Словно наступил голыми ступнями на рассыпанные по снегу иголки, переминаюсь с ноги на ногу, молясь про себя, чтобы эти двое поскорее ушли, и всё на дорогу поглядываю в поисках Сашиной таратайки. И не в старике тут дело, а в этой дурацкой оранжевой куртке…
Не зря мне её брат не понравился, ведь его обноски едва налазят на моё натренированное тело, отчего выгляжу я до смешного глупо – огромный мужик, а джинсы обтянули бёдра, как вторая кожа, хоть прямо сейчас в балет иди! Впрочем, кто знает, может у меня самого со вкусом беда? За эти дни ни одной картинки перед взором не мелькнуло – не человек, а нерешаемая загадка!
– Ну что, готов? – отскакиваю от надоедливого лабрадора и с облегчением выдыхаю, ведь уха уже касается знакомый голос, льющийся из приоткрытого водительского окна. – Прыгай, ковбой, поедем мир спасать.
Дважды просить меня не приходится: обхожу отечественную колымагу, только сейчас замечая, что место рядом с Сашей уже занято какой-то девушкой, и немного повозившись с заедающей ручкой, наконец, устраиваюсь сзади.
Итак, это Таня, да? Приятная дамочка с выбивающимися из-под шапки шоколадными кудряшками и хорошо читаемой настороженностью во взгляде. Пока её подруга неторопливо выруливает со двора, она разворачивается ко мне вполоборота и, внимательно рассмотрев, слабо улыбается:
– Неплохо выглядишь. Как голова?
– Лучше, – разматываю шарф, бросая его на сиденье, и расстёгиваю тесный пуховик. Чёрт, извиниться бы нужно…
– Ты за гараж прости. Сам не знаю, как там очутился…
– Да брось, брать там всё равно нечего. А замок давно нужно было сменить. Саш, ну и нарядила ты своего найдёныша! У Брагина что вещей поприличней не нашлось?
– А мне особого выбора не оставили, что у родителей нашла, то и притащила, – Саша смеётся, а её подруга насмешливо прыскает:
– Вот парочка – один гаражи вскрывает, другая родню обнесла!
Ну, что сказать? Дурной пример заразителен, так что остаётся лишь скрестить пальцы наудачу, ведь если окажется, что я полоумный маньяк, утягивать Сашу на эту тёмную сторону я желанием не горю.
Лениво приподнимаю уголки губ, отворачиваясь к окну, и без всякого энтузиазма слежу за мелькающими за стеклом пейзажами. Чёрт, не альтруист я. Сейчас бы на вверенный в моё пользование диван: уткнуться глазами в потолок и копаться, копаться в пустой голове, пока виски не начнут ныть… А как заноют, копаться уже с удвоенной силой, ведь если мозг не готов к сотрудничеству на добровольных началах, я готов взять его измором. Замучился. Как двухметровый младенец, разве что без памперсов и ложку сам держу – ни прошлого нет, ни планов на будущее, одно настоящее, где каждая мелочь в новинку.
Впервые вижу и эту заправку, что Саша резво оставляет позади, и эти деревья, непроницаемой стеной выстроившиеся по обе стороны дороги, и этот небольшой мост, что мы минуем буквально за десять секунд. Словно я безвылазно в городе сидел, где-то в наглухо запертом бункере, ведь всякий раз глянув в окно из Сашиной гостиной, чувствую одно – я турист, ничего мне здесь не знакомо.
– Эй, ты прежде чем-то подобным занимался?
И даже на такой простой вопрос ответить не могу. Хорошо что Таня вовремя хлопает себя ладошкой по лбу, бурча себе под нос что-то нечленораздельное, и устроив локоток на спинке своего кресла, продолжает уже без прежнего напряжения:
– Ладно, дружок, проведу небольшой инструктаж. Увидишь собаку сразу к ней не иди, – словно я собирался! – Сначала подкормить её нужно, она в руки просто так не даётся. Никаких резких движений, криков, и упаси тебя бог, не вздумай показывать страх. Собака всё-таки непростая.
Что?
– Стаффордширский терьер, – не отрываясь от снежного полотна, расстилающегося впереди, огорошивает меня Саша, даже не подозревая, что прямо сейчас мои мечты о её диване начинают казаться несбыточными. – Её дня три назад впервые заметили. Сидит на одном месте, гоняется за тёмными автомобилями. Бросили, похоже. Пристроить не смогли, вывезли в лес, а она, наивная, ждёт, когда же за ней вернутся.
– А может просто с машины выпрыгнула. Тут же федеральная трасса, – вставляет свои пять копеек моя новая знакомая, почёсывая макушку через плотную вязку спортивной шапки. – Ну, мало ли: хозяин по нужде вышел, а пёс на волю сиганул. Такое бывает нередко.
Отлично. Я до сих пор кручу в голове лишь одно слово, пугающее меня до чёртиков, а эти дамочки сочувственно вздыхают, сопереживая неизвестной им псине. Да какой псине?! Машине для убийств, это же чёртов амстафф!!! От одной мысли о предстоящей встрече мне становится дурно…
– Боишься, что ли? – а эта девушка, минут десять назад в пух и прах раскритиковавшая мой жалкий вид, ещё и посмеивается. Губы, обведённые красной помадой, растягивает, обнажая белые зубы, и, насмешливо хлопнув ресницами, пихает локтем водителя. – Ну и помощничка ты нам подогнала! Боюсь, как бы нам его спасать ни пришлось…
Отлично. Опростоволосился, верно?
– Таня! – вон, даже Саша смеётся. Давится смехом, поглядывая на меня через зеркало заднего вида, и беззлобно хлопает подругу по плечу. – Чего бояться-то? Это всего лишь собака.
Действительно. Подумаешь, стафф. Наверняка культурный, воспитанный, сытый… Увидит нас, радостно вильнёт хвостом, и низко раскланявшись, прыгнет в багажник! Делов-то!
– И всем известно, что при должном обучении стаффы миролюбивы, ведь так? – она на меня смотрит, а я впервые за эти дни с её братом солидарен – сдурела совсем. Сначала меня подобрала, в квартиру пустила, шкаф его ограбила, теперь ещё и настоящего хищника пригреет… Целых две бомбы замедленно действия на сорока двух квадратах жилой площади для здорового человека перебор…
Хотя, на её вопрос всё равно киваю, мол, правда. Может, прямо сейчас ей долг и верну, ведь автомобиль медленно тормозит, а девушки уже натягивают на ладошки тёплые варежки. Правда, Таня немного медлит и, дождавшись, когда её подруга склонится над багажником, шепчет мне в самое ухо:
– А если переживаешь, можешь в машине отсидеться. Только двери заблокируй, а то когда он нас доест, наверняка за тобой охоту начнёт, – я глаза закатываю, а она хохочет во весь голос.
Саша
Собаку мы замечаем сразу. Среди белых сугробов, подсвеченных фонарями и фарами мчащихся мимо машин, тёмный клубок, припорошённый мягкими снежинками, сразу бросается в глаза. А сердце тут же сжимается от боли. Иначе никак. Пёс, приспособившийся дремать под скрип автомобильных шин, тут же вскидывает грустную морду, с надеждой взирая на нашу с Пермяковой парочку: у меня в руках пакет с колбасой, у неё старенькая, зато вместительная, переноска… А главного нет – не по нам тосковал этот верный друг.
– Ну что там? Долго твой Тимуровец курить будет?
Я пожимаю плечами, пряча неуместную улыбку, под воротом куртки, а Таня уже нетерпеливо отплясывает на дороге:
– Говорила же, испугался! Какой нам от него прок? Спаситель хренов! Наверно, всю пачку уже скурил, пока с духом собирается!
Чего ворчать-то? Сама сказала ему не соваться, чтоб по неопытности, животное не спугнул, а теперь жалуется! Зло пар из ноздрей выпускает, от нервов уже в пятый раз поправляет шапку…
– Не ворчи. Он всегда курит медленно, – я бы сказала задумчиво. Затягивается, а потом долго, едва ли не с полминуты держит дым, не позволяя ему покинуть лёгкие. – Да и чего нас спасать? Давай уже поближе подберёмся.
Собака ведь, похоже, не против. Ни рыка, ни лая, ни попыток сбежать… Видать, замёрзла совсем. На улице минус пятнадцать, а у неё и подшёрстка подходящего нет. Вот и скажите теперь, разве человек не самый опасный в мире зверь? Приручил, вырастил и бросил на верную погибель!
