Ну уж нет. Я поудобнее перехватываю свою дамскую сумочку, в которой, по моему скромному мнению, скрывается целая вселенная. И, неспортивно подкравшись к самому высокому из «недружелюбных», с размаху опускаю эту «вселенную» ему на голову. Получается неожиданно гулко и с характерным треском (кажется, это из моей косметички). Зато, пока парни не опомнились, я успеваю схватить Дамиана за руку и потащить за собой к выходу со стадиона.

   - Виола! - возмущается Дамиан, когда приходит в себя. - Подожди, я с ними ещё не закончил!

   «Недружелюбные» кричат что-то похожее.

   - Закончил, закончил, - я упрямо тащу его к воротам.

   Но, увы, не закончили с нами.

   - Ты глянь, красавец и чудовище! - заявляет кто-то из догнавших нас пушкинцев. И, не церемонясь: - Детка, отойди, мы твоего парня бить будем. Смотри, тебя тоже задеть можем.

   Дамиан порывается ответить - сразу кулаками, но я толкаю его на себя, а в лицо говорящему распыляю перцовый спрей (всегда наготове в моей «вселенной», полезная вещь).

   Больше нас уже никто не останавливает - там и без нас дико весело. Зато Дамиан возмущается всю дорогу.

   - Виола! Почему ты не дала мне с ними разобраться? Ты что, думаешь, я слабее их?

   Мальчишки...

   - Нет, я всего лишь хотела, чтобы ты вернул меня, живую и здоровую, к папе.

   - Ты думаешь, я бы дал им хоть пальцем тебя...

   - Нет, но потом мне пришлось бы идти домой одной. Дамиан, не увиливай: ты задолжал мне объяснение. С каких пор ты пристрастился к футболу?

   Дамиан надувается, бурчит что-то вроде: «Я их всё равно ещё побью», и я начинаю понимать, с чьей подачи в его семье вечные драки с Ромионом.

   - Ты сказала, что у тебя в классе учатся нормальные люди. Я понял, что не могу возразить, поскольку я их не знаю, и решил лично проверить.

   - Проверил?

   - Да.

   - И как?

   - Нормальные.

   Некоторое время мы идём молча. Дамиан выглядит задумчивым, у меня же слишком много невысказанных реплик, и большая их часть может запросто испортить этот вечер. Лучше уж промолчать.

   - Виола, в твоём мировоззрении плохих людей нет совсем? - говорит вдруг Дамиан.

   Я удивлённо смотрю на него. Солнце садится, бросая косые алые лучи и удлиняя тени. Дамиан в этом неверном свете кажется взрослее, чем на самом деле. Серьёзнее. Не хватает чёрной мантии, меча в ножнах на поясе и какого-нибудь шрама на щеке, чтобы получился Тёмный Властелин (в моём представлении).

   - Есть, наверное. Не знаю. Я не встречала, - наконец, отделываюсь я уклончивым ответом. - А что?

   - Ты пожалела мою мачеху. И ты так рассуждаешь, - Дамиан хмурится, убирает со лба отросшую чёлку, и моё сердце подпрыгивает. Чёрт возьми, какой же он красивый! - Просто иногда ты мне кажешься совсем ребёнком, а иногда говоришь, как Ромион. Это странно. Только знаешь, Ромион бы никогда никого жалеть не стал.

   - Да ты его просто мало знаешь!

   - Своего-то брата, - усмехается Дамиан. - Знаю и получше, чем ты. Я помню, что ты его любишь, Виола. И не буду оскорблять его при тебе, - он качает головой, когда я по привычке пытаюсь возразить. - Мне просто иногда... иногда очень хочется тебя спросить...

   - О чём?

   Дамиан сжимает кулаки и молчит, но я жду, и он всё-таки решается:

   - Со мной ты тоже из жалости?

   - Чего?! Да как... Как тебе в голову пришло!

   Но Дамиан продолжает внимательно смотреть на меня. Мда. Похоже, наступило время для признания. Очередного.

   Господи, когда его самооценка поднимется хотя бы на мой уровень?

   - Дамиан, я же говорила, что я тебя... Что ты мне нравишься, - куцо как-то получилось. Может, ещё раз попробовать? - В смысле...

   Но Дамиан берёт меня за руку, сжимает пальцы и улыбается - грустно так, что у меня сердце удар пропускает.

   - Не надо. Не надо, Виола. Просто... Знай, что я всё равно всегда буду с тобой рядом - пока не прогонишь, конечно.

   - А, - усмехаюсь я. - То есть, ты меня сейчас специально злишь? Чтобы прогнала? Так вот - не дождёшься! Я свою настоящую любовь так просто не отпущу!

   Дамиан в ответ только улыбается и снова целует мою руку. Но я вижу, всё ещё вижу в его глазах - глубоко-глубоко, но оно там есть - недоверие.

   Знать бы ещё, как его переубедить? И... почему это простое «я тебя люблю», оказывается, так сложно сказать?

   Дома, в своей комнате, я долго и пристально смотрю в зеркало. Мне всё ещё странно видеть в нём красавицу - сквозь флер, конечно. Да, раньше после полуночи я тоже становилась красива. Да, после лягушачьей кожи эта красота ослепляла. Но и вполовину не так, как сейчас.

   Я трогаю золотистые длинные пряди - они волнами струятся по спине, плечам и высокой груди, очерчивают тонкую талию и крутые бёдра, и дальше - к ногам, длинным и стройным, словно у балерины. Распущенные волосы достают до пола - с непривычки я уже раз сто запутывалась в них, просыпаясь, или садилась, подстилая под себя вместо диванной подушки. Жидкое золото - и отрастают мгновенно, стоит их немного подравнять. Хотя чего там, они и так ровные. Но я бы хотела покороче...

   А ещё глаза - не мои, чужие, тёмно-синие, при определённом освещении даже фиолетовые. Не мои губы, совершенные и изгибом, и розово-алым цветом. Черты лица: идеально-ровный нос такого размера, словно его рассчитывал скульптор - и не раз, а как минимум сто. Острые скулы, ямочки на щеках, и кожа - лепесток розы.

   Девушка в отражении прекрасна каждой чёрточкой - но это не я. Точнее, я - но где-то там, в глубине чудесных фиолетовых глаз. Глубоко-глубоко. Мне странно признаться, но я уже тоскую по своей жабьей внешности - ведь зеркала даже здесь, в моём родном мире, даже сквозь дымку флера всегда показывают меня настоящую. Красавицу. И это настолько не похоже на моё восприятие себя, что хочется кричать - но даже кричит эта красавица иначе. И голос у неё другой. Другое всё.

   Забавно: меня расколдовали, а я чувствую себя проклятой сильнее, чем когда-либо.

   Закрыв глаза, я представляю рядом с этой красавицей Дамиана, и у меня ёкает сердце - от ревности.

   - Что, принцесса, красота не принесла тебе счастья?

   Я открываю глаза и стремительно оборачиваюсь. Это странно - не такие чувства должен вызывать бесцеремонно развалившийся у меня на постели юноша - но да, я чувствую облегчение.

   - Габи! Сколько лет, сколько зим!

   - Ровно месяц, принцесса. Прикройтесь, - мне на руки падает бархатный тёмный плащ, пахнущий апельсином. Фыркнув, я игнорирую его и тянусь за снятым было халатом. Кто знает, кому этот плащ принадлежал раньше?

   - Габриэль, я тебе, конечно, рада, но можно ты в следующий раз постучишься и спросишь разрешения войти?

   Сногсшибательный брюнет у меня на кровати поворачивается на бок, улыбается и становится очень похож на огромного кота. Того, Чеширского.

   - Я демон, принцесса. Мне положено возникать из ниоткуда.

   - Протестую. Ты можешь возникнуть из ниоткуда, спросив разрешения.

   Габриэль тихо смеётся. Но смех быстро замерзает у него на губах, и взгляд становится тоже морозный, а ещё почему-то требовательный.

   - Ты изменилась, принцесса. Я чувствую.

   - Да. Я стала настоящей принцессой, и мне это не нравится. Подвинься.

   Я падаю на кровать рядом с ним и пихаю демона руками и ногами к стене. Полагаю, раньше с Габриэлем так не обращались, потому что какое-то время (всё-таки отодвинувшись) он выглядит ошеломлённым.

   - Тебе следовало бы быть осторожнее в присутствии высшего демона, принцесса.

   - А то что? Сваришь меня на обед? Габи, я тебя не боюсь. Тебя - нет. Так что не стоит строить из себя... что ты там обычно строишь.

   Он приподнимается на локте и нависает надо мной - гротескная тень, одни глаза сверкают в тяжёлых сумерках.

   - Нет, не боишься. Мне это нравится. Но другая тень лежит на твоём сердце, принцесса. Какая?