— Хорошо. Я буду вас ждать, милорд. — Валета взглянула ему в глаза. — Наверное, я еще раз должна поблагодарить вас…

— В этом нет необходимости, — отрезал маркиз. — Удивительно, но я уже стал привыкать к тому, что вы постоянно не согласны со мной, что то и дело пытаетесь вступить со мной в спор, что в каждом нашем разговоре стремитесь доказать мне, что я не прав. Ничего. Когда-нибудь вы поймете, что и сами во многом ошибаетесь.

— Я безмерно благодарна вам… за Николаса… ваша светлость…

— При чем тут Николас? — раздраженно спросил маркиз. — По-моему, мы разговаривали совсем о другом. Но уверяю вас, что сегодня же попрошу мистера Чемберлена разместить объявления в газетах. В том числе в «Тайме».

Валета восторженно хлопнула в ладоши:

— Спасибо вам! Огромное спасибо!

Сколько неподражаемой искренности, сколько естественности и неподдельности было в этой необыкновенной девушке!

Маркиз вынул из кармана жилета часы на цепочке и только хотел сообщить Валете, что торопится, как она воскликнула:

— Может, вы хотите взглянуть на мальчика?

В ее голосе звучало явное сомнение в том, что маркиз ответит на ее вопрос положительно, поэтому он решил, что должен поступить иначе.

— Конечно, я хочу взглянуть на него. Как раз собирался попросить вас привести его и показать мне. Уверен, этот ребенок изменился до неузнаваемости!

— Я скоро вернусь. Вместе с Николасом! — радостно сообщила Валета и выпорхнула из гостиной.

Губы маркиза растянулись в несколько печальной улыбке.

В необычных ситуациях он оказывался нередко. Но ни разу в жизни ему еще не доводилось общаться с молоденькой красивой женщиной, которая смотрит на него с ненавистью и думает лишь о мальчике-чистильщике.

В это было трудно поверить, но он не сомневался, что женихов у Валеты не водится. Она совершенно не умела кокетничать.

И в беседах с ним вела себя слишком прямолинейно, слишком честно.

Маркиз почувствовал сильное смущение, когда признался себе в том, что, действуй она более хитрыми способами, он уже давно бы вступил в продолжительные дебаты в палате лордов, касающиеся социального неравноправия. Возможно, даже примкнул бы к радикалам.

Он неуютно поежился и нахмурил брови, невольно вспомнив о Лайонеле.

И о том дне, когда получил очередное письмо от друга из Лондона, в котором сообщалось, что Лайонела видели толкавшим пылкие речи на Трафальгарской площади. Он выступал против богатых землевладельцев и работодателей, обращавшихся с теми, кто на них работает, как со скотом.

Письмо заканчивалось следующими строками:

Я всегда относился с великим почтением к семье Стивингтонов и очень сожалею, что ваш брат ведет себя подобным образом. Могу посоветовать единственное: попытаться растолковать Лайонелу, что он не прав.

Маркиз смял тогда письмо и раздраженно швырнул его на стол.

Он прекрасно знал, что беседы с братом не приведут ни к чему хорошему. Все они заканчивались скандалом и взаимными оскорблениями.

Маркиз был человеком неглупым и понимал, что поведение Лайонела вызвано отнюдь не искренним желанием помочь беднякам, а стремлением досадить ему, Серле.

Неистовство Лайонела являлось порождением обыкновенной ревности, злобы и зависти.

«Не хватало только стать попечителем еще одной защитницы угнетенных!» — подумал маркиз.

Следует научить ее каким-то образом быть менее сентиментальной и жалостливой. Так слишком тяжело жить, решил он.

В это самое мгновение дверь отворилась, « и в гостиную вошла Валета, ведя за руку мальчика.

Маркиз поразился произошедшей в ребенке перемене.

Вместо перепачканного сажей несчастного существа, каким он был вчера, перед ним стоял симпатичный ребенок.

Оказалось, его волосы светлые, а кожа нежная и белая.

На нем была опрятная одежда, правда, дешевая, по-видимому, наспех купленная в деревенском магазине. Несмотря на это, ребенок держался с достоинством.

Выражение его лица отличалось несомненным благородством, а черты — красотой и правильностью линий.

— Вот и Николас! — воскликнула Валета, с гордостью кивая на мальчика. — Это тот джентльмен, который спас тебя!

Забрал у мистера Сиббера, — объяснила она, немного наклонившись к мальчику. — Ты должен поклониться ему и поблагодарить его за все, что он для тебя сделал.

Маркиз сразу заметил, что, как только мальчик вошел в гостиную и увидел в ней мужчину, сразу напрягся и насторожился.

— Спасибо… за то, что… спасли меня, сэр, — несколько испуганным голосом пробормотал ребенок и поклонился, не выпуская руки Валеты из своей ручки.

— Вообще-то благодарить тебе следует мисс Лингфилд, — сказал маркиз.

И, к своему немалому удивлению, опустился на корточки, чтобы иметь возможность смотреть Николасу прямо в глаза.

— К счастью, теперь все страдания, которые тебе пришлось пережить с тех пор, как ты покинул дом, позади.

Мальчик недоверчиво моргнул.

— У твоего папы есть лошади? — спросил вдруг маркиз.

Некоторое время Николас растерянно молчал. Потом склонил голову набок и сказал:

— Я умею ездить верхом. И у меня есть пони.

— Как его зовут? — осторожно поинтересовался маркиз.

Ребенок долго пыхтел, напряженно размышляя о чем-то, потом ответил:

— Рафус! Моего пони зовут Рафус.

Маркиз победно взглянул на Валету, потрепал Николаса по голове и поднялся на ноги.

— Как было умно с вашей стороны задать ему подобный вопрос, — вполголоса произнесла Валета. — Я даже не подумала о том, что в таком возрасте он уже может сидеть в седле.

— Надеюсь, со временем Николас поведает вам и еще о чем-нибудь важном, например, о том, где он жил. Возможно, это поможет нам догадаться, откуда он: с юга, севера, востока или запада Англии.

В голосе маркиза сквозила ирония, но Валета решила, что не должна обращать на это внимания.

Она была очень признательна ему за то, что он добр к ребенку, а это чувство даже ослабило живущую в ней ненависть по отношению к нему.

— Я должен покинуть вас, — сообщил маркиз, еще раз взглянув на часы. — Завтра ровно в одиннадцать я за вами заеду. Будьте готовы.

Он догадывался, что ее так и подмывает опять попытаться отказаться от предстоящей поездки, однако она ничего не сказала. Лишь молча проследовала за ним по небольшому коридору, провожая его до самого крыльца, ведя за ручку Николаса.

На улице у лестницы, ведущей к парадному входу в дом, маркиза поджидал фаэтон, запряженный парой лошадей.

Увидев его, мальчик издал радостный вопль:

— Фаэтон! — крикнул он. — Почти такой же, как у моего папы!

Он выдернул руку из ладони Валеты, сбежал вниз по ступеням и приблизился к лошадям.

Валета торжествующе взглянула в глаза маркизу.

— В том, что я права, не может быть никаких сомнений, — сказала она приглушенным голосом.

Маркиз усмехнулся:

— М-да… Мы непременно должны разыскать родителей этого мальчонки.

— Я об этом мечтаю, — ответила Валета. — Хотя не могу себе представить, как переживу расставание с этим ребенком.

Он такой славный!

— Вам, моя дорогая, пора подумывать о создании собственной семьи, — заметил маркиз. — О собственных детях!

Она ничего не ответила, лишь насупилась и несколько напряглась.

Маркиз забрался в коляску и взял в руки поводья.

— Фаэтон, — пробормотал Николас. — Фаэтон, как у папы…

Направляясь к дому через парк, маркиз размышлял о Валете, о ее увлечениях и бесподобном характере и о маленьком мальчике, выкупленном у трубочиста.

Экипаж, стоявший у главного входа в его собственный дом, он заметил еще издалека. И сразу понял по изображению герба на дверцах и по цвету форменных ливрей стоявших рядом лакеев, кто к нему пожаловал.

Душу маркиза охватило неприятное чувство, и он замедлил скорость, спускаясь по мосту через озеро к своему дому.

«Только бы Фрэдди уже вернулся», — взмолился про себя маркиз, останавливая лошадей во дворе.