— Что с тобой? — Николас взял отца за руку.

— А? — Мысли полковника были еще далеко. — Ничего, Николас, все в порядке. Не беспокойся. Просто я думал о том, как рассказать твоей матери о смерти Ханситиро. Она очень расстроится.

Какое-то время он молчал, глядя на бело-розовое море вишневых соцветий, пока не почувствовал, что к нему возвращается спокойствие.

— Отец, я хочу задать тебе один вопрос. На мгновение полковнику стало не по себе — судя по голосу Николаса, мальчик долго к этому готовился.

— Какой?

— Сацугаи принадлежит к Гэньёся?

— Почему ты спрашиваешь?

— Но это естественно. Сацугаи стоит во главе дзайбацу, он ярый консерватор, к тому же он родился в Фукуока. — Николас посмотрел на отца. — Честно говоря, было бы странно, если бы он не оказался членом этого общества. Это помогло ему пережить чистку 1947 года?

— М-да, — протянул полковник. — Что ж, весьма логичное заключение, Николас. Ты очень наблюдателен.

Полковник задумался. Три большие птицы сорвались с дерева и, сделав круг, взмыли в небо. Воздушный змей вдалеке опускался все ниже и ниже; день клонился к закату.

— Общество Гэньёся, — медленно произнес полковник, — основал Хираока Котаро. Самым преданным его помощником был Мунисаи Сёкан, отец Сацугаи.

Николас помолчал.

— Значит, я прав?..

Полковник кивнул, думая о чем-то другом.

— Знаешь, почему Сацугаи назвал своего единственного сына Сайго?

— Нет.

— Помнишь, я говорил тебе, что члены Гэньёся решили внедриться в политические структуры?

— Да.

— Они не сразу к этому пришли. Закон о военной службе расколол олигархию Мэйдзи на три части. Одну из них, объединившую самых реакционных самураев, возглавил человек по имени Сайго. В 1877 году Сайго выступил во главе тридцати тысяч своих самураев против правительственных войск. Регулярная армия, вооруженная ружьями и артиллерией, легко разбила самураев.

— Ну конечно! — воскликнул Николас. — Восстание в провинции Сацума. Мне никогда это не приходило в голову. — Он сорвал травинку. — Это ведь был последний самурайский мятеж?

— Да, последний.

Полковник поднялся. Он наконец почувствовал в себе силы увидеть печальное лицо Цзон.

Они вышли из парка. Густая закатная дымка расплывалась по небу, как пятно крови по промокательной бумаге.

Ночью им обоим снилась смерть Ханситиро, но каждый видел ее по-своему.

Серые бетонные громады Манхэттена заливало яркое июльское солнце. Воздух был липким, и Николас чувствовал, как через тонкие подошвы мягких летних туфель к нему подбирается зной.

Он стоял на тротуаре Седьмой авеню рядом с модернистским шатром Мэдисон Сквер Гарден и вокзалом Пенн. Глядя на это сооружение Николас думал, как быстро оно перестало казаться современным. Через улицу возвышался отель “Статлер Хилтон”, а неподалеку от него красовался отвратительный пластмассово-стеклянный фасад кафе “Макдональдс”.

Николас рассеянно смотрел на потоки машин, накатывающих стальными волнами. Он думал о вчерашнем позднем телефонном звонке. Голос Винсента обрушился на него страшным ударом. Терри и Эйлин убиты. В это невозможно поверить. Никто не мог пробраться в дом Терри и застать его врасплох. Тогда как же это произошло? От Винсента было трудно чего-то добиться. Когда Николас стал настаивать, тот просто повторил свою просьбу приехать в город первым утренним поездом и ждать у входа в вокзал Пенн со стороны Седьмой авеню.

На небе не было ни облачка, и солнце опаляло улицы безжалостным огнем. Рубашка Николаса прилипала к телу. Он провел руками по волосам и пожалел, что не подстрижен покороче. Зажегся красный свет, движение остановилось, и удушливый воздух повис неподвижной тяжелой шторой.

Его должен был встретить не Винсент, а лейтенант сыскной полиции Кроукер. Лью Кроукер. Николасу показалось, что он уже слышал это имя. Теперь у него было больше времени на чтение “Нью-Йорк таймс”. Ну да, убийство Дидион. Газеты, даже обычно солидная “Таймс”, превратили его в сенсацию. Наверное, потому, что это случилось в новом фешенебельном жилом массиве на Пятой авеню. Дело поручили Кроукеру. Видно, он был чей-то любимчик; газеты извели на него массу бумаги, но особенно усердствовало телевидение в вечерних выпусках новостей.

Зажглись зеленые огни, и снова ожил сумасшедший поток машин, в котором тон задавали желтые такси. Неожиданно из этого хаоса вынырнул сверкающий черный лимузин с затемненными стеклами и мягко остановился у тротуара рядом с Николасом. Открылась задняя дверь, и последовал приглашающий жест.

— Садитесь, мистер Линнер, — послышался звучный голос из глубины лимузина.

Пока Николас колебался, передняя дверь бесшумно распахнулась, из нее вышел плотный человек с коротким ежиком темных волос, в строгом темно-синем костюме, и проводил его в машину. Обе двери захлопнулись с мягким звуком, какой бывает только у очень дорогих автомобилей, и лимузин снова влился в общий поток.

За окнами бесшумно скользил город. Покрытый серым бархатом салон был явно сделан на заказ — такого не увидишь среди выставочных образцов. В машине царили прохлада и полумрак, как в дорогом баре. Даже вибрации мощного восьмицилиндрового двигателя почти не ощущались.

Кроме Николаса, в лимузине находились три человека: водитель, рядом с ним широкоплечий человек в темно-синем костюме и еще один высокий крепкий мужчина в безукоризненно элегантном летнем костюме. Последний сидел на заднем сидении и теперь пристально разглядывал Николаса. Крупная голова с немного выступающим подбородком, крутой лоб, короткие седые волосы, впалые с оспинами щеки и глубоко посаженные голубые глаза под кустистыми бровями — все это придавало ему несколько агрессивный вид. Николас подумал, что этому человеку пришлось принимать немало тяжелых решений, и всякий раз он выходил победителем. Пожалуй, он мог быть генералом.

— Хотите выпить? — послышался властный голос рядом с Николасом. Синий костюм на переднем сидении мгновенно повернулся к ним вполоборота и положил руку на бархатную спинку сидения. В этом жесте Николас почувствовал скрытую угрозу и подумал: что же могло задержать лейтенанта Кроукера?

— Бакарди с лимонным соком, если можно.

Синий костюм открыл маленькую дверку в центре переднего сидения, и Николас услышал звяканье льда в бокале. Он оставался спокойным, хотя понятия не имел, кто эти люди. Нужно было попытаться разговорить человека на заднем сидении.

— На фотографиях вы выглядите совсем по-другому, — заметил тот с явным оттенком неудовольствия.

Когда синий костюм протянул руку, чтобы налить ром, Николас заметил, что у него под мышкой поблескивает револьвер в замшевой кобуре. Он перевел взгляд на окно. Город казался Николасу бесконечно далеким.

— Это совершенно естественно, — сказал он. — У меня никогда не было хороших фотографий. По крайней мере, я таких не видел.

— Пейте, — посоветовал синий костюм.

Николас протянул руку через открытую перегородку и сразу же понял, что сейчас произойдет. Как ни странно, он не стал этому противиться. Человек в синем костюме поднял бокал, а второй рукой схватил запястье Николаса. Это молниеносное движение было в глазах Николаса достаточно медленным и неуклюжим. Он знал тысячу способов, чтобы его предупредить, но тем не менее равнодушно наблюдал, как синий костюм сжимает его запястье, не сводя глаз с ребра его ладони, твердого, как кость. Наконец синий костюм поднял глаза, кивнул человеку, сидящему рядом с Николасом, и подал Николасу бокал.

Николас сделал глоток и решил, что коктейль вполне приличный.

— Вы удовлетворены?

— Теперь я убедился, что вы — тот человек, которого я искал.

— Вы знаете обо мне гораздо больше, чем я о вас, — заметил Николас.

Человек пожал плечами.

— Так и должно быть.

— Возможно — с вашей точки зрения.