Резко опустившись на ближайшее бревно, Касс усадилее рядом с собой, обняв одной рукой. Глаза Пьюрити были похожи на серебристые озерца, и сердце его таяло от одного их взгляда. Он слегка коснулся губами трепещущих век.
Рот ее был приоткрыт словно в немом призыве, которому Касс не мог противиться, и он поцеловал ее. Затем, отстранившись от Пьюрити так, что его губы находились лишь в нескольких дюймах от ее лица, юноша начал свой рассказ.
Джулия посмотрела вверх, определяя по положению солнца на безоблачном небе время, и нахмурилась: было ужене меньше часа пополудни. Она подхлестнула лошадь. Джулия не ожидала, что визит в город займет так много времени, однако она была признательна судьбе за то, что скоро все наконец решится. Ей вдруг пришло в голову, что она слишком долго находилась в своего рода чистилище, пытаясь удержаться на плаву среди океана неизвестности. Но теперь ее положение прояснилось. Еще немного времени, и она…
Тут впереди показались крыши «Рокинг-Ти», пробудив в ней знакомое волнение. Пыльная дорога, ведущая к ранчо, блестела в лучах полуденного солнца; словно золотистая лента, она петляла среди свежей зелени. Джулия была рада увидеть дом, которому было всецело отдано ее сердце. Она невольно залюбовалась представшей перед ее глазами мирной картиной: стадо вдалеке, всадники, лошадь в загоне рядом со скотным двором…
Мысли Джулии прервались, едва она заметила возле дома лошадь, пьющую из корыта. Кобыла была черной, с белой звездочкой на лбу.
Подавив подступившие к горлу слезы счастья, Джулия снова подхлестнула лошадь… раз… другой, и фургон помчался вперед с головокружительной скоростью. Женщина даже не заметила, что ее капор от ветра сбился набок. Охваченная дрожью предчувствия, она остановила фургон рядом с загоном для скота как раз в ту минуту, когда дверь дома распахнулась и на пороге показалась знакомая фигура.
— Джек!
Его имя сорвалось с губ Джулии в порыве восторга и она тут же соскочила на землю. Джулия так спешила, что оступилась и непременно упала бы, если бы сильные руки мужчины, которого она так горячо любила, не подхватили ее.
Окинув испытующим взглядом бледное, залитое слезами лицо жены, Джек с тревогой спросил:
— Что с тобой, Джулия? Что-нибудь случилось?
— Нет… нет… — Джулия покачала головой, внезапно почувствовав смущение от столь открытого проявления собственных чувств. — Конечно же, нет! Ты вернулся, теперь все будет прекрасно. — Она сделала паузу, собрав все свое самообладание. — Джек… Я так по тебе скучала!
На лице Джека появилось то мягкое выражение, которое ей было так хорошо знакомо. А когда он обвил руками ее шею, вся ее боль бесследно исчезла.
Она снова была в объятиях мужа, и ей хотелось, чтобы он не размыкал их никогда…
Касс умолк, и в наступившей тишине Пьюрити пыталась разобраться в противоречивых чувствах, вызванных его рассказом. На лице юноши не было заметно ни малейших признаков волнения, хотя ему пришлось поведать о потерянной и вновь обретенной любви отца, о другом чувстве, которое Джек слишком высоко ценил, чтобы хладнокровно отвергнуть, и еще о скорее принятом, чем выбранном им выходе из положения. Она почувствовала еле сдерживаемую муку в голосе Касса, когда он рассказал о том, как случившееся повлияло на последующую жизнь отца, о его обиде на судьбу, о сердце, вечно раздираемом на части… Девушка с особой остротой ощутила всю глубину переживаний Касса, когда тот вел речь о брате, которого он узнал и полюбил слишком поздно. Пьюрити не стала выпытывать у него подробности исчезновения Парящего Орла, зная, что эта рана в его душе еще не зарубцевалась и малейшее прикосновение к ней может причинить боль.
Ответ девушки на печальный рассказ Касса пришел как бы сам собой. Слова сорвались с ее губ, прежде чем успели сложиться в ее сознании.
— Ты любишь меня, Касс? — прошептала она.
Зеленые глаза, когда-то преследовавшие ее в ночных кошмарах, были прикованы к ней. От ее внимания не ускользнула внутренняя борьба, происходившая в нем, прежде чем окончательное признание своего поражения он выразил одним простым словом:
— Да.
Его ответ принес ей облегчение, и Пьюрити прошептала:
— Я тоже люблю тебя. Полюбила, наверное, как только мы встретились, сама того не сознавая, и лишь сейчас это поняла. В тот день я была сильно напугана, но страх, который испытала, увидев нож у своего горла, не шел ни в какое сравнение с тем ужасом, что охватил меня, когда твоя кровь пролилась на землю. — Пьюрити сделала паузу, после чего продолжила чуть хрипловато: — В мыслях я снова и снова возвращалась к тому кошмарному моменту, как бы ни хотелось мне навсегда изгнать его из памяти. Я всеми силами старалась о нем забыть, но ты не дал мне такой возможности. После того случая ты меня возненавидел.
— Нет, я никогда не питал к тебе ненависти.
— Ты сказал мне, что я совершила ошибку, оставив тебя в живых.
Касс взглянул на нее и, даже не моргнув глазом, ответил:
— Очень может быть, что эти слова окажутся правдой.
— Ты хочешь сказать, что твердо намерен идти до конца?
Касс молчал, и сердце Пьюрити словно сжала чья-то холодная рука.
— Ты говорил, что любишь меня, — растерянно произнесла она, — но, получается, не настолько, чтобы отказаться от мести!
— Я жажду справедливости, а не мести.
— Ты хотя бы отдаешь себе отчет в том, что если все сказанное тобой — правда и если в гибели Парящего Орла виновен кто-то из моих людей, то, пока ты остаешься на ранчо «Серкл-Си», твоя жизнь подвергается опасности?
— Пьюрити, послушай меня, — с жаром прошептал Касс. — Никто из нас не может знать, что из этого выйдет, зато мы оба понимаем, что отступать поздно, теперь нам остается только идти дальше. И следующим нашим шагом станет встреча с Пятнистым Медведем. Завтра я провожу тебя к нему.
— Завтра? — Холодок пробежал по спине Пьюрити. — Нет, только не завтра. Я… я пока не готова.
— Я так не думаю. Ты ждала этого мгновения всю жизнь. Мы пойдем к Пятнистому Медведю рано утром, когда земля только пробуждается к жизни и все тайное становится явным.
— Касс…
— Но после того как я выполню свое обещание, — продолжал Касс мягко, — ты ничем не будешь мне обязана.
— Мы заключили с тобой сделку!
— Я просто воспользовался твоим отчаянным положением.
— Ты так считаешь? — Пьюрити откровенно любовалась точеными чертами его лица. — Или, напротив, это я воспользовалась тобой? — Внезапно осознав всю бессмысленность дальнейшего разговора на эту тему, девушка призналась: — Не хочу больше спорить с тобой, Касс. Я уже сказала, что люблю тебя, чего до сих пор никогда никому не говорила, и хочу доказать: для меня это не просто слова.
Не дожидаясь ответа, Пьюрити склонилась к нему, и их губы соприкоснулись. Любовь вспыхнула с новой силой, едва она прошептала:
— Позволь мне доказать это тебе прямо сейчас, Касс.
Чувство собственной беспомощности, еще остававшееся в душе Пьюрити, тотчас исчезло, когда Касс внезапно выпрямился и поднял ее на руки. Она не произнесла ни слова, пока он нес ее по лесной тропинке к тому месту, где росла особенно густая трава. Касс опустил Пьюрити на зеленое ложе, принявшее ее нежно в объятия в тот самый миг, когда их тела соприкоснулись, а губы слились в поцелуе.
Счастье этого мгновения всецело поглотило ее. Жар солнца согревал их плоть, огонь любви разгорался все сильнее, и Пьюрити, открыв свое сердце Кассу, приняла его в глубину своего существа.
Минуты близости уносились в небо, подобно языкам пламени. Накал страстей постепенно спал, но ощущения счастья осталось.
Когда они той же тропинкой, по которой шли, сердитые друг на друга, вернулись в индейский поселок, Пьюрити увидела сидящую у вигвама Шепчущую Женщину. Быстрый, почти неуловимый обмен взглядами между матерью и сыном стер морщины тревоги с лица матери Касса. Беспокойство сменилось пониманием, и она просто повторила: