристан Майкл Карроуэй.

Не обращая внимания на смешки младших братьев, Тристан снова посмотрел на Джорджиану. Она вызывающе улыбалась ему.

Очевидно, зло, сотворенное за всю его жизнь, было так велико, что небесная кара обрушилась на него раньше времени. С равнодушной улыбкой он вернулся на свое место.

— Понятно. Если вы действительно думаете, что она может помочь вам, тетя Милли, я не возражаю.

Джорджиана нахмурилась:

— Вы не возражаете? Никто не спрашивал…

— Но я хотел бы указать вам, леди Джорджиана, что вы находитесь в доме, где живут пять неженатых джентльменов, трое из которых — взрослые.

— Четверо, — покраснев, поправил его Эндрю. — Мне семнадцать. Я старше, чем был Ромео, когда женился на Джульетте.

— И моложе, чем я, что важнее, — возразил Тристан, сурово взглянув на брата.

Отсутствие дисциплины обычно не волновало его, но, черт побери, не следовало давать в руки Джорджиане лишнее оружие против него. Она вела нечестную игру.

— Не беспокойтесь о моей репутации, лорд Дэр, — сказала Джорджиана, но он заметил, что она старалась избегать его взгляда. — Присутствие ваших тетушек обеспечивает соблюдение всех необходимых приличий.

Черт знает почему, но она очень хотела остаться. Причину он выяснит позднее, когда полдюжины людей не будут ловить каждое слово, сказанное им или Джорджианой.

— В таком случае оставайтесь. — Он бросил на нее мрачный взгляд. — Но потом не жалуйтесь, что я не предупредил вас.

Очарование Джорджианы не оставляло его равнодушным, но он научился сохранять на лице бесстрастное выражение. Брэдшо, будучи на два года моложе и уже снискав дурную репутацию, которая могла бы поспорить с его собственной, не обладал таким искусством. Сидевший по другую сторону двадцатишестилетний Роберт не принимал участия в разговоре, как будто обедал в одиночестве. Эндрю просто паясничал, а Эдвард неожиданно проявил интерес к хорошим манерам.

Тристану удалось выдержать весь обед, избежав апоплексического удара, затем он сбежал в бильярдную, чтобы покурить и на свободе выругаться. Между ним и Джорджианой все давно кончено; она ясно и неоднократно давала ему это понять. И что бы, черт побери, ни происходило, ему это не нравилось. Милли и Эдвина, которые, без сомнения, ею очарованы, понятия не имеют о том, что она задумала.

— Она ушла спать.

Тристан вздрогнул. Прислонившись к косяку и скрестив на груди руки, в дверях стоял Бит.

— Что такое? Роберт-сфинкс решил заговорить, хотя его даже не спросили? Произошло чудо, или ты хочешь неприятностей?

— Я только подумал, что тебе следует сообщить об этом, на случай если ты решил прятаться.

Роберт выпрямился и исчез за дверью.

— Я не прячусь.

Он составил для себя правила поведения с леди Джорджианой Холли. Если она начнет нападать на него, он ответит ей тем же; если она вотрется в доверие близких ему людей, он не будет возражать. И она может ломать свои проклятые веера о его руки сколько пожелает, ибо, как он предполагал, по какой-то причине ей по-прежнему хочется дотронуться до него. Эти удары веером лишь заставляли его поморщиться и давали ему повод покупать ей новые, что еще больше раздражало ее.

Но настойчивое желание оказаться с ним под одной крышей означало что-то другое. Правил на этот счет у него не было, и ему необходимо их составить. Тристан с сожалением загасил сигару и отправился наверх.

Джорджиана сидела в своей спальне у камина с нераскрытой книгой на коленях. Предыдущую ночь она совсем не спала, обдумывая свой план, и до рассвета ходила по комнате. В эту ночь было еще хуже. Тристан находился в этом же доме, возможно, всего лишь на другом этаже, совсем рядом.

В дверь тихо постучали, и она чуть не вскочила с кресла. «Успокойся ты, ради Бога!» — сказала она себе. Она просила Докинза, дворецкого, принести стакан теплого молока; не мог же Дэр прийти в ее спальню средь бела дня и тем более в такой поздний час.

— Войдите!

Дверь отворилась, и в спальню вошел Дэр.

— Удобно устроилась? — поинтересовался он, останавливаясь у камина.

— Что… Убирайся!

— Я оставил твою дверь открытой, — тихо сказал он, — поэтому говори тише, если не хочешь, чтобы нас услышали.

Джорджиана глубоко вздохнула. Он был прав: если, оказавшись с ним наедине, она поддастся панике, то погубит и свою репутацию и потеряет все шансы преподать ему урок, в котором он так нуждался.

— Прекрасно! Тогда я скажу это тихо. Убирайся отсюда!

— Сначала скажи мне, что ты, черт возьми, задумала, Джорджиана.

Она никогда не умела лгать, а Дэр был далеко не глуп.

— Не понимаю, почему ты решил, что я что-то задумала, — ответила она. — За прошедший год у меня изменились обстоятельства, и…

— Значит, ты явилась сюда, чтобы по доброте душевной заботиться о тетушках.

— Да. А как ты думаешь, что еще я могла бы сделать в таком случае?

Ей хотелось, чтобы он не чувствовал себя так свободно в ее спальне и не пробуждал своим видом греховных желаний.

Он пожал плечами:

— Выйти замуж. Мучить своего мужа и оставить меня в покое.

Джорджиана отложила книгу и встала. Ей не хотелось продолжать эту тему. Однако, если она промолчит, Тристан никогда не поверит ни одному ее доброму слову ни сейчас, ни в будущем, не говоря уже о том, что не влюбится в нее.