Но нет. О последнем Гордей Архипович точно не имеет никакого понятия — ведь не колдун же он, везде имеющий свои уши.

«А те, кто проходил путь до конца, становятся козаками-харакерниками — могут превращаться в птиц и зверей, слышать и видеть все, что видят они, наводить магию и проклятия — их боятся больше всего» — вспоминаю вдруг слова то ли Вэла, то ли услышанное вечером за столом, и я вздрагиваю, отгоняя это наваждение.

Ну какие ещё характерники, ей-богу! Поверить в то, что Гордей Архипович, превратившись в птицу, летает над поместьем, выслеживая-узнавая тайные помыслы его обитателей, ничем на лучше веры в то, что Тамара, его дочь, может навести порчу и сломать мне жизнь. Эти места так и кишат суевериями, ещё немного здесь побуду — сама начну верить в эти бабушкины сказки.

Поэтому, когда Вэл с дорожной сумкой на плече, показывается у машины, я ему почти завидую. Да, он едет первый, в не самых лучших условиях, но уже завтра он будет в нашем с ним городе-миллионнике, давно ставшем родным. Там совсем другая жизнь, другие люди, все спешат и торопятся, и никому ни до кого нет дела — как же мне сейчас не хватает этой суеты и отстранённости!

И даже сейчас, когда мы дружно провожаем — нет, не Артура, которого здесь обожают, а Вэла, который, по сути, чужой для них, просто чудаковатый горожанин Василь — посмотреть на это сходится вся молодёжь, гулявшая вчера вечером, и народ постарше, и даже мой полюбовник Петро, отошедший от утреннего похмелья. Икая, он ухитряется пожелать Вэлу «доброго здоровья й шоб не пронесло в дороге».

— Хорошо. Как скажете. Спасибо! — Вэл по-настоящему растроган такими пышными проводами, в отличие от меня, еле сдерживающей раздражение из-за того, что не могу сейчас с Артуром даже парой слов перекинуться. — Прощайте, друзья! Вы славный народец, спасибо за сивуху!

Подкрепляя свои слова картинным жестом уезжающего барина, Вэл подходит ко мне.

— Ну, что… Типа встретимся уже у нас? И сразу на тусэ! Будем обмывать мой новый статус, закажем перцовку и сало! Прикинь, как все охуеют! — радостно вещает он мне в лицо, а я обнимаю его в ответ.

— Вэл, сало слишком калорийное и в нем холестерин. Ты прямо экстремальщик какой-то, — часто-часто моргая, стараюсь унять чувство, как будто с его отъездом я немножечко… осиротею. Ведь, как ни крути, а события последних дней я вряд ли бы достойно пережила без Вэла. Даже с Артуром — и то, кто знает… Может и не помирилась бы, если бы друг феерично не напился и не попал со мной к Никишиным.

От этой мысли по спине проходит противный холодок и, не разжимая рук у Вэла за плечами, я поворачиваюсь лицом к Артуру и беззвучно шепчу ему: «Возвращайся быстрее».

Артур в ответ на это только коротко кивает.

— Пожалуйста, — уже вслух говорю я, не беспокоясь о том, кто это услышит и как поймёт. — Только быстрее назад. Пожалуйста!

В этот раз не обходится без вмешательства Оляны — в какой-то момент Артур делает шаг к нам с Вэлом, и она останавливает его от этого.

— Ну, бывайте! — Вэл снова лучезарно сияет, отходя от меня к машине и с душевной нежностью оглядывая всех нас. — Гордей Архипович, можете быть спокойны! Я не сдамся и не посрамлю честь козацкую! Бывайте, миряне!

И если бы не Артур, все-таки не выдерживающий и вталкиваюий его в салон, на заднее сиденье, куда быстро садится Оляна, кто знает, сколько бы ещё нам пришлось слушать его прощальные речи

— Миряне… — не могу сдержаться и в голос смеюсь я, пока авто, сдав назад, разворачивается в направлении больших ворот, а Вэл, выглядывая в заднее окно, продолжает махать нам, словно триумфатор почитающей его толпе. — Пока, Вэл! — шепчу я, удивляясь, почему мой голос все ещё дрожит. — Увидимся! Очень скоро увидимся…

Ведь увидимся же, правда? Этот вопрос я задаю себе, глядя, как машина, взяв курс на главную дорогу, плавно отъезжает, поднимая за собой клубы пыли — в сухом июльском воздухе танцуют мириады песчинок, не прибитых к земле и каплей влаги. Громко чихая, я пользуюсь моментом и вытираю глаза, стараясь не обращать внимания на какое-то неприкаянное одиночество, которое охватывает меня, когда автомобиль отъезжает на такое расстояние, что махать рукой уже не имеет смысла.

И как только я решаю сходить с Мариной на конюшню, посмотреть за Русланом, пусть хотя бы на полчаса — для сборов у меня есть время, а оставаться одной пока что совсем не хочется — как крепкая сухая ладонь Гордея Архиповича ложится мне на плечо, и его голос звучит над ухом:

— От и добре, шо ты осталась, Поля. Ты мени як раз и надо. Ходим за мной. Поговорить хочу.

— Что, опять? — вспоминая вчерашний допрос, с нескрываемой иронией уточняю я.

— Не опять, а знову, — отбивается он популярной присказкой и, не убирая руку, с нажимом повторяет. — Ходим, Поля. Времени в нас не так и багато, а сказать есть шо.

— Но я… С Мариной, вообще-то, хотела… — на смену моей ироничности приходит страх. Как никогда четко я понимаю, что никого из «моих» людей здесь не осталось — внимание Гордея Архиповича больше не отвлечёт на себя ни Вэл, ни Артур, ни даже Оляна.

А уж не потому ли их так легко отпустил хозяин поместья — может, хотел, чтобы они не мешали каким-то нашим разборкам?

Не будь дурой Полина, и параноиком тоже не будь! Никто тебя не собирается привязывать к сосне косами — Артур только сегодня утром говорил, что его дед совсем не самодур и вообще… Гораздо добрее, чем кажется. Только я снова начинаю в этом сомневаться, когда Марина заметившая, что я совсем не горю желанием общаться с хозяином поместья, тоже просит отпустить меня с ней на конюшни, а Гордей Архипович цыкает на неё самым бесцеремонным образом.

— А ну цыц! Ты мени указувать будешь, шо робить? Вы шо, девки, подурели? Чи страх совсем потеряли? А ну, одна бегом до роботы, друга — за мной, шагом марш! И шоб я слова лишнего не чув от вас!

Бросив на меня виноватый взгляд, Марина как бы пытается сказать — ну, прости, сделала все, что могла. Она и вправду не может ничего возразить — во-первых, спорить с хозяином здесь не принято, а во-вторых, не может подвести сестру, которая оставила непредсказуемого Руслана под ее ответственность. Поэтому только развожу руками в ответ — я все понимаю, постараюсь выкрутиться сама.

— Ходим, ходим до дому. Чужих ушей нам не надо, — оглядывая двор и убеждаясь, что все вернулось на круги своя, а местные обитатели — к работе, добавляет Гордей Архипович, и мне остаётся только послушно кивнуть.

— Не туда, — заметив, как я автоматически сворачиваю влево, в то крыло, где меня поселили, говорит хозяин, когда мы входим внутрь. — За мной иди. И мовчки. Давай пока без лишних балачок. Сюда, — направляясь в противоположную сторону, он проводит меня мимо гостевых комнат, мимо ещё одной небольшой кухоньки, мимо кладовок и котельной, где на стенах висят бойлеры и ещё какие-то диковинные штуки, и ныряет в очередной поворот.

Здесь темно, снова пахнет яблокам и сушёными фруктами — неудивительно, вот они развешаны повсюду крупными связками, и я, не удержавшись, срываю себе одну сушку.

— От и пришли, — перебирая связку ключей, незаметно оказавшейся в его руке, подводит он итог нашего путешествия вглубь таинственного дома. А я, пожёвывая то, что когда-то было сливой, стараюсь отогнать от себя ассоциации с тайной комнатой Синей Бороды, на пороге которой я оказалась. Надеюсь, у Гордея Архиповича там не хранятся скелеты предыдущих гостей, которые вели себя неподобающе и чем-то ему не угодили.

— Заходь, — его рука толкает меня за порог и, обернувшись, я с опаской смотрю через плечо. Подозрения, что он закроет меня здесь навсегда становятся вдруг почти паническими. — Заходь, не бойся. И жди меня. Я сейчас.

Если бы после этих слов раздался скрежет запираемого замка, я бы заорала от ужаса — но словам хозяина вторит только скрип закрываемой двери. А, значит, это ещё не конец.

Комната, в которой я оказалась, кажется зеркальным близнецом той, где жил Артур и где остановилась я — большая, но не светлая, а погружённая в полумрак, с высокими двустворчатыми окнами, плотно занавешенными шторами, не пропускающими дневной свет. Не решаясь отодвинуть их — кто я такая, чтобы наводить здесь свои порядки, — включаю небольшой старый светильник, стоящий посредине круглого стола, крытого льняной скатертью с тяжелыми кистями.