– После разговора с Пьером Жакку наши отношения были исключительно дружескими.

Мэтр Флорио встал и попросил слова.

– Господин свидетель, встреча, о которой вы только что упомянули, состоялась в октябре 1957 года. Вы утверждаете, что ваши отношения после этой встречи не были интимными?

– Не были.

– Это означает, что у обвиняемого Жакку не было повода для ревности?

– Не было.

– Но убийство произошло год спустя. Разве способен кто-нибудь ревновать к прошлому?

– Господин свидетель, вы знали, с кем встречалась мадемуазель Бо, когда ушла от вас? – спросил адвокат Николе.

– Отклоняю этот вопрос, – вмешался председатель суда. – Спросите об этом мадемуазель Бо.

– Согласен, но я хотел, чтобы на этой стадии процесса вы уяснили, что с осени пятьдесят седьмого года мадемуазель Бо встречалась с другим мужчиной.

– Это нам известно, господин адвокат, это отмечено в документах дела. Это был один из ответственных сотрудников местного представительства ООН.

– Именно, господин председатель. Если бы Жакку убил из ревности, если бы он вообще убивал, то должен был убить господина из ООН, а не Цумбаха.

– Было бы уместно, господин защитник, если бы вы приберегли подобные заявления для заключительной речи.

После первых двух дней процесса ситуация казалась многообещающей для обвиняемого. Было очевидно, что ни один из присяжных не верит, что знаменитый женевский адвокат был способен решиться на убийство человека, который, собственно говоря, уже давно не был его соперником. Да и способ убийства скорее напоминал почерк матерого убийцы. Присяжные, судьи и газетчики с нетерпением ожидали показаний Линды Бо.

Она явилась элегантная и уверенная в себе, сняла новую черную каракулевую шубку, но не захотела снять черный бархатный берет. Грациозно взошла на помост для свидетелей, присягнула на библии, что будет говорить правду и ничего, кроме правды, и только потом посмотрела на изможденного Жакку, полулежавшего в кожаном кресле. У нее загорелись глаза. После исполнения обычных формальностей она стала тихим голосом рассказывать историю своей любви с известным адвокатом. Каждая фраза действовала на чувства присяжных. Те, кто думал, что услышат рассказ распутницы, сошедшейся с уже далеко немолодым адвокатом ради карьеры, денег и обеспеченного будущего, поняли, что сильно ошибались. Линда Бо действительно безгранично любила Пьера Жакку и была готова сделать для него все, что угодно. Об этом она публично заявила перед присяжными. Весь зал в эту минуту был на ее стороне.

– Я была безмерно счастлива с ним, – сказала она в заключение.

– Вы были вместе в Риме. Вы сказали, что уже тогда хотели разойтись, – начал председатель суда Бард. – Вы расстались или нет?

– Нет. Не могли.

– Выходит, вы продолжали встречаться?

– Да.

– В квартире, снятой обвиняемым Жакку?

. – Да.

– И в этой же квартире произошла сцена с фотографиями?

– Да.

– Как это произошло?

– Он сказал, чтобы я разделась. Когда я заколебалась, он достал из кармана револьвер.

– Вы действовали по принуждению?

– Да.

– Однако на фотографиях у вас не слишком испуганное выражение лица.

– Возможно. Я плакала потом, когда все закончилось.

– Позвольте задать вам еще один вопрос. Как вы думаете, ьер Жакку способен совершить убийство из ревности?

– Ни в коем случае, – не раздумывая, ответила она.

– Вы видели у него раньше маузер с черной рукояткой?

– Да.

– Однако это не совпадает с утверждением, что обвиняемый од давлением жены около года назад выбросил оружие в реку.

Об этом спросили госпожу Мирей Жакку, которая была вызвана на следующий день. Она плохо выглядела, так как тяжело переживала известие, что ее муж долгие годы жил двойной жизнью.

– Мадам, мог ли ваш муж убить Цумбаха? – спросил ее двокат Флорио.

– Нет, – ответила она. – Мой муж не убийца и не способен забраться в чужой дом и в кого-нибудь выстрелить. Он слаб. Он не сумел бы этого сделать. Когда он волнуется, у него трясутся руки. Нет, он не убийца. По психическим и физическим причинам этого не может быть. И еще: он поклялся мне, что не убивал торговца Цумбаха, а я ему верю!

– Когда ваш муж вернулся ночью первого мая домой? – спросил председатель суда.

Без четверти двенадцать. Сказал, что задержался на совещании, а потом еще немного поработал в конторе.

– Как он вел себя?

– Как всегда.

– Вам не показалось, что в его поведении есть что-то странное?

– Нет.

– Oн не нервничал?

– Нет. Не может быть, чтобы я по нему не заметила, если бы незадолго перед этим произошло нечто столь ужасное.

Во многих уголовных делах важнейшую роль играет алиби обвиняемых. Криминалисты исходят из простого соображения: если подозреваемый был в другом месте, то он не мог быть на месте преступления, а значит не мог совершить данное преступление. Поэтому судебные эксперты всегда стремятся как можно точнее определить время наступления смерти. И председатель суда еще раз попробовал проверить алиби Жакку. В двадцать два пятьдесят Мари Цумбах вернулась домой и услышала выстрелы. Спустя восемь минут ее соседка, госпожа Бушар, позвонила в полицию. Согласно показаниям сослуживца обвиняемого Жюно, Жакку в половине одиннадцатого еще находился в конторе. Это обстоятельство, в свою очередь, подтвердила госпожа Жакку, засвидетельствовавшая, что звонила мужу в половине одиннадцатого вечера и спрашивала, не заехать ли за ним на машине. Он отказался, сказал, чтобы она отправлялась домой и ложилась спать, потому что у него есть еще работа.

Если бы Жакку был убийцей, то должен был выйти из своей конторы, сесть на велосипед, добраться до дома Цумбаха, убить пожилого господина и ранить его жену, снова на велосипеде проехать восемь километров назад к конторе – и все это в течение двадцати минут: от половины одиннадцатого вечера до одиннадцати пятидесяти. Можно ли это было сделать? Такую поездку попросили совершить шестидесятилетнего пенсионера, некогда служившего в полиции. И он успел.

Председатель сената Бард на этой стадии процесса был убежден, что разбирательство не сдвинулось с начальной точки. Обвиняемый Жакку мог совершить убийство, но это мог сделать и кто-то другой. Суд не имел ни одного прямого доказательства его вины, а пуговица с его синего пальто не убедила присяжных. Четыре домохозяйки, работница, ювелир, служащий, ремесленник и рабочий в дальнейшем должны были решить – виновен или не виновен обвиняемый. Убедить их в принятии определенного решения должны были судебные эксперты, врачи, гематологи.

Профессор Базельского университета доктор Эрик Ундриц был одним из ведущих европейских специалистов в области гематологии. Он исследовал следы крови, обнаруженные на марокканском кинжале, велосипеде, синем пальто и сером костюме. Он установил в зале заседания проекционный аппарат и в большом увеличении показал присяжным сфотографированные следы крови. Увиденное он комментировал сложными научными терминами. После доклада профессора защитник Флорио спросил:

– Если я правильно понял вас, господин профессор, вы прибегли к микроскопическому методу анализа остатков крови. Растворили их и нанесли на предметное стекло.

– Да.

– К сожалению, должен сообщить вам, что речь идет о методе, который не применяется большинством судебных экспертов уже добрых пятьдесят лет. Я мог бы назвать несколько всемирно известных светил науки, осудивших его как ненадежный.

Профессор Ундриц кивнул, но не согласился:

– Этот метод действительно был ненадежным. Однако раньше в качестве растворителя применялась вода. А мы значительно усовершенствовали этот метод, остатки крови мы разводим сывороткой крови человека. Мы пришли к тем же выводам, что и один из известных английских гематологов.

В последующие дни присяжные стали свидетелями острой дискуссии, развернувшейся между учеными из ряда европейских стран. Но это был научный спор, и дилетанты вряд ли что-либо могли понять в нем. Судебные эксперты в области психиатрии, выступившие в предпоследнем акте судебного процесса, не внесли ясности в ситуацию. Доктора Мутрукс, Шнайдер и Риггенбах должны были установить степень вменяемости обвиняемого, определить, может ли он отвечать за свои действия, объяснить отклонения его сложной психики.