Когда она положила трубку, раздался вой пожарных сирен на Третьей авеню, восемью этажами ниже ее углового офиса в фирме «Блэкмор, Стерн и Роденбаум», но Наоми не обратила на это внимания. Она прожила в шуме Нью-Йорка всю свою жизнь и сознательно пропускала мимо ушей звуки сирен с прошлой зимы, когда два веселых артиста нью-йоркского балета, жившие в квартире этажом выше, стали разогревать еду слишком близко от ситцевых занавесок. Тогдашний муж Наоми, блестящий японский биохимик Тони Танака, почему-то обвинил в происшедшем ее и отказался разговаривать с ней остаток уикэнда. Вскоре после этого Наоми с ним развелась: не из-за реакции на пожар, а потому, что жизнь с мужчиной, который не делится даже самыми простыми своими чувствами, стала слишком невыносимой для богатой молодой женщины из Верхнего Ист-Сайда Манхэттена, которая незабываемой весной шестьдесят восьмого года помогла захватить офис декана Колумбийского университета и удерживала его для народа.

Наоми поправила черные с серебром бусы, которые надевала с серым фланелевым костюмом и шелковой блузкой — подобная одежда была бы для нее объектом презрения в те горячие и суровые дни, когда ее страстно волновали вопросы анархии, а не рыночной конкуренции. В последние несколько недель, после того как в новостях появились сообщения о новой антиядерной эскападе ее брата Джерри, у нее в памяти начали всплывать, как старые фотографии, отрывочные воспоминания, и Наоми начала испытывать смутную ностальгию по той девушке, какой она была раньше, ностальгию по младшей сестренке, всеми силами старавшейся заслужить уважение своего старшего брата и терпеливо сносившей из-за этого сидячие и лежачие забастовки, сборища хиппи и даже тридцатисуточное тюремное заключение.

Пока ее двадцатичетырехлетний старший братец кричал о революции со ступенек Спроал-Холл в Беркли, Наоми стала студенткой-первокурсницей Колумбийского университета, за три тысячи миль от брата. Она была гордостью родителей — красивая популярная, хорошая студентка, — их утешительным призом за то, что они произвели на свет «того другого», сына, чьи выходки так их позорили, что даже имя его никогда не упоминалось. Сначала Наоми полностью посвятила себя учебе, держась в стороне от радикальных студентов университета. Но затем в кампусе появился Джерри и вновь загипнотизировал и ее, и остальных студентов.

Брата Наоми всегда обожала, и пик этого обожания пришелся на тот зимний день, когда она смотрела, как Джерри стоял на верхних ступеньках библиотеки, похожий на облаченного в голубые джинсы воина, и пытался своей пламенной речью изменить мир. Она вглядывалась в характерные семитские черты, окруженные ореолом курчавых черных волос, и не могла поверить, что оба они появились на свет от одних родителей. У Джерри были полные губы и крупный нос, которого не коснулся скальпель пластического хирурга, переделавшего нос Наоми.

Все связанное с братом было важнее жизни, а себя она считала посредственностью. Поднимая над головой сильные руки, Джерри рассекал кулаками воздух, отбрасывая назад голову; его белые зубы на фоне смуглой кожи сверкали, словно белые звезды.

Наоми в жизни не видела ничего более впечатляющего, чем ее старший брат, призывающий массы к бунту в тот день в Колумбийском университете!

Еще до конца года Наоми успела стать членом боевой группы студентов Колумбийского университета. Этот поступок позволил наконец заслужить одобрение брата, но в то же время привел к мучительному разрыву с родителями. Разочарование наступило не сразу, а накапливалось в течение нескольких лет, когда она почувствовала себя жертвой воинствующего мужского шовинизма в Движении, жертвой его неорганизованности и паранойи. Еще студенткой младших курсов, Наоми разорвала отношения с лидерами Движения, чего Джерри ей так и не простил. За последние два года они виделись лишь однажды — и все это время проспорили. И сейчас Наоми постоянно боялась, что Джерри совершит какую-нибудь страшную глупость, после чего все в агентстве узнают, что он ее брат, Наоми не представляла, чтобы такая консервативная фирма, как «Блэкмор, Стерн и Роденбаум», могла назначить сестру известного всей стране радикала первой женщиной — вице-президентом!

Наоми отогнала мысли о прошлом и сосредоточилась на настоящем — на макете, который лежал на столе. Как обычно, она почувствовала прилив удовлетворения, свидетельствующий, что сделанная работа весьма хороша. Ее искушенный глаз одобрил дизайн бутылочки для «Дерзкой» — слезинка из матового стекла, завершающаяся темно-синей волнообразной пробкой.

Флакон с духами будет элегантно упакован в блестящую синюю коробочку, на которой ярко-розовыми буквами будет написан придуманный ею девиз: «ДЕРЗКАЯ! Только для свободных духом». Восклицательный знак после названия изделия был ее идеей, и она этим особенно гордилась. Тем не менее, несмотря на успех и упаковки, и девиза, пока отсутствовал дух проекта, поскольку Наоми не удавалось выполнить простую задачу: она не могла найти эту самую Дерзкую девчонку.

Раздался звонок по внутренней связи, и секретарша напомнила, что у Наоми назначена встреча с мистером Гарри Р. Роденбаумом, старшим вице-президентом и членом правления «Блэкмор, Стерн и Роденбаум». Мистер Роденбаум особо подчеркнул, что прийти нужно с новым макетом «Дерзкой». Наоми тяжело вздохнула. Работая в качестве одного из двух творческих директоров этой фирмы, она уже несколько лет занималась проектами, связанными с парфюмерией и косметикой, и никогда у нее не было столько проблем. Почему именно проект «Дерзкой» оказался любимым проектом Гарри Роденбаума? Отчаянно пытаясь перед уходом на пенсию стать лауреатом премии «Клио», Гарри настаивал, чтобы новое изделие подало читателям модных журналов свежее личико, эффектное, но в то же время незнакомое.

— Мне нужна личность, Наоми, а не просто смазливая мордашка модели, — заявил он, когда последний раз неделю назад вызвал ее на свой персидский ковер. — Мне нужна роза американской красоты с длинным стеблем и несколькими шипами.

Вся эта кампания посвящена свободной духом американской женщине, и если ты не сможешь найти ничего более подходящего, чем те приевшиеся детские мордашки, которые последние три недели подсовываешь мне под нос, у меня возникнут сомнения, что тебе удастся справиться с обязанностями вице-президента фирмы.

Хитрый старый сукин сын!

Наоми собрала бумаги быстрыми четкими движениями — так же, как она выполняла и любую другую работу. Завтра она начнет связываться с театральными агентствами и попробует подобрать вместо модели актрису. Мужских шовинистов было переносить легче, чем старающегося держать ее в подчинении Гарри Р. Роденбаума, но сломить ее не удастся никому!

Проходя мимо стола секретарши, Наоми остановилась, чтобы взять только что прибывший со срочной почтой пакет, и нечаянно сбросила на пол лежащий рядом журнал.

— Я подберу сама, — сказала секретарша, когда ее начальница наклонилась.

Но Наоми уже держала журнал в руках, и ее критический взгляд остановился на серии откровенных фотографий, помещенных как раз на той странице, которая открылась при падении. Она почувствовала, как у нее по шее ниже затылка побежали мурашки — инстинктивная реакция, говорящая ей убедительнее любой группы экспертов, что она нашла нечто действительно стоящее. Ее Дерзкая девчонка! Профиль, анфас, вполоборота — каждая новая фотография была лучше предыдущей. Она нашла розу американской красоты на полу комнаты своей секретарши!

Затем Наоми просмотрела сопроводительный текст. Девушка оказалась непрофессиональной моделью, что, конечно, нельзя считать недостатком. Наоми посмотрела на обложку журнала и нахмурилась:

— Этот номер вышел шесть месяцев назад.

— Я убирала в нижнем ящике своего стола и…

— Не важно. — Наоми вновь посмотрела на фотографии и постучала по странице указательным пальцем. — Пока я буду у шефа, постарайся разузнать по телефону про эту девушку. В контакт вступать не надо, просто узнай, где она сейчас.