– Что-нибудь выпьете, сэр?

– Нет, благодарю, – ответил Джошуа. – Может быть, позже.

– Одно из преимуществ, которые я получил, уйдя в отставку, – сказал судья, – заключается в возможности делать все, что мне захочется, в любое удобное для меня время. Я обнаружил, что перед обедом очень полезно пить бренди с молоком.

Он подошел к серванту, налил себе бренди из почти пустого хрустального графина со слишком большим количеством граней, добавил молока из холодильника и отпил половину.

– Я счастлив, сэр, – продолжил он, – что вам удалось сполна отплатить этому негодяю Ходьяну. За долгие годы я уяснил для себя, что есть только один способ иметь дело с такими выродками, как он. Именно так вы и поступили.

– Полагаю, – сказал Джошуа, – работая судьей, вы вполне могли испытывать подобные чувства. Но кажется, я еще не заслужил, чтобы вы были так откровенны со мной.

– Откровенность здесь ни при чем, Джошуа, я был бы рад иметь возможность так вас называть. В том, что я сказал, нет ничего, кроме обычного здравого смысла. – Пенруддок опорожнил стакан и наполнил его вновь. – Вы знаете, когда Маршал Сектора сообщила о том, что произошло, я подумал, не тот ли это Джошуа Вольф, о котором мне рассказывали друзья во время войны. Я навел справки, и мое предположение подтвердилось. Чертовски рад вас видеть, сэр. Вы проделали хорошую работу, повернув то, чему вас учили, против этих ублюдков эльяров. То, что вы совершили для Федерации, имеет огромное, неоценимое значение. – Голос Пенруддока постепенно набирал силу, словно он упражнялся в ораторском искусстве. – Почему вы не остались на службе, позвольте узнать?

– Война закончилась, – ответил Джошуа.

– Но Федерация всегда найдет применение таким людям, как вы, даже в мирное время. Большая потеря, сэр. Большая потеря. Бог свидетель, я сам пытался поступить на военную службу, присоединиться к рядам защитников человечества, но, знаете, мое сердце… в общем, оказалось, что этой мечте сбыться не суждено. Но смею вас заверить, даже несмотря на то, что моя деятельность целиком принадлежала мирной области, я сделал для победы все, что мог. Я основал Комитеты Лояльности, чтобы на Мадодари не появилось и малейшего намека на недовольство.

Пенруддок посмотрел на Джошуа, ожидая выражения признательности, и был разочарован, когда его не услышал. Джошуа подошел к одной из книжных полок.

– Здесь хранится ваша коллекция драгоценных камней?

Пенруддок был ошеломлен.

– Да… Но… как вы узнали?

– Не могли бы вы мне ее показать?

Джошуа внимательно следил за тем, как Пенруддок дотронулся пальцем до сенсора и фальшивая полка поднялась вверх, открыв за собой сейф. Пенруддок нажал на несколько ничем не примечательных точек на дверце сейфа, затем повернул ручку, и тяжелая дверь, сбалансированная противовесом, медленно открылась. Внутри находились ряды полок. Джошуа выдвинул одну из них, и драгоценные камни засверкали перед ним многоцветными гранями.

– Сколько еще людей знают, где хранилище? В полицейском протоколе, составленном после ограбления, сказано, что вор или воры…

– Воры, сэр, – сказал Пенруддок. – Здесь явно действовал не один человек. Они прихватили с собой с полдюжины лотков, а я никогда не слышал, чтобы у взломщика хватило наглости сделать несколько заходов. Но я не ответил на ваш вопрос. Я сам. Моя жена. Один… возможно, двое слуг. Они старые, преданные работники, служащие нам много лет. Но все это теперь не важно, не так ли? Вы вернули все, что смогли, и я вам за это крайне признателен, а Иннокентий Ходьян получил по заслугам, отчего я испытываю еще большее удовлетворение.

Пенруддок беспокойно посмотрел на открытую дверцу и с облегчением вздохнул, когда Джошуа кивнул. Он запер сейф и вернул на место книжную полку.

– Сейчас я хочу задать вопрос, который вертится у меня на языке, Джошуа, – продолжил судья. – Мне сказали, что теперь вы свободный охотник, совершающий поимку преступников за вознаграждение. Дело, связанное со мной, можно считать законченным, не так ли?

– Нет, – возразил Джошуа. – Порой я охочусь не только на людей. Меня интересуют некоторые предметы, которых не оказалось у Ходьяна, когда я его убил.

– Вы имеете в виду алмазы?

– Не только.

Судья Пенруддок был в замешательстве, но всеми силами пытался это скрыть.

– Ах… вы говорите про тот маленький камень? Его ценность заключается только в моих личных сентиментальных воспоминаниях. Я купил его еще мальчиком, и полагаю, это был, прошу прощения за невольный каламбур, краеугольный камень моей коллекции. – Он пристально смотрел в глаза Джошуа, пытаясь внушить доверие к своим словам.

Вольф не отводил взгляд, и Пенруддок наконец сдался. В комнате воцарилось напряженное молчание.

– Ну хорошо, – сказал Пенруддок после продолжительной паузы. – Не знаю, почему я пытаюсь делать из этого тайну. В конце концов, здесь нет ничего незаконного. Пропавший камень был эльярской Луминой. Как вы об этом догадались?

– Я не знал точно, что это был за камень, – солгал Джошуа, – но примечание «имеет только сентиментальную ценность» сразу же насторожило меня. Поскольку при ограблении никто не пострадал, должна была быть еще какая-то причина, побудившая вас назначить такое крупное вознаграждение.

– Вы пришли к верному заключению, сэр, но использовали ложную предпосылку. Я хотел, чтобы вора безжалостно преследовали по всей Галактике. Вас никогда не грабили? Это все равно… все равно что быть изнасилованным. Они проникли в мой дом и осквернили его. Так что вполне естественно, я жаждал возмездия. Подумайте вот о чем, Джошуа. Если бы я и моя жена были здесь той ночью, разве не могли бы мы серьезно пострадать или даже погибнуть? В полиции мне сказали, что этот Ходьян без лишних колебаний применял насилие.

– Давайте вернемся к камню, ваша честь.

– Поскольку вы жили среди эльяров, то должны знать, как они его использовали.

Немного поколебавшись, Джошуа решил сказать правду.

– Нет, я не знаю. По крайней мере, полностью. Лумина давала им фокус подобно тому кристаллу, который, как я слышал, использовали йоги при медитации. Но он также усиливал их внутреннюю энергию и позволял применять ее более широко. Он был вам нужен для таких же целей?

Пенруддок повернулся и посмотрел в окно на японский сад камней.

– Нет, или, вернее, не совсем. Я слышал разные истории про Лумину. Но меня не интересуют подобные метафизические… – Пенруддок сделал паузу, прежде чем продолжить, – опыты. Он был мне нужен как трофей. Большинство моих камней имеют собственную историю, и я знаю, что их ценность измеряется не только в деньгах. Некоторые камни были причиной упадка семьи или целой династии. Другие послужили выкупом за неуступчивую невесту и так далее. Эта Лумина стоила для нас всей империи.

Джошуа знал, что Пенруддок лжет.

– Что, по-вашему, с ним произошло? – спросил судья.

– Когда я вышел на Иннокентия Ходьяна, он еще не встречался со своим скупщиком, и предположительно никто больше на Платте не покупал у него камни.

– Значит, он продал Лумину до того, как прилетел в тот Богом забытый мир, где вы его и прикончили. На Мадодари III невозможно найти покупателя на такую редкую вещь.

– Согласен, – кивнул Джошуа. – Или же он мог сразу доставить камень своему клиенту.

– Что вы хотите сказать?

– Иннокентий Ходьян был профессионалом. Большинство ограблений, которые он совершил, имели один и тот же сценарий: он узнавал, кто какие ценности копит, и отправлялся за ними. Но здесь мы имеем дело с несколько другим случаем. Я подозреваю, что ограбление было совершено по заказу.

– Из-за Лумины? – Пенруддок, казалось, был потрясен.

– Есть и другие коллекционеры, которые собирают предметы, принадлежавшие эльярам, – усилил натиск Джошуа. – Вы знаете кого-нибудь из них? Или, точнее, кто-нибудь из них приходил сюда посмотреть на Лумину?

– «Нет» на оба ваши вопроса, – решительно заявил Пенруддок. – Я слышал про этих чокнутых с их кусками военной униформы и обломками подбитых кораблей… Нет уж, благодарю вас, но меня вряд ли можно отнести к коллекционерам подобного сорта.