А еще Эшли рассказала Логану, как поступила в бизнес-колледж, окончила секретарские курсы, получила диплом администратора поликлиники... и вдруг сообразила, что, во-первых, говорит, без умолку, и все только о себе, во-вторых, обеденный перерыв почти закончился, а они так и не поднялись на второй этаж...

И, в-третьих, она так ничего и не узнала о Логане Каллахане.

Пробормотав что-то о том, как быстро летит время, она принялась собирать остатки еды и запихивать их обратно в контейнер, а контейнер – в корзинку.

– Конечно, здесь и без того намусорено, пара салфеток и куриных косточек погоды не сделает, но все равно не стоит оставлять за собой грязь, – бормотала она, с ужасом чувствуя, что слишком много болтает.

Да и Логан, черт бы его побрал, тоже это почувствовал! Он молча наблюдал за ее суетливыми сборами, и в зеленых глазах плясали уже знакомые ей смешинки.

– Так что же ты решил насчет дома? – осмелилась спросить она, наконец, когда он помог ей подняться, свернул одеяло и перекинул его через руку.

– А какого решения ты ждешь, Эшли? – ответил он вопросом на вопрос, вместе с ней выходя на крыльцо.

Она обернулась, чтобы по лицу прочесть его мысли, а в следующий миг споткнулась о порог и, нелепо раскинув руки, полетела носом вниз.

Разумеется, Логан ее подхватил – ни один порядочный герой не даст своей даме упасть. Вот почему секунду спустя Эшли обнаружила, что прижимается к нему, грудью к груди, и смотрит прямо в его сногсшибательные зеленые глаза.

Губы у Логана оказались неожиданно теплыми и мягкими. И прикоснулись к ее губам осторожно, почти робко, безо всякой угрозы.

Ладони его скользнули ей на спину, крепче прижали к себе, и Эшли закрыла глаза, чувствуя, как растворяется в нем и тает, тает...

Целовался он так же, как делал и все остальное, – медленно, почти лениво. Неторопливо накрыл ее губы своими, неторопливо углубил поцелуй, неторопливо ждал, когда она обхватит его за шею, повиснет на нем, когда мир перед ее закрытыми глазами взорвется всеми цветами радуги...

А потом неторопливо вел ее за руку по раскисшей грязи к грузовику.

Всю обратную дорогу он молчал. Молчала и она, не доверяя своему голосу. Только когда она села в свою машину и дрожащей рукой вставила ключ в зажигание, Логан решился заговорить.

– Может быть, поужинаем сегодня вместе? – спросил он хрипловатым голосом, от которого у нее вмиг онемели руки, а сердце превратилось в отбойный молоток.

Каким-то чудом Эшли удалось кивнуть. Кажется, она даже пробормотала «да», хотя в это ей самой верилось с трудом, ибо язык снова обернулся липким комом жвачки.

Эшли нажала на газ, зная, что несколько часов спустя снова увидит Логана. Минут пять она парила на седьмом небе – пока вдруг не сообразила, что он так и не ответил на главный ее вопрос: какая же судьба уготована Дому Сэндлера?

Будь он проклят, этот Логан Каллахан!

Быть может, из-за раненой руки у него поднялась температура? Как иначе объяснить, почему при одной мысли об Эшли Доусон ему становится жарко? Голова горит, сердце бьется как сумасшедшее, да и в прочих внутренних органах такая катавасия творится – не приведи господь!

Такими вопросами задавался Логан Каллахан, завязывая галстук – кремовый в голубую полоску. Поскольку одна рука у него почти не действовала, времени на размышления было больше чем достаточно.

Ради всего святого, с чего он вообще вздумал облекаться в костюм? На кого собрался произвести впечатление?

Разумеется, на все эти вопросы был ответ. Один-единственный, очень простой, прекрасно известный Логану ответ. Хоть Каллахан и делал вид, что знать его не хочет.

И чуть позже, ведя свой чисто вымытый «мерседес» к элегантному кварталу, где располагался дом Эшли, он снова и снова перебирал в памяти все события сегодняшнего дня.

Логану вспомнилось, что испытал он, когда увидел, как к строительному трейлеру подъезжает ее маленький аккуратный «фольксваген». Восторг. Удивительный, совершенно неожиданный восторг. И еще – облегчение. Не сразу он осознал, что боялся ее не дождаться.

Она ведь запросто могла не приехать. И была бы права. После того, как он измывался над ней прошлым вечером... Впрочем, ведь и она не давала ему спуску – только искры летели!

Логан любил, когда искры летят. Ему нравились жаркие схватки. Нравились живой ум и острый язычок Эшли и то, что с ней постоянно надо быть настороже, ожидая подвоха. Но где гарантия, что и ей это нравится? Или, если уж на то пошло, что ей в его компании так же хорошо, как и ему с ней рядом? Что, если его напор ее испугал? Если она сочла его ворчуном и придирой, с которым лучше не связываться?

Итак, увидев ее машину, он на полуслове оборвал телефонный разговор с подрядчиком и выскочил из трейлера с твердым намерением показать себя с лучшей стороны. Дать понять, что на самом деле он не такой уж страшный. Что опасаться его не стоит. Что он из тех парней, на которых можно положиться.

Но вместо приветствия Эшли отпустила шуточку насчет его привычки не являться во время, – мол, должно быть, она опоздала, раз он уже здесь, – и Логан забыл обо всех своих благих намерениях. И снова пошло-поехало: гром, треск, искры из глаз...

Но, черт возьми, до чего ж ему это нравилось!

Нравилось смотреть, как она бродит по Дому Сэндлера, благоговейно проводит рукой по дубовым косякам, тяжко вздыхает при виде открывшейся ей «мерзости запустения». А, когда до нее дошло наконец, что, быть может (пусть только «быть может»!), дом и вправду восстановлению не подлежит и все прекрасные мечты ее коллег по «Историческому обществу» так и останутся мечтами... господи боже, у Логана, на нее глядя, просто сердце сжималось от сострадания!

Однако благородные чувства – сами по себе, а расписание работ – само по себе. Снос дома запланирован на утро понедельника, и в интересах Логана, чтобы все прошло без сучка, без задоринки. Чтобы уже в понедельник рабочие начали разравнивать землю под фундамент будущего Центра телекоммуникаций, что взметнется к небесам, через несколько месяцев.

Так думал Логан, пока не поцеловал Эшли. Точнее, пока она не ответила на поцелуй.

Тогда-то с его мозгами и начало твориться что-то неладное.

Логану двадцать семь лет – уже не мальчишка. Ему не раз случалось целоваться с разными милыми дамами... да и не только целоваться, черт побери!

Но никогда прежде он не целовал Эшли Доусон.

И в миг, когда она приоткрыла губы навстречу его губам, Логан вдруг понял: прошло время, когда он, подобно мотыльку, беззаботно порхал с цветка на цветок. Здесь, рядом с ним, единственная женщина, которая ему нужна. И нет у него иных желаний, кроме одного: сжать эту веселую, остроумную, отважную женщину в объятиях, крепче прижать к себе и никогда-никогда не выпускать.

Как говорится, пока смерть не разлучит их.

Быть может, поэтому он и вымыл машину и надел костюм. Лучше поздно, чем никогда. Первое впечатление Эшли о нем уже составила, пожалуй, составила и второе, но может, на третий раз ему повезет? В конце концов, ухаживать за ней по-настоящему он начинает только сейчас...

«Ухаживать»? Что за старомодный жаргон? Господи помилуй, он начинает думать точь-в-точь как отец!

Мысль об отце Логана не обрадовала. Ведь его папаша, великий и ужасный Райан Каллахан, все двадцать семь лет вбивал сыну в голову, что необдуманные поступки могут привести к большим неприятностям.

Хорошо, что старик в Токио. Потому, что сейчас Логан просто не в состоянии обдумывать свои поступки. И если на Эшли этот поцелуй подействовал так же, как на него, значит, оба они стремглав летят навстречу пресловутым большим неприятностям.

Эшли открыла дверь. На пороге, непринужденно опираясь раненой рукой о косяк, стоял Логан: здоровой рукой он протягивал ей пышный букет чайных роз.

– Привет, – заговорил он с улыбкой. – Опоздал всего на двадцать минут. Для меня своего рода рекорд. Видишь ли, только в третьем по счету цветочном магазине нашлись чайные розы. Не знаю, почему, но я твердо убежден, что все прочие цветы, – и все прочие цвета, – тебя недостойны.