— Ну, давай, Сань, просвети. Постель ему застелешь, может куриный супчик сваришь? Или нет! — бьёт себя по лбу, озарённый какой-то догадкой и тут же стирает с лица улыбку. — Ну точно, пойдёшь обратно к гаражам, вдруг ещё кого подберёшь? Не бомжа, так собаку. У тебя же квартира резиновая!

— Вань…

— Или всё-таки клич в группе бросишь? Как там у вас принято «Молодой, слегка потрёпанный уличной жизнью кобель ищет заботливые ручки?». Ну, я прав? — здоровяк выпрямляется на ногах, теперь возвышаясь над моей спасительницей, но она и не думает пугаться. Словно он не гора мускул, а глупый мальчишка, вызванный на ковёр к строгой учительнице:

— Не говори ерунды! Он же не кот!

— Вот именно, сестрёнка! И я битый час жду, когда же до тебя это дойдёт!

Всё ясно, ни какой он не муж. Старший брат. Примчался выручать из беды младшую сестру и теперь кипит от праведного гнева, встречая резкий отпор с её стороны. Чёрт, может вступиться?

— Да лежи говорю! И только попробуй к ней прикоснуться! Убью не задумываясь, — только он опять оказывается шустрее. И толкает меня так резко, что я прикладываюсь больным затылком к твёрдому подлокотнику, от неожиданности дёргая рукой и вырывая из вены капельницу. Ну отлично, я прямо груша для битья!

— Что если он маньяк? Вор? Убийца? Что если завтра я найду тебя в спальне с перерезанным горлом?

—Ваня!

— Не Ванькай, а включай наконец мозги! Это не шутки, Сашка! Так что прежде, чем оставить его у себя сто раз подумай! Такими должна полиция заниматься, а не молоденькие дурочки. Подумай, подумай! А я помогу. Меня не послушаешь, я родителей подключу. Ключи отберут и плакало твоё волонтёрство. Никаких больше плешивых Топтыжек и блохастых кошек.

—Тотошка, — произносит с нажимом Саша, удивляя меня сталью в голосе, и воинственно сжав кулаки, кивает Ване на дверь. — Моего пса звали Тотошка. За три года можно было и выучить. А что до ключей – не тебе решать. И учить меня тоже не тебе, ты делал вещи и похуже.

Что, чёрт возьми, здесь происходит? Парень бледнеет, теперь сверля глазами дыру на лбу своей упёртой сестры, а она терпеливо ждёт, когда же он последует по направлению к двери.

—Поздно уже, Вань. Тебе спать не пора? — ещё и подгоняет, когда его молчание затягивается на добрых пару минут. — Со мной ничего не случится.

Я бы не был так уверен… Ведь исключать вероятность, что злой, как черт здоровяк попал в яблочко не могу даже я. Правда, говорить об этом не спешу…  Ну куда я пойду?

— Очень на это надеюсь. Дверь запри, — бросает еле слышно внезапно притихший мужик и больше ни разу на меня не взглянув, ретируется в прихожую. А она следом.

Отлично, кажется, я их рассорил. Прекрасная плата за Сашину доброту!

Саша

– Господи, что я творю? – распахиваю глаза, испуганно озирая залитую солнцем комнату, и, натянув одеяло до самого носа, прислушиваюсь. Пугающе тихо: ни хрипов, ни тяжёлых шагов, ни лязганья ручек на комоде в гостиной. Самое-то, чтобы на свежую голову осмыслить случившееся.

Итак, подведём итоги? Первое — я потеряла друга. Мой бедный Тото лежит в незакрытом Танином гараже совершенно один, всё так же пялясь стеклянными глазами в одну точку. С ним я должна попрощаться через пару часов. Второе — я стала свидетельницей преступления, ведь, как ни крути, но этот мужчина всё-таки влез в чужие владения. И, о боги, третье — вместо того, чтобы сдать его куда нужно, я постелила ему в гостиной… Может, Ваня прав, и я чокнулась? Тронулась умом из-за смерти любимого пса?

Да кого я обманываю? Моя потеря здесь ни при чём! Ведь даже будь Тошка жив, мой мозг не придумал бы ничего лучше, кроме как помочь этому бедолаге.  Что поделать, но части принятия спонтанных дурацких решений я мастер! Знать бы ещё что делать дальше…  Так и сидеть в спальне, дверь которой я подпёрла шваброй, или всё же набраться смелости и выглянуть в коридор?

Закусываю щеку от нарастающего волнения и всё же прихожу к выводу, что выйти рано или поздно придётся. Пусть и страшно…

И куда только подевалась моя отвага? Плотнее запахнув халат, крадусь по собственному жилищу, как какая-то рецидивистка, и едва держусь на ногах от ужаса, никак не решаясь приоткрыть дверь в гостиную. Не знаю, чего я боюсь больше – обнаружить, что он отдал богу душу или пришёл в себя и теперь по-хозяйски беззвучно шныряет по шкафам. Ведь в обоих случаях я точно грохнусь без чувств. Блин, это всё Ванька со своими бредовыми мыслями! Нагнал жути, а мне теперь переживай!

Глупости, так и на работу опоздать недолго! Это мой дом! А в случае чего заору, стены же тонкие, кто-то да обязательно услышит…

Делаю глубокий вдох и уверенно отпускаю ручку вниз, мгновенно находя глазами виновника моих переживаний.

Не спит. Дёргается, когда дверные петли поскрипывают от моего давления и резко садится, устремляя на меня распухшие глаза. Вот же красавец! Словно каток по нему проехал!

– Проснулся? – вхожу, ногой отпихивая в сторону надоедливого кота, решившего поохотиться за моим мягкими пушистыми тапками, и украдкой осматриваю помещение – вдруг что-то уже умыкнул? А он словно мысли мои читает – хрипло посмеивается, нерешительно вставая на ноги, и спрятав руки в карманы грязных джинсов, спешит успокоить:

– Ваш фарфор я не трогал.

Бабушкин. Фарфор этот, будь он неладен, ещё со времён её молодости стоит на самом видном месте. Сначала думала запрятать подальше, но потом устыдилась – Нина Степановна не простит. Во снах являться начнёт.

– Как голова?

– Болит, но после таблеток уже намного лучше… Спасибо вам, Саша… И за доктора, - по-моему, смущённо кивает на предусмотрительно застеленный стареньким пледом диван, – и за это. Я у вас теперь в долгу.

Ещё бы! Ванька ведь прав, грязный он как чёрт. Колени перепачканы грязью (и где только умудрился отыскать песок в эту снежную зиму?), свитер заляпан кровью, а куртка, небрежно брошенная у батареи, вообще для носки больше не годится… Постирать бы их…

– Ну, я пойду? – хотя гостя, похоже, ничего в собственном облике не смущает!

Так может и к лучшему? Ведь глупо, правы все! И Танька, и Ванька, и Мишина жена, странно глянувшая на меня из-под изогнутых бровей после тщательного осмотра моего постояльца! Это ж додуматься нужно – подобрать с улицы неизвестно кого!

— Иди! Господи, иди! – кричит каждая клеточка моего мозга, а сердце с облегчением выравнивает свой ритм… Только помимо фарфора, полку украшает бабушкин снимок!

– Зачем же? – а прогнать бедолагу прямо у неё на глазах мне совесть не позволяет. Она бы не прогнала… И плевать, что родня скажет! – Отлежитесь немного, придёте в себя, а потом свободны. Да и… – обрываюсь на полуслове, не зная, как бы сказать это помягче, но, не придумав ничего лучше, произношу как есть, - вам бы не мешало помыться.

Незнакомец

Отлично, я хренов Квазимодо: нижняя губа рассечена, правый глаз почти не открывается, левый выглядит сносно, но ярко-красный белок и бордовый фонарь на веке делают мой взгляд немного пугающим. Не знаю, виноваты ли мои увечья, но я этого парня вижу впервые… И это пугает до чёртиков, поверьте.

– Может, не стоит вам волосы мыть? – хозяйка этой тесной, но довольно уютной квартиры заботливо разматывает повязку на моей голове и, смяв пожелтевшие бинты, болезненно морщится, взирая на мою рану. Чёрт, другая бы в обморок свалилась, а эта стоит!

Гляжу в зеркало, тут же проходясь рукой по слипшимся на затылке волосам, и решительно принимаю из её рук полотенце:

– Разберусь.

– Как знаете, - она пожимает плечами, брезгливо мазнув взглядом по моей драной одежде, и прежде чем выйти из ванны, достаёт из кармана пакет, с логотипом какой-то продуктовой сети. – Одежду сюда сложите.

Вот угораздило. Закрыв дверь за гостеприимной девушкой, с трудом избавляюсь от свитера, и замираю, вновь уставившись на себя в запотевающее зеркало. Татуировка. Поднимается от запястья до самого плеча, уверенно переползая на грудь. Чёртов рукав каких-то непонятных, но профессионально выполненных узоров. Может, я вправду беглец? Опытный сиделец, от нечего делать вместе с сокамерниками набивающий какую-то галиматью на собственном теле? Крепком, надо сказать – пивное брюхо отсутствует, но даже этот факт не радует.