— Извини, Локи… Я просто… — она аккуратно сняла с себя рюкзак в виде пингвина. Идиотский, детский, но Бог улыбнулся на секунду, разглядев его в темноте.

— Я волновался… — сказал принц и сомкнул челюсть, обнимая её за талию. Элис, кажется, только поняла, насколько сильно любит эти жесты. И что ради них ей не нужно как-то выкручиваться. Действительно, достаточно просто быть собой, настоящей. Она думала, что будь она в брюках, а не в нежном белом платье чуть ниже колена, Локи не был бы против к ней прильнуть. Даже если он к ней ничего не чувствует, как к девушке, то всё равно ценит любой. Но просто ценит ли?

Роджерс привстала на носочки, чтобы обнять его за шею. Девушка зарылась носом в волосы и провела по ним пальцами.

— Не стоило… Всё хорошо.

— Ещё раз так поздно вернешься домой — змея окажется ядовитой. — он отстранился от неё, не убирая рук с талии, взглянул в глаза, в которых блеснуло что-то родное, теплое, такое же привычное, как Луна в звездном небе, в вид которой он, надо признать, влюбился. Так же беспамятно, как и в голубые глаза Элис, которые это звёздное и напоминали. И от которых он не мог оторваться.

Девушка улыбнулась и погладила большими пальцами его шею. Она тоже смотрела ему в глаза — это зарождало в сердцах обоих нескончаемое доверие друг к другу. Элис вновь прильнула к его груди, обхватив руками шею и позволив Локи зарыть носом в её волосы. Она всё ещё стояла на носочках, и когда встала на полную стопу, поправила воротник Лафейсону — скорее машинально, чем по надобности, чтоб отвести от него взгляд, чтобы не покраснеть и не выдать своих чувств, которые, надо признать, можно ощутить просто по нежности её прикосновений. Локи выдохнул, ощущая взаимность, аккуратно поднял её голову за подбородок, а Элис будто сняла у него с языка:

— Чаю?

Мужчина кивнул, выпуская её из своих объятий и бросая очередной взгляд на её глупый рюкзак.

========== a million days with you ==========

— Это просто ночевка у друга, успокойся, — надевая футболку, говорит Роджерс и встряхивает волосы. Локи недовольно фырчит, и смотрит на Элис, как на последнюю идиотку, и считает, что, впрочем, так и есть.

— Ты тащишься на ночь. В Квинс. Одна. И просишь меня успокоиться? — монотонно произносит Лафейсон с наигранным спокойствием на лице. Девушка не сомневалась, что из его уст такой тон звучит, как чистая ревность.

— В третий раз говорю — тащусь я не одна, до Квинса можно без приключений добраться на метро, и ты можешь даже меня не сопровождать. В случае чего, Питер меня встретит и проводит. Ты можешь не волноваться, — девушка поправила воротник рубашки, одернула рукава, и потянулась за резинкой, чтобы собрать волосы в хвост, но её перебило очередное ворчание:

— Да иди уже, иди, с глаз долой, мисс Роджерс.

Девушка тепло улыбается ему, и завязывая волосы в хвостик, отвечает:

— Ты всё равно будешь скучать, — Элис целует его в щеку. По-дружески. По-детски. И его это выводит из себя. Роджерс будто намеренно играет с ним, всячески провоцирует, но никогда, черт возьми, не делает чего-то напрямую. Издевается.

Нехотя, с какой-то тяжестью на душе, но он отпустил её. Пусть и чувствовал, что противоречит всем своим принципам и правилам общения с девушками.

Элис очень быстро добралась до Квинса — обычно, в час пик, она едва проталкивается между людей, очень часто путает станции, а сейчас всё было словно специально подстроено — людей немного, поезда стоят недолго, вагоны полупустые, а улицы ярко освещены фонарями и фарами проезжающих по ним машин. Квинс очень низкий, тихий и спокойный по сравнению с Манхэттеном — это и нравилось Элис больше всего. Выходя из метро, она уже искала глазами Паркера: внимательно, пристально вглядываясь в каждого прохожего, в каждый уголок, из-за которого он может выйти и встретить её. Но парень подбирается из-за спины, хватает Элис за плечи так, что та от неожиданности вздрагивает.

— Паркер, твою же… — она легонько дает ему по щеке пальцами, а тот прикрывается от её гнева руками и смеется.

— Ты как, Элис? — спрашивает Питер, выпрямляясь и быстрым шагом устремляясь куда-то вперед.

— Я? — выпучив глаза и закидывая на одно плечо рюкзак, удивляется девушка, — Я хочу суши.

— Сначала химия, — воодушевленно изрек Питер, и Элис закатила глаза, недовольно прорычав что-то нечленораздельное.

Всю дорогу Роджерс опасливо оборачивалась по сторонам, каждый раз облегченно выдыхая и удивляясь тому, что Лафейсона нет рядом. Последние пару месяцев она не могла представить себе и пару мгновений без него — и надо признать, каждое из них она безумно ценила. Но всё-таки, порой, хотелось уделить долю времени себе — самую малую, чтобы успеть остыть, а потом загореться ещё сильнее, и с новыми силами начинать борьбу за его сердце, которое, Элис иногда думала, отсутствует. Да и вообще, черт знает этих Асгардских богов…

У Питера дома как всегда вкусно пахло, было чисто и уютно, за окном красивый вид, не шумная улица и угасающие огни города, похожие на гирлянды в темной комнате. Элис, почему-то, казалось интереснее смотреть в окно, нежели слушать, что говорит Питер про валентность, плотность и строение молекулы. Сейчас они сидели в гостиной, Элис закинула ноги Питеру на плечо и искала новости за сегодня — хоть какие-нибудь, начиная от того, на какой миссии её отец, и заканчивая тем, что китайские панды не размножаются. Она тяжело вздохнула, поправила волосы, и взглянула на Питера:

— Ты что-то давно не рассказывал, как там у тебя с девушками. Как Лиз? — не без раздражения сказала Элис.

— Знаешь, она всё ещё прекрасна.

— Её красно-бирюзовое платье было отвратительно… — скривилась Элис.

— Ну, я бы не сказал…

— А я бы сказала, — говорит Элис, почесывая шею и заправляя прядь волос за ухо, — Серьезно, Пит… Ну что ты в ней нашел?

— Она просто идеальна, понимаешь? — и тут у Элис в голове родились тысячи вариантов ответа на это вопрос, а она в нем собаку съела — любить бога обмана и коварства не так просто, как кажется, а ещё сложнее делать это в тайне ото всех, и от себя в том числе.

— Питер, под её идеальностью больше ничего нет. А хотелось бы, чтобы было. Ты заслуживаешь лучшего. Например… Ну…

— Тебя.

Элис усмехнулась, недоумевающее нахмурилась и продолжила листать ленту. Всё-таки, Питер Паркер, несмотря на всю свою гениальность в точных науках, в общении с девушками — кретин, каких надо поискать. И это она думала, что Локи намеков и прямого текста не понимает.

Еле-еле, они добрались до стола, и попивая чай, Роджерс пыталась понимать то, что говорит Питер — тема была вроде и сложной, а вроде и нет. Намного более интересным занятием ей казалось разглядывание плакатов над его столом. Да и это со временем наскучило, и она решилась попытаться что-то да понять. После череды глупых и странных вопросов, Питер тяжело вздохнул, откинулся на стуле, зарылся руками в волосы, оттянул кожу на голове, и тяжело прокричал себе в колени. Элис это рассмешило, и она, кусая карандаш, подумала о том, что делает это Пит только ради того, чтобы она помогла ему с сочинением, если он сам не сможет понять, что написать. Так напрягаться ради вероятности того, что что-то не получится, Элис казалось немного глупым, но и с другой стороны, это придавало ей уверенности в Питере — он всегда готов помочь, поддержать, подсказать, дать толчок, и это всё делало его бесценным другом

Они просидели так где-то час. Час криков Элис о том, что она ничего не понимает, и тот спокойный, добродушный Паркер, кажется, был на волоске от того, чтобы выбросить эту чертову химию в окно. А ещё Элис была уверена, что не безразлична Питеру. Прийти к такому выводу можно было лишь учитывая то, сколько раз он заикался, соотнести это с тем, сколько раз он смотрел ей в глаза, и сколько раз убеждал её в том, что она не глупая, а просто особенная и склонна больше к языкам. А еще он несколько раз трогал её за волосы — но это незначительная погрешность, как Элис сначала думала. Питер явно заигрался — притворяется, что влюблен в одну, чтобы вызвать ревность у второй, но в итоге, он всё равно будет с Мишель Джонс, и Роджерс лично об этом позаботится. Поменяет итог на такой, который Питер точно не ожидает.