— Как их зовут?
— Шон и Майкл.
— Ваш отец держит мальчиков в заложниках на острове Гладиатор, с тем чтобы вытягивать из вас сведения о любых озарениях НУМА по поводу массовых убийств на море.
В полном смятении Мэйв уставилась на него, но, прежде чем она успела задать следующий вопрос, Питт снова привлек ее к себе. Вскоре он почувствовал, как обмякло ее тело, и увидел, что по щекам побежали слезы.
— Мне так стыдно. Даже не знаю, куда глаза девать.
— Думайте только о том, что происходит сейчас, — нежно посоветовал он. — Все остальное образуется.
Утешенная, Мэйв снова принялась напевать:
— «Мы душой к одному концу радуги рвемся и к тому повороту несемся, за которым ждет счастья стихия меня: милый друг мой черничный, лунная река и я».
Музыка постепенно стихла. Мэйв откинулась, доверясь крепости его рук, обнимавших ее за талию, и улыбнулась:
— Это ты.
Он вздернул брови:
— Кто я?
— Милый друг мой черничный. Ты — повзрослевший Гекльберри Финн, который по-прежнему плывет на плоту по реке в поисках неведомо чего.
Они продолжали держать друг друга в объятиях и двигаться по танцплощадке, хотя оркестранты ушли на перерыв и другие пары разбрелись по столикам. Ни он, ни она не замечали удивленных взглядов, устремленных на них. На уме у Мэйв крутилось: «Я хочу уйти», — но язык выдал сокровенное:
— Я хочу тебя.
Услышав собственную речь, Мэйв обомлела: «Что я несу!» От стыда кровь прихлынула к шее и лицу, покрытая здоровым загаром кожа потемнела. Но отступать было поздно, да, в общем-то, и не хотелось.
Дирк широко улыбнулся:
— Пожелай ван Флитам доброй ночи. Я выведу машину и буду ждать тебя у входа в клуб. Надеюсь, ты не замерзнешь.
Ван Флиты обменялись понимающими взглядами, когда Мэйв сказала, что уезжает с Питтом. С бешено колотящимся сердцем пересекла она бальный зал, взяла в гардеробной пальто и выскочила из дверей на крыльцо.
Питт стоял около красной машины и расплачивался со служителем клубной стоянки. Машина выглядела так, будто самое ее место на гоночном треке. Если не считать кресел, похожих на самолетные, обивки в салоне не было. Изогнутое ветровое стекло едва ли могло защитить от встречного воздушного потока. Бамперы отсутствовали, а передние колеса прикрывали крылья, которые, как показалось Мэйв, были как у мотоцикла. Запасное колесо крепилось с правой стороны корпуса между крылом и дверцей.
— Ты и в самом деле ездишь на этой штуковине? — спросила она у Питта, подошедшего к крыльцу.
— Да, — прозвучал горделивый ответ.
— И как она называется?
— «Аллард».
— Симпатичная старушка.
— Изготовлена в Англии в тысяча девятьсот пятьдесят втором году, как минимум лет за двадцать пять до твоего рождения. Снабжена большими американскими V-образными двигателями. «Аллард» не знал равных себе среди спортивных машин, пока не появился двухместный «трехсотый» «мерседес».
Питт распахнул крохотную алюминиевую дверцу, и Мэйв скользнула в спартанский салон. Поневоле вытянув ноги почти параллельно полу, она заметила, что на приборной доске нет спидометра — имеются только приборы, сигнализирующие о работе двигателей, и тахометр.
— Она довезет нас туда, куда мы направляемся? — спросила Мэйв с легкой тревогой.
— Не с такими удобствами, зато быстрее звука, — рассмеялся Питт в ответ.
— У нее даже верха нет.
— Я никогда не езжу в дождь. — Питт протянул ей шелковый шарф. — Прикрой голову. На открытом ветру прилично поддувает. И не забудь ремнем пристегнуться. У дверцы со стороны пассажира есть гнусная привычка зевать при крутом левом повороте.
Питт уселся за руль, Мэйв завязывала под подбородком концы шарфа. Питт повернул ключ зажигания, выжал сцепление и включил первую передачу. Она ожидала услышать гневный рев выхлопов, жалобный визг шин. Ничего подобного. Машина легко и плавно, как катафалк, покатила прочь от крыльца.
— Как ты передаешь сведения из НУМА своему отцу? — спросил Питт обыденным тоном.
Мэйв, не ожидавшая столь резкого перехода к прозе жизни, помедлила, прежде чем ответить.
— Агент приходит ко мне домой под видом разносчика пиццы.
— Не блестяще, но разумно, — откликнулся Питт, разглядывая последнюю модель «кадиллака», припаркованного на обочине подъездной дорожки.
Миновав «кадиллак», он посмотрел в зеркало заднего вида и удовлетворенно кивнул:
— За тобой следят?
— Меня уверяли, что за мной пристально наблюдают, только я еще ни разу никого не замечала.
— Не очень-то ты наблюдательна. Вот сейчас за нами следует машина.
Мэйв крепко ухватила его за руку:
— Ты говорил, твоя машина быстро ездит. Давай оторвемся от них!
— Оторвемся от них? — усмехнулся Питт, повернул голову и увидел горящие от возбуждения глаза. — Нас преследует не что-нибудь, а «кадиллак» с двигателем в триста с чем-то лошадиных сил, который накручивает до двухсот шестидесяти километров в час. У моего «алларда» двигатель со спаренными четырехдиффузорными карбюраторами ничем не хуже.
— Ну и что? — опешила Мэйв.
— А то! Мой «аллард» на сорок лет старше этого «кадиллака». Он и сейчас шустрый мальчик, но больше двухсот десяти километров в час при попутном ветре не выдаст.
— Неужели нельзя отвязаться от них?
— Можно, только не уверен, что тебе это придется по вкусу.
Питт позволил машине одолеть крутой подъем и вжал педаль газа до упора. Разом пропав из виду, он воспользовался драгоценными пятью секундами преимущества перед водителем «кадиллака». Обретя силу, красная спортивная малютка во весь дух рванула по асфальту. Голые деревья за окном слились в беспросветное марево. Мэйв показалось, будто она камнем падает на дно колодца.
По прикидке Питта, он оторвался на полторы сотни метров от «кадиллака». Шпионы Дорсетта не раньше, чем одолеют подъем, поймут, что птичка улетела далеко вперед. Когда они спустятся, между машинами будет уже около трети километра. Впрочем, при возможностях «кадиллака» разрыв сократится до минимума за пять минут.
Они мчались теперь по фешенебельному району Виргинии, где было много коневодческих ферм. В поздний час дорога была практически пустая. Питт без помех обошел две попутные машины. «Кадиллак» маячил в зеркале заднего вида, но Питт расслабленно держал руль. Страха он не ощущал. Филеры не собирались убивать его или Мэйв — в их задачу входило лишь наблюдение за дочерью босса. Поэтому Питт просто, как в детстве, наслаждался игрой в «воры и полицейские»: один догоняет — другой убегает.
Оторвав взгляд от дороги, он посмотрел на Мэйв. Она вжалась в спинку сиденья и склонила набок голову. Глаза полузакрыты, губы полуоткрыты. Вид у нее был такой, словно она переживала оргазм от совокупления с воздухом, стремительно обтекавшим ветровое стекло. Она и вправду испытывала восторг, но не потому, что вихрь норовил снести ей полчерепа, а потому, что мужчина ее грез в момент опасности находился рядом.
Почувствовав взгляд Питта, Мэйв встрепенулась и посмотрела назад.
— Догоняют! — истошно выкрикнула она.
Питт зыркнул в зеркальце на капоте. Расстояние между «аллардом» и «кадиллаком» сократилось до ста метров. «А водила у них не рохля, — подумал Питт. — Все рефлексы, точь-в-точь как у меня, заточены».
Они подъезжали к жилому району. Питт мог бы улизнуть от «кадиллака», запетляв по переулкам, но жертвоприношение обывателя или собаки, вышедших прогуляться на сон грядущий, не входило в правила игры. «Что делать?»
От размышления над неразрешимым вопросом Питта избавил дорожный знак, предупреждавший о строительных работах на проселке, ведущем на запад. Этот участок, как было известно Питту, изобиловал крутыми поворотами. Тянулся он километров на пять по открытой местности и упирался в шоссе, которое шло к штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли.
Питт сбросил ногу с педали газа, ударил по тормозам и закрутил руль налево. «Аллард», визжа дымящимися шинами, развернулся посреди дороги и только что не прыгнул на проселок.