— Меня интересует один вопрос: каковы наиболее современные методы ведения хозяйства? Где мне найти человека, который бы разбирался в этом? Который мог бы рассказать, как обстоят дела в других графствах? — спросил маркиз.
— Полагаю, наиболее сведущим человеком в Англии в области сельского хозяйства является Коук из Лейсестера. По крайней мере так постоянно утверждает мой дядя, — ответил Фрэдди.
— Тогда я должен встретиться с ним, — решительно ответил маркиз. — У меня такое ощущение, что мы в состоянии значительно улучшить урожаи, возможно, даже в этом году можно еще что-то исправить.
Фрэдди был поражен произошедшей в друге переменой.
Хотя давно знал, что если тот увлекался чем-то, то полностью отдавался этому.
Он чувствовал, что причиной внезапно возникшего в маркизе желания навести порядок во владениях являлась та «проклятая девчонка», и почему-то был уверен в том, что желание это уже никогда не иссякнет.
Когда они подъехали к роскошному зданию Труна с сотней окон, золоченных ярким солнечным светом, Фрэдди махнул рукой в сторону конюшен:
— Не возражаешь, если я оставлю тебя на некоторое время? Хочу побеседовать с твоим главным конюхом. Один из жеребцов, которых я привез с собой, стал каким-то вялым. Не знаю, что с ним случилось.
— Не волнуйся. Арчер все тебе объяснит и скорее всего поможет твоему коню, — ответил маркиз. — Только не задерживайся. Предлагаю перед ужином поиграть в теннис.
— Отличная мысль!
В одном из надворных строений дома Труна располагался теннисный корт. Игра в теннис вошла в моду со времен правления Генриха VII.
Маркиз, естественно, достиг в ней значительных успехов.
Фрэдди ничуть не уступал ему, и они оба обожали проводить время на корте. Теннис помогал им постоянно быть в хорошей форме и никогда не надоедал.
Фрэдди свернул к конюшням, а маркиз спрыгнул с лошади, похлопал ее по шее, передал подбежавшему мальчику-конюху и вошел в дом.
К его великому возмущению и изумлению, у дверей не было ни одного лакея. Он принялся поспешно подниматься вверх по ступеням и услышал непонятный шум — он доносился со стороны гостиной.
Когда маркиз вошел в нее, замер от удивления: в центре спинами к нему стояли лакей и дворецкий. Они что-то говорили высокому, краснолицему и ужасно грязному человеку, выкрикивавшему в адрес стройной девушки у камина смачные ругательства.
Из-за суматохи разобрать, о чем идет речь, было невозможно. Но маркиз сразу же догадался, что зачинщицей перебранки является именно девушка. Это была Валета.
Некоторое время маркиз в ошеломлении смотрел на ругающихся, не веря собственным ушам и глазам. У него не укладывалось в голове, что нечто подобное может происходить в стенах его дома.
Когда к нему вернулся дар речи, он воскликнул громко и жестко:
— Что, черт возьми, здесь происходит?
Лакей и дворецкий резко повернули головы и виновато и с испугом посмотрели на хозяина. Краснокожий здоровяк же продолжал таращиться на Валету и вел себя так, будто не услышал слов маркиза.
— Немедля возверни его! — орал он. — Не то я обращусь куда следует!
— Чтобы вы и дальше над ним издевались? Нет уж!
Валета не повышала голос, но маркиз сразу заметил, что ее трясет от возмущения и негодования. Он пересек комнату и приблизился к ней.
Дворецкий и лакей торопливо отошли к двери. А замызганный незнакомец, только сейчас обративший внимание на то, что в комнату вошел кто-то пятый, повернул голову и уставился на маркиза.
— Будьте добры объяснить мне, кто вы такой и что делаете в этой комнате? — строго и повелительно спросил маркиз.
Осознав, кто перед ним стоит, мужик раболепно съежился. Его покрасневшие глазки заискивающе забегали.
— Я трубочист, милорд, — пробормотал он. — Меня наняли чистить трубы в доме вашей милости…
Маркиз повернул голову к Валете:
— В чем дело? По какому поводу вы скандалите с этим человеком?
— Любой, в ком есть хоть капля порядочности и доброты, вступил бы с ним в спор, милорд! — горячо ответила Валета. — Только взгляните на этого ребенка! Вы сразу поймете, как с ним обращался этот трубочист.
Она отступила в сторону, и маркиз увидел маленького мальчика, черного от сажи. На его лице белели лишь две неровные полоски — следы от слез на щеках.
Не успел маркиз и слова вымолвить, как трубочист снова забасил:
— Мальчишка принадлежит мне, ваша светлость. Бестолковое создание! Никакого с него проку! Спустился не по той трубе, что я его просил! Я сию минуту уведу его отсюда, милорд. И научу впредь не быть таким тупицей.
— Даже не мечтайте! — отпарировала Валета. — Ребенок болен. Более того, до смерти перепуган!
Она взглянула на маркиза своими прозрачно-серыми глазами, сверкающими от возмущения.
— Посмотрите на локти этого мальчика, на его колени, милорд! Они изранены и кровоточат. А этот человек буквально несколько минут назад грозился избить его до беспамятства за то, что он спустился не по той трубе, по какой следовало! Я сама это слышала.
— У меня поганый язык, ваша милость, — поспешно вставил трубочист. — Всегда говорю что-нибудь мерзкое. Но на деле я совсем другой, вот вам крест. Могу наболтать всякого, но и пальцем не трогаю ни этого сорванца, ни кого другого.
— Он обжигает мне ноги, — испуганно пролепетал мальчик.
— Я не сомневаюсь, что так оно и есть, милорд! — воскликнула Валета. — Эти зверства должны прекратиться!
— Все это ложь, гнусная ложь, ваша милость, — прорычал трубочист. — Не верьте ни единому слову этого маленького мерзавца.
— Судя по тому, в каком состоянии пребывает этот ребенок, — сказала Валета, — я убеждена, что даже не стоит сомневаться в справедливости его признаний. Обращаться подобным образом непозволительно даже с животными. А это маленькое дитя!
— Он мой, — не унимаясь, орал трубочист. — А эта девица не имеет права вмешиваться в мою работу!
Было очевидно, что его ярость, немного охлажденная появлением маркиза, разгорается с новой силой.
— Довольно! — категорично и повелительно провозгласил маркиз. — Немедленно успокойтесь. И больше не смейте в моем присутствии разговаривать с женщиной в таком тоне!
Надеюсь, вы меня поняли!
— Конечно, ваша милость, все понял. Чего же тут не понять? Сделаю все, что вы мне ни велите, — протараторил трубочист. — Только сорванец этот — мой, и никто не имеет права указывать мне, как образумлять своих личных учеников.
Вашей милости об этом должно быть известно.
— Попрошу вас выйти за дверь и подождать там некоторое время. Нам с мисс Лингфилд необходимо побеседовать наедине. Питер!
Слуга, который стоял здесь некоторое время назад, уже скрылся за дверью. Ему вообще без особой надобности запрещалось находиться в гостиной. А дворецкий все еще стоял у дверей.
— Я вас слушаю, милорд!
— Пожалуйста, проводите этого человека куда-нибудь, где он мог бы дождаться окончания нашего с мисс Лингфилд разговора, — попросил маркиз.
— Слушаюсь, милорд! — отчеканил дворецкий и, повернувшись к трубочисту, окинул его недоброжелательным взглядом. — Пойдемте со мной. И ведите себя спокойно!
Трубочист посмотрел на маркиза так выразительно, будто ждал, что тот велит дворецкому забрать свои слова обратно.
Маркиз же взглянул на него строго и даже угрожающе, поэтому он двинулся к двери.
Когда они вышли, маркиз повернулся к Валете:
— Итак, расскажите мне все по порядку. Что вы здесь делаете? Чего ожидаете от меня? Как нашли этого мальчика, который, кстати, портит мой коврик.
Валета обернулась. На коврике у камина, где сидел мальчик, чернели уродливые пятна сажи.
Валета гневно вскинула голову:
— Коврик можно почистить, милорд!
Она резко замолчала, вспомнив, что милорд имеет над ней законную власть, и, когда заговорила опять, ее голос зазвучал более учтиво и спокойно.
— Я пришла сюда, чтобы взглянуть на завещание своего отца. Вы сами позволили мне это сделать. Меня провели в эту гостиную и сказали подождать здесь управляющего. Не прошло и пяти минут, как раздался какой-то грохот, и из дымовой трубы выпал этот мальчик. Он плакал — вы ведь видите, его локти и колени в крови!