«Их для тебя нарисовали. Нарисовали, чтоб ты поверила, что являешься дочерью Назаровых…. Ты – не Есения Назарова!».

А кто я?

В висках вдруг возникла едкая боль, и я, поморщившись, сжала их пальцами.

И кто… кто это чудовище, которое спрятало здесь все фотографии?

Я снова спустилась в подвал… За второй коробкой. Первую принесла обратно и поставила на пол. У меня так сильно дрожали руки, что я не сразу смогла спуститься по лестнице, а потом подняться обратно.

Дальше я смотрела на фото и чувствовала, как шевелятся волосы на затылке и немеют пальцы на ногах. Рядом с Людмилой Назаровой на фотографиях была Раиса. Где-то вместе. Где-то в кругу других людей. Или по отдельности. Перевернула одну из фото и прочла заплетающимся языком вслух:

«Любимой тете от Люси».

Выронила фото и шумно, широко открытым ртом хлебнула сырой воздух подвала. Дальше смотрела, как зомби. Перекладывая фото. Пока не увидела Людмилу на фото с Макаром… Кажется, в этот момент я получила удар под дых и даже схватилась за ребра.

«Любимому братику. Как же я соскучилась. Возвращайся поскорее». Макар на фото выглядел иначе. Моложе намного, и у меня опять заболела голова, заболели уши, и я тронула нос – кровит.

Зажала голову руками и застонала от боли. Она пульсировала в висках с такой силой, что у меня темнело перед глазами. Я наклонилась вперед и, тяжело дыша, пыталась справиться внезапным приступом боли… а перед глазами появилась картинка. Живое изображение. Как будто смотрю видеосъёмку… Только не со стороны. А я сама все это вижу.

– Сто баксов? Это все, что ты мне дашь за нее? Сто баксоооов?

Скрипучий женский голос срывается на истерический визг.

– Мне не хватит надолго… дай больше. Это же девка. Ее скоро трахать можно будет. Моя дочь, между прочим… я свою кровиночку от себя отрываю. Дай хотя бы триста баксов.

– Мама, не надо. Мамаааа, – этот детский голос. Я его знаю… Не вижу, кто говорит… Это мой голос. Мой голос в детстве? А женщина с желтыми зубами, с всклокоченными рыжими волосами и жуткими синяками под глазами… Мне больно ее видеть. Так больно, что я рыдаю и мне страшно. Я бросаюсь к ней, пытаясь ее обнять. – Мама, не надо. Не продавай меня. Я буду искать деньги. У меня получится. Мамаааа.

– Пошла вон, сучка... вон! Всю жизнь мне испортила. Ты и ублюдок отец твой! Как хорошо, что он сдох от передоза!

Но я обнимала ее, вонючую, грязную. Я жалась к ней всем телом. Но она меня отшвырнула с такой силой, что я покатилась по грязному полу…

Вспышка ослепила, и видение исчезло. Я застонала, вытирая нос, глядя на фото молодого Макара и чувствуя, как меня трясет еще сильнее.

Они все это сделали. Это они писали мне анонимные письма… Они каким-то дьявольским образом нашли меня и выдали за Есению Назарову, а потом подсунули Барскому.

И… сейчас он там с ними. Это ведь они. Все это сделали они. Шатаясь, вылезла по лестнице вверх. Несколько секунд стояла посреди кухни, пытаясь хоть немного собрать свои мысли. Мне надо уходить отсюда. Как можно быстрее. Но куда? Я с Волчонком. Куда мне его тащить? К кому?

К дороге подъехала машина. И я тут же подскочила, словно током меня ударило. Увидела женский силуэт с зонтом. Я попыталась задвинуть крышку погреба, но она не поддавалась, ее как будто заело. Холодея от ужаса, я дернула еще раз, но крышка не двинулась ни сантиметра. Я натянула коврик, закрывая дыру.

Снаружи послышались шаги, и я лихорадочно начала открывать ящики столов, выхватывая нож. Потом бросилась в комнату к сыну, но дверь уже распахнулась, и на пороге я увидела Раису. Она поставила мокрый зонт на пол и сняла плащ.

– Ну и погодка. Ты как? Освоилась? А я решила к тебе с утреца приехать. Молочко по дороге купила для Гриши.

Посмотрела на меня и поставила пакеты на пол у стены.

– Что такое? На тебе лица нет. Бледная, как смерть.

– Устала, напереживалась. Пройдет. Вы зачем так рано ехали?

Незаметно сунула нож за пояс штанов, поправила свитер.

– Ну как зачем? Волновалась за тебя и за мальчика. Не чужие вы мне. Сколько времени с ним провела.

Она сняла грязную обувь и пошла в комнату, где спал Гриша, я за ней. Стараясь унять бешеное сердцебиение и ничем себя не выдать. Лихорадочно думая, как теперь уйти и как скоро ее племянник объявится здесь, чтобы убить меня… И вдруг мне до дикости стало страшно – он вначале убьет Захара! Он ведь может с ним сделать что угодно!

– Спит наш ангелочек. Такой милый. Эх, жаль детей у меня нет. Племянница была с дочкой, но они погибли. Одна я совсем.

– А как же та ваша родственница из садика?

– То мужа родня. – она погладила Гришу по голове, а у меня внутри все сжалось до невозможности.

– Идемте чай пить. Я нашла здесь печенье. Чайник еще горячий.

Когда зашли на кухню, я посмотрела на ковер – сердце грохнулось вниз, словно оборвалось – я не поправила его до конца. И потом перевела взгляд на нее, но Раиса достала как раз чашку и на меня внимание не обращала.

– Лютует Монстр. Уволил несколько человек, на Макара сорвался. Все утро по дому бродил, рычал на всех. Думаю, к вечеру отдаст приказ тебя искать.

Она так умело маскировалась, так искренне все говорила, что мне стало не по себе – насколько человек может лицемерить и скрывать свою истинную личину.

– Я думаю, здесь не найдет. Я несколько попуток сменила и следы запутала.

– Молодец. Тебе лучше здесь отсиживаться. Может, даже пару месяцев, пока не стихнет все. Чайник остыл. Надо снова нагреть.

Поставила чайник на плиту, зажгла огонь и прошла с чашкой мимо дырки, поставила ее на стол, а я смахнула бисеринки пота со лба. Раиса всплеснула руками:

– Вот же ж, забыла пакеты в коридоре.

– Я принесу.

– Сиди. Я сама.

Ступила на край дырки, споткнулась… Резко вскинула голову, ее глаза округлились, а я изо всех сил толкнула ее вниз и не знаю, с какой дикой силой дернула крышку на себя, задвигая ее. Подтянула на погреб холодильник. Какая-то дьявольская сила появилась в руках, во всем теле. Снизу послышался стук и крики:

– Ты что творишь? Совсем сдурела? Открой сейчас де! Чокнутая!

Я ей не отвечала. Теперь я лихорадочно одевалась, собирала в пакет все, что мне могло бы пригодиться в дороге. В самую последнюю очередь заберу Волчонка.

– Открой! Ты что творишь? Танюшка! Я не враг тебе. Слышишь? Давай все обсудим. Это Макар сюда фотки притащил. Все не так, как ты думаешь, было. Открооой, я все расскажу.

Но я ее не слушала. Я одевалась, натягивала ботинки, кофту.

– Открой, дрянь! Тебе не сбежать! Куда ты пойдешь?! Кому ты нужна на хрен! Я б позаботилась о тебе! Я б не дала ему тебя убить! Он Монстра пристрелит, а я тебя в обиду не дам! Там на дороге он без меня все провернул… я не знала! Я б не позволила убить! Ты же на внучку мне похожа была! Скажу, чтоб с кладбища в аэропорт ехал. Открооой, дура несчастная, я твоя единственная Есения!

– С какого кладбища? – я наклонилась над погребом, а в висках пульсирует, бьется, горит: «Это не он…. не ОН… О Боже! Не он убить хотел… Захааар…!»

– Где он тебя похоронил! Идиот! – она расхохоталась. – Макарушка и его там пристрелит! Отомстит за всех нас! А я тебе денег дам и скрыться помогу. Открывааай! Мы еще сработаемся. Ты богатой можешь стать! Несметно богатой! Есении Назаровой половина денег была отписана! Никто не знает, что это не ты! Откроооой!

Вскочила на ноги, схватила Волчонка, который едва глаза открыл, натянула на него свитер, курточку и выбежала на улицу, оглядываясь по сторонам. Я не думала ни об одном ее слове. Я подумаю о них позже. Я потом начну собирать по крупицам весь этот чудовищный пазл. Сейчас я до ломоты во всем теле боялась, что с Захаром что-то сделает эта тварь. 

Я почти не помню, как добежала до дороги, как ловила попутку опять, прижимая к себе сына, ежась под противным моросящим дождем, забыв в доме все наши вещи. Только в кармане какая-то мелочь. Но на попутку мне хватит. А потом… я не знала, что будет потом. В эту секунду у меня было только здесь и сейчас.