— Я не хочу, чтобы ты забеременела, — прошептал он, не отрывая губ от ее рта. — Я просто… просто введу его неглубоко.

Конечно же, он не сдержал слова, и это было лучшим из ее переживаний. Достигнув апогея, Холли Грейс исторгла протяжный стон, а вскоре за ней последовал и Далли, задрожав в ее руках всем телом, словно в него угодила пуля. Все было кончено менее чем за минуту.

Ко дню окончания школы они вовсю пользовались презервативами, но к тому времени она уже была беременна, а он отказывался помочь ей найти деньги на аборт.

— Нельзя делать аборт, когда двое любят друг друга, — кричал он, тыча в нее пальцем. Затем его голос стал мягче. — Знаю, мы планировали подождать, пока я не окончу университет, но мы поженимся сейчас. За исключением Скита, ты единственное светлое пятно в моей жизни.

— Сейчас я не могу иметь ребенка, — кричала она в ответ. — Мне всего семнадцать. Я собираюсь поехать в Сан-Антонио, чтобы получить там работу. Хочу, чтобы из меня хоть что-то получилось! А ребенок разрушит всю мою жизнь.

— Как ты можешь говорить такое? Холли Грейс, ты что не любишь меня?

— Конечно же, люблю. Но любить — это еще не все.

Увидев страдание в его глазах, она почувствовала, как ее охватывает такое знакомое чувство беспомощности. Оно не оставило ее, даже когда они обвенчались в кабинете пастора Лири.

Далли перестал напевать в середине припева к «Хорошему звучанию» и остановился на линии свободного броска.

— Ты действительно сказала Бобби Фритчи, что пойдешь с ним сегодня?

Холли Грейс как раз исполняла сложное созвучие, поэтому продолжала петь еще несколько тактов без него.

— Не совсем так. Но я подумывала об этом. Меня так огорчает, когда ты опаздываешь.

Далли, отпустив Холли Грейс, долго смотрел на нее:

— Если всерьез хочешь развестись, я возражать не стану, ты же знаешь.

— Знаю. — Пройдя к трибунам, она села и вытянула вперед ноги, проделав каблучком туфли несколько царапин в новом лаковом покрытии. — Пока я не строю никаких планов относительно второго брака, меня вполне устраивает нынешнее положение дел.

Далли улыбнулся и, пройдя вперед вдоль центральной линии корта, уселся на трибуне рядом с ней:

— Надеюсь, бэби, Нью-Йорк поможет тебе решить все проблемы. Я серьезно. Знаешь, больше всего на свете я хочу, чтобы ты была счастлива.

— Знаю. Я тоже.

Она начала рассказывать о Виноне и Эде, о мисс Сибил и других вещах, которые они обычно обсуждали, собираясь вместе в Вайнетте. Он слушал лишь вполуха. Одновременно в его сознании всплывали образы двух подростков с трудным прошлым, обремененных ребенком и безденежьем. Сейчас он понимал, что им не представился шанс, но зато они любили друг друга, и они отчаянно боролись…

Скит устроился строителем в Остине, чтобы помочь, чем можно, но там не было профсоюза, поэтому платили не очень много. После занятий Далли подрабатывал кровельщиком или старался раздобыть дополнительные деньги игрой в гольф. Им приходилось помогать деньгами Виноне, и их всегда не хватало.

Далли прожил в бедности так долго, что это обстоятельство его не особенно тяготило, но у Холли Грейс все было иначе. В ее глазах он постоянно читал эту беспомощность и панику, отчего в его жилах, казалось, стыла кровь. Нараставшее чувство вины за ее неустроенность вынуждало его затевать ссоры — горькие схватки, начинавшиеся с обвинений, что она не выполняет своих обязанностей. Он говорил, что она не поддерживает дом в чистоте, что слишком ленива и не готовит ему хорошую пищу. Она огрызалась, упрекала, что он не содержит семью, требовала перестать играть в гольф, а вместо этого заняться изучением инженерного дела.

— Не хочу я быть инженером, — возразил Далли во время одной особенно яростной ссоры. Швырнув книгу на поцарапанный кухонный стол, он добавил:

— Я хочу изучать литературу, хочу играть в гольф!

Холли Грейс запустила в него посудным полотенцем.

— Коль ты так сильно хочешь играть в гольф, зачем еще тратить деньги на изучение литературы?

Он швырнул полотенце назад.

— До сих пор никто из моей семьи не оканчивал колледж! Я хочу стать первым.

Денни, услышав сердитый голос отца, заплакал. Далли подхватил сына на руки и зарылся лицом в белокурые локоны ребенка, не в силах смотреть на Холли Грейс. Как ей объяснишь, что он должен что-то доказать, но он и сам толком не знает, что именно.

Похожие во многих отношениях, они хотели от жизни совершенно разных вещей. Их ссоры, становившиеся все яростнее, переходили в обмен беспощадными ударами в самые уязвимые места, оставляя после себя чувство горечи из-за того, как жестоко они ранили друг друга. Скит говорил, что они ссорятся потому, что оба слишком юны и с успехом могли бы воспитывать друг друга, как и Денни. И это было верно.

— Слушай, кончай таскаться повсюду с такой угрюмой физиономией, — сказала однажды Холли Грейс, смазывая клерасилом один из тех прыщиков, что до сих пор временами выскакивали на подбородке у Далли. — Ты что, не понимаешь, что первый шаг на пути, чтобы стать мужчиной, — перестать делать вид, будто ты уже стал им?

— Да что ты знаешь о том, как стать мужчиной? — ответил он, схватив ее за талию и посадив на колени. Они занялись любовью, но не прошло и нескольких часов, как Далли выбранил ее за скверную осанку.

— Ты ходишь сутуля плечи, потому что полагаешь, будто у тебя слишком большая грудь.

— Вовсе нет, — горячо возразила Холли Грейс.

— А вот и да, и ты прекрасно это знаешь. — Он приподнял ее подбородок, так что она заглянула прямо ему в глаза. — Бэби, когда ты перестанешь корить себя за то, что делал с тобой старый Билли Т.?

Мало-помалу увещевания Далли возымели действие, и она перестала тяготиться прошлым.

К сожалению, с уходом прошлого их стычки не прекратились.

— Твоя жизненная позиция нуждается в пересмотре, — как-то обрушился на нее Далли после нескольких дней беспрерывных препирательств из-за денег. — Все для тебя недостаточно хорошо.

— Я хочу кем-то стать! — отпарировала она. — Я безвылазно сижу здесь с ребенком, а ты похаживаешь в колледж.

— И ты можешь пойти, когда я его окончу. Мы уже сто раз говорили об этом.

— Тогда будет слишком поздно, — возразила она. — Моя жизнь к тому времени уже будет наполовину прожита.

Их брак грозил вот-вот распасться, когда умер Денни.

Чувство вины в смерти Денни разрасталось в Далли, словно быстро прогрессирующая раковая опухоль. Они тотчас съехали из дома, где это произошло, но ему каждую ночь снилась эта крышка бака. В снах он постоянно видел сломанную петлю и каждый раз поворачивал к ветхому деревянному гаражу взять инструменты, чтобы отремонтировать ее. Но ни разу ему не удавалось попасть в гараж. Вместо этого он опять оказывался в Вайнетте или у трейлера под Хьюстоном, где жил подростком.

Он знал, что нужно вернуться к той крышке бака, нужно отремонтировать ее, но его постоянно что-то останавливало.

Он просыпался весь в поту, завернувшись в сбившиеся простыни. Иногда он видел содрогающиеся плечи Холли Грейс, плачущей лицом в подушку, чтобы заглушить рыдания. Раньше ничто не могло заставить ее плакать. Она не проронила ни слезинки, даже когда Билли Т, ударил ее кулаком в живот; она не плакала, напуганная их щенячьей молодостью и полным отсутствием денег; не плакала и на похоронах Денни, где сидела словно высеченная из камня, тогда как сам он рыдал как ребенок.

Но сейчас, слыша ее плач, он знал, что это худшее из всего, что ему приходилось слышать.

Его чувство вины стало болезнью, разъедающей его. Каждый раз, закрывая глаза, он видел Денни, бегущего к нему на толстых ножках со свалившейся с плеча лямкой комбинезона из грубой ткани, с белокурыми кудряшками, освещенными солнцем. Он видел эти голубые глаза, полные любопытства, и длинные ресницы, ложившиеся на щеки, когда он спал.

Далли слышал взрывы смеха Денни, вспоминал, как тот, устав, принимался сосать пальцы. Видя Денни в своем сознании, слыша, как, беспомощно опустив плечи, плачет Холли Грейс, он так тяжело переживал свою вину, что подумывал, не лучше ли было умереть вместе с Денни.