Когда он направился к ней, она наконец стронулась с места, отступив в угол площадки, в еще более глубокую тень. Подойдя ближе, он протянул руку, но Мария оказалась не там, где он рассчитывал. Он задел ее за рукав. Ее белки снова блеснули, когда она сделала головой движение, словно уворачиваясь от него. Он нашел ее локоть и легонько сжал. Прошептал ее имя. Ее согнутая рука была напряжена и неподатлива, он чувствовал сквозь плащ, как она дрожит. Теперь он был совсем близко и слышал ее дыхание – быстрое, неглубокое. В воздухе чуть пахло испариной. На миг ему почудилось, что она неожиданно скоро достигла пика полового возбуждения – мысль, немедленно обратившаяся в богохульную, когда он положил ладонь ей на плечо и она то ли взвизгнула, то ли выкрикнула что-то неразборчивое, сразу после этого проговорив: «Mach das Licht an. Bitte!» Включи свет, и потом: пожалуйста, пожалуйста. Он положил на ее плечо другую руку. Слегка встряхнул, желая ободрить. Он всего лишь пытался пробудить ее от кошмара. Напомнить ей, кто он на самом деле – невинный юноша, за воспитание которого она так мило согласилась взяться. Она вскрикнула снова, на сей раз пронзительно, в полную силу. Он отпрянул. Внизу открылась дверь. На лестнице раздались быстрые шаги – кто-то огибал шахту лифта.

Леонард зажег свет в тот момент, когда Блейк появился из-за угла на площадке между этажами. Последний пролет он миновал, шагая через три ступеньки. Он был без пиджака и галстука, в серебристых нарукавниках повыше локтей. Его жесткое лицо выражало свирепую военную решимость, кисти были напряжены и готовы сжаться в кулак. Он явно собирался отвести душу. Когда он добежал до площадки и увидел Леонарда, его лицо не смягчилось. Мария выпустила сумочку – та упала на пол – и закрыла ладонями нос и рот. Блейк занял позицию между Леонардом и Марией. Он упер руки в боки. Он уже понял, что ударить никого не придется, и это усугубило его ярость.

– Что здесь происходит? – требовательно спросил он у Леонарда и, не дожидаясь ответа, повернулся к Марии. Его голос зазвучал мягко. – Что с вами? Он на вас напал?

– Разумеется, нет, – сказал Леонард.

– Помолчите! – огрызнулся через плечо Блейк и снова обратился к Марии. Его голос мгновенно потеплел опять. – Ну?

Он похож на актера, играющего в радиопостановке сразу все роли, подумал Леонард. Поскольку ему не нравилось, что Блейк стоит перед ними будто рефери, он пересек площадку, по дороге нажав выключатель, чтобы добавить еще девяносто секунд. Блейк дожидался, пока Мария заговорит, но словно почувствовал приближение Леонарда сзади. Он вытянул руку, не давая Леонарду обойти его и направиться к Марии. Он сказала что-то, чего Леонард не расслышал, и Блейк уверенно ответил ей по-немецки. Этим он вызвал у Леонарда еще большую неприязнь. Может быть, из-за верности Леонарду Мария перешла на английский?

– Простите, что подняла такой шум и побеспокоила вас дома. Это наше личное дело, вот и все. Мы разберемся сами. – Она отняла руки от лица. Нагнулась за сумочкой. Знакомый предмет в руках точно добавил ей уверенности. Она заговорила мимо Блейка, хотя и не совсем в адрес Леонарда:

– Я зайду в квартиру.

Леонард вынул ключ и обошел спасителя Марии, чтобы открыть дверь. Потом дотянулся до внутреннего выключателя и зажег свет в прихожей.

Блейк не двинулся с места. Он еще не был удовлетворен.

– Я могу вызвать вам такси. Можете посидеть со мной и моей женой, пока за вами не приедут.

Мария переступила порог и обернулась поблагодарить его.

– Вы очень добры. Но все в порядке. Спасибо. – Она уверенным шагом пересекла прихожую квартиры, где никогда прежде не бывала, вошла в ванную и затворила за собой дверь.

Блейк стоял у лестницы, засунув руки в карманы. Леонард чувствовал себя слишком уязвимым и был слишком раздражен вмешательством соседа, чтобы предлагать дальнейшие объяснения. Он нерешительно стоял около двери, дожидаясь, пока уйдет Блейк. Тот сказал:

– Обычно женщины кричат так, когда боятся, что их изнасилуют.

Нелепый апломб этого заявления предполагал элегантную ответную колкость. Леонард глубоко задумался на несколько секунд. Он был ошибочно принят за насильника, но ему мешало соображение, что он и впрямь чуть не стал им. Наконец он сказал:

– Это не тот случай.

Блейк скептически пожал плечами и направился по лестнице вниз. В дальнейшем, встречаясь около лифта, оба они неизменно хранили холодное молчание.

Мария заперлась в ванной и сполоснула лицо. Потом опустила крышку унитаза и села на нее. Она была удивлена собственным криком. Всерьез она не верила, что Леонард снова хотел напасть на нее. Его неуклюжие, искренние извинения служили достаточной гарантией ее безопасности. Но внезапная темнота и его неслышное приближение, связанные с этим возможности и ассоциации – вот что оказалось для нее чересчур. Хрупкое равновесие, которого она достигла за три недели пребывания в загроможденной мебелью квартире родителей в Панкове, нарушилось, как только Леонард прикоснулся к ней. Это было похоже на помешательство – этот страх, что кто-то, притворяющийся ее поклонником, захочет причинить ей вред. Или что злодейство, которое она едва себе представляла, примет обманчивое обличье любовной ласки. Случающиеся время от времени нападения Отто, хотя и страшные, никогда не вызывали у нее подобного тошнотворного ужаса. Его буйство было проявлением злости, направленной на весь мир, и пьяного бессилия. Он хотел причинять ей боль и вместе с тем обладать ею. Он хотел бы запугивать ее, не беря у нее денег. Он не хотел проникнуть к ней в душу, не просил ее довериться ему.

Дрожь в ее руках и ногах улеглась. Она сознавала всю нелепость своего поведения. Этот сосед будет ее презирать. В Панкове она постепенно пришла к выводу, что Леонард не был жесток или злонамерен и что его поступок объясняется простой детской глупостью. Он жил такой интенсивной внутренней жизнью, что почти не отдавал себе отчета в том, как его действия воспринимаются другими. Этого благосклонного заключения она достигла после гораздо более жестких оценок и данных себе решительных обещаний никогда больше с ним не видеться. Теперь – об этом говорил тот крик в темноте – ее инстинкты, похоже, взяли верх над снисходительностью. Если она уже не способна доверять ему, пусть ее недоверие и носит иррациональный характер, что она тогда делает в его ванной? Почему было не принять предложение соседа насчет такси? Ее до сих пор тянуло к Леонарду, она поняла это в Панкове. Но что думать о человеке, который подбирается к вам в темноте, чтобы извиниться за попытку изнасилования?

Через десять минут, прежде чем выйти из ванной, Мария решила еще раз поговорить с Леонардом и посмотреть, что из этого получится. Она не знала, как себя поведет. Плащ был на ней, по-прежнему застегнутый. Леонард ждал в гостиной. Верхний свет горел, вдобавок были зажжены армейский торшер и настольные лампы. Он стоял посреди комнаты и показался ей похожим на мальчишку, которого только что высекли. Жестом он пригласил ее сесть. Мария качнула головой. Кто-то должен был заговорить первым. Мария не видела причины начинать самой, а Леонард боялся сделать новую ошибку. Она прошла чуть дальше в комнату, а он отодвинулся на пару шагов, бессознательно уступая ей побольше пространства и света.

У Леонарда в уме сложились общие контуры речи, но он не был уверен в том, что она будет принята благосклонно. Если бы Мария освободила его от необходимости давать очередные объяснения, развернувшись и хлопнув за собой дверью, он вздохнул бы с облегчением, по крайней мере сначала. Один он в каком-то смысле переставал существовать. Но здесь, сейчас он должен был взять ситуацию в свои руки и ничего не испортить. Мария выжидательно смотрела на него. Она давала ему вторую попытку. Ее глаза блестели. Он подумал, уж не плакала ли она в ванной.

– Я не хотел напугать тебя, – сказал он. Это прозвучало осторожно, почти как вопрос. Но она еще не готова была ответить ему. За все это время она не сказала ему ни единого слова. Она говорила только с Блейком. – Я не собирался… ничего делать. Я только хотел…