Н. И. НИКУЛИНА

НИКОЛАЙ

ЛЬВОВ

ЛЕНИЗДАТ 1971

2-8-4

И9-1971

Д. Г. Левицкий. Портрет Н. А. Львова. 1786 г.

Петербург сыграл в жизни Николая Александровича Львова (1751 — 1803) важную, пожалуй,

решающую роль. Здесь проявились и счастливо развились его разносторонние дарования:

архитектора, рисовальщика, гравера, изобретателя. . Здесь развился его интерес к исследованию

земных недр, стремление обеспечить промышленность отечественным каменным углем. Сюда

привозил он записанные им в разных губерниях народные песни. Здесь они нередко исполнялись. В

Петербурге были изданы его переводы трактата А. Палладио об архитектуре, учебной книги по

перспективе, а также стихотворений Анакреона. Предисловия и примечания, составленные им к этим

изданиям, позволяют с полным основанием назвать Львова одним из первых русских теоретиков и

историков искусства. Здесь работал он над созданием словаря художников, предполагая, в отличие от

всех зарубежных справочников подобного рода, включить туда имена русских мастеров. Здесь, в

Петербурге, обнаружился его поэтический дар, позволивший ему стать весьма незаурядным поэтом.

Однако в историю русской культуры Николай Львов вошел в первую очередь как архитектор.

Кроме разносторонней талантливости и тонкого вкуса ему было в высшей мере свойственно чувство

нового, настолько, что слова «он шел в ногу со временем» недостаточны. Как художник он опережал

современников, безошибочно ощущая тенденции развития отечественной культуры. Вероятно, в силу

этого он и стал идейным вдохновителем группы литераторов, известной в конце XVIII века под

названием «кружок Державина». И не случайно Гаврила Романович писал о нем: «Он был исполнен

ума и знаний, любил науки и художества, отличался тонким и возвышенным вкусом, по которому

никакой недостаток и никакое превосходство в художественном или словесном произведении

укрыться от него не могло. Люди, словесностью, разными художествами и даже мастерствами

занимающиеся, часто прибегали к нему на совещания и часто приговор его превращали себе в закон».

Известно, что баснописец Иван Иванович Хемницер не выпускал в свет ни одной своей басни без

одобрения Львова, что Державин ему первому повез на суд свою знаменитую впоследствии оду

«Фелица», что автор обличительной комедии «Ябеда» Василий Васильевич Капнист также постоянно

советовался с ним. Известна и дружеская близость Львова с крупнейшими художниками-

портретистами того времени Дмитрием Григорьевичем Левицким и Владимиром Лукичом

Боровиковским, которым он неоднократно помогал полезными советами и теплым участием. Львов

был хорошо знаком с замечательным зодчим Джакомо Кваренги и много работал бок о бок с ним.

Львов способствовал творческому формированию архитектора Адама Менеласа.

Есть зодчие, деятельность которых связана с каким-нибудь определенным городом. Так, например,

Казаков безоговорочно принадлежит Москве, Воронихин и Захаров — Петербургу. Львов же

проектировал здания и для обеих столиц, и для провинциальных городов — Могилева, Торжка, для

усадеб Новоторжского уезда и на Украине. Но петербургские его сооружения дают самое яркое

представление о различных сторонах деятельности зодчего. Многие из них, например Невские ворота

Петропавловской крепости, почтамт или гатчинский Приорат, до сих пор являются подлинным

украшением нашего города и его окрестностей.

В. Л. Боровиковский. Портрет Г. Р. Державина.

* * *

В 1769 году восемнадцатилетним юношей приехал Николай Львов в Петербург из небольшого

поместья его родителей Черенчицы, что расположено в глуши Тверской губернии, в шестнадцати

верстах от Торжка. После провинциального захолустья Петербург должен был поразить воображение

молодого человека прежде всего своими масштабами, широкой, полноводной рекой и, конечно,

великолепными, огромными по тем временам зданиями, возвышавшимися тут и там среди

обывательских домов. Проезжая в первый раз по городу, Львов еще не знал ни названий, ни

назначения этих сооружений. Разобраться в столичных достопримечательностях ему вскоре помогли

дальние родственники Соймоновы, — у них, на 11-й линии Васильевского острова, он остановился,

ожидая определения на действительную военную службу в Измайловский гвардейский полк, куда по

обычаю того времени был записан сызмальства.

Юноше повезло. Попал он к людям умным, хорошо образованным, много повидавшим и очень

доброжелательным. Это были сыновья известного еще в начале XVIII века навигатора, гидрографа и

картографа Федора Ивановича Соймонова. Двадцать с лишним лет назад Ф. И. Соймонов был

осужден за патриотическую борьбу против засилья немцев при дворе и за связи с казненным кабинет-

министром императрицы Анны Иоанновны Артемием Петровичем Волынским. Был он человеком

смелым, решительным и честным. Память о нем долго сохранялась в последующих поколениях его

семьи и родни. Дочь Львова Елизавета Николаевна в своих записках рассказывала: «При императрице

Анне

Неизвестный художник. Портрет И. И. Хемницера. Литография.

Иоанновне Бирон был всемогущ, и все его боялись. Федор Иванович Соймонов был тогда уже

александровский кавалер, ему приходят сказать в одно утро:

— Не езди в Сенат, потому что там читать будут дело Бирона, и ты пойдешь против.

— Поеду, — отвечал Федор Иванович, — и буду говорить против: дело беззаконное.

— Тебя сошлют в Сибирь.

— И там люди живут, — отвечал Соймонов.

Поехал в Сенат, говорил против Бирона и от этого четыре раза был ударен кнутом на площади,

лишен всего и сослан в Сибирь».

В те времена, когда Львов приехал в Петербург, в северной столице жили два сына Федора

Ивановича Соймонова. Старший из них — Михаил — успешно продвигался на службе в берг-

коллегии, ведавшей вопросами горного дела в России. Второй — Юрий, обучавшийся гражданской

архитектуре, — пошел по строительной части. Оба брата приняли деятельное участие в юном

родственнике, чем немало облегчили, особенно на первых порах, его пребывание в большом

незнакомом городе. И уж кому, как не Юрию Федоровичу — архитектору, заманчиво было показать

молодому провинциалу главные красоты Петербурга?

Легко можно вообразить, как шли они не торопясь по Васильевскому острову от небольшого

старого Соймоновского дома к Неве и оказались наконец на набережной.

С удивлением, вероятно, разглядывал юный Львов неимоверно растянувшиеся в длину

«Двенадцать коллегий». Они отделяли восточную часть острова, называемую Стрелкой, от более

широкой западной. И конечно же петербуржец Соймонов с превеликим удовольствием и подробно

объяснял приезжему, что начали строить эти здания еще при Петре I, что в двенадцати одинаковых

корпусах, как бы сросшихся боками, помещались главные административные учреждения России.

Тут же на набережной бесспорно привлекло их внимание своеобразное здание с башней —

Кунсткамера, первый в России общественный музей, где размещалась и библиотека Академии наук.

Рядом, у самой Стрелки, находился приспособленный для нужд Академии бывший дворец

петровского времени. За ним, в глубине, у Малой Невы теснились сооружения торгового порта.

Восточнее за гладью вод сверкал на солнце, как клинок меча, обращенный к облакам шпиль собора

Петропавловской крепости.