— Когда девушка подала ему трубку, японец приказал ей наполнить ванну.

— Я могу это сделать, — вызвался Воробей.

— Стой, где стоишь, — рявкнул японец и повернулся к девушке. — Делай, что тебе говорят.

Она поклонилась и почти побежала в ванную. Раскуривая трубку, он услышал шум льющейся воды.

Японец сделал три глубокие затяжки и вынул трубку изо рта.

— Иди сюда. Воробей. Вдыхай. Нет, глубже. Вот так.

Японец забрал у мальчика трубку и снова затянулся. Он уже не слышал ничего, кроме отдаленного бульканья воды; это было похоже на звук водопада.

Теперь, на вдохе, воздух казался ему холодным, а на выдохе — обжигал ноздри. Японец чувствовал, как бьется его сердце, как бежит в венах кровь; ему стало жарко.

На него навалилась какая-то тяжесть, словно он был глубоко под водой. Тяжесть опускалась по его рукам и ногам; его мошонка, казалось, стала раздуваться.

— Иди сюда, — приказал японец мальчику, и они вместе вошли в ванную.

Девушка, стоя на коленях, пробовала температуру воды. Ванна была заполнена уже на три четверти.

— Раздень мальчика!

Собственный голос отзывался глубокой вибрацией в груди у японца. "Слова накатывали как волны и устремлялись наружу, одни — маленькие и блестящие, как насекомые; другие — огромные и неуклюжие, как жирафы.

Японец жадно смотрел, как девушка приближается к мальчику.

— Делай это на коленях, — потребовал он, с удовольствием наблюдая, как послушно она выполняет его приказы. “Надо будет потом похвалить старуху”.

Мальчик стоял совсем нагой. Его мышцы только начали формироваться. Японец смотрел на него с расширенными зрачками, тяжело и мерно дыша. Девушка села на пол, поджав ноги и склонив голову; ее длинные черные волосы блестели.

Японец приказал ей раздеть себя. Сначала она сняла с него рубашку, а потом, опустившись перед ним на колени, остальное. Он не смотрел на нее; его взгляд был прикован к мальчику.

Когда девушка раздела его, японец не глядя схватил ее за голову и ткнул лицом себе в пах; ее рот открылся. Мальчик дрожал от возбуждения.

Японец оттолкнул девушку и забрался в горячую ванну.

— Теперь вымой меня, — сказал он ей.

Затем он заставил ее сполоснуть ванну. Когда это было сделано, японец снова влез туда; девушка пустила воду.

Он лежал, расслабившись в горячей воде, и смотрел в сверкающий белизной потолок, словно был здесь совсем один. Он думал о телефонном звонке и улыбался. В любом случае он собирался убить Томкина в течение трех дней, но и не подумал говорить об этом своим нанимателям. Чем меньше они знают, тем лучше. Любые сведения могут в какой-то момент стать важным преимуществом, а он всегда выходил победителем как раз потому, что преимущества были на его стороне.

Японец не смог удержаться от смеха. Его тело задрожало, и об стенки ванны ударились мелкие волны. Итак, ни сказав ни слова, он добился того, что его вознаграждение удвоилось. Впрочем, оно было достаточно высоким с самого начала. И недаром — Рафиэла Томкина безуспешно пытались убить уже несколько раз. В своем успехе японец нисколько не сомневался. Его мысли занимала только процедура. Да, он был прав в своих предположениях: легче всего поразить Томкина в его новом офисе. Вокруг — никого, а лабиринты коридоров и недостроенных переходов позволят мгновенно скрыться.

Разумеется, это можно сделать и с большего расстояния: винтовка, бомба и так далее. Но эти методы не входили в арсенал японца. Это было бы чисто западное, трусливое убийство. Он привык делать свою работу собственными руками. “У ниндзя тоже есть кодекс чести, который сильно отличается от малодушного бусидо, — подумал он с презрением, — но столь же нерушим”. Чтобы выполнить свою миссию, ему нужно только оказаться рядом с жертвой. А если это невозможно, то не стоит и браться за дело.

Итак, это произойдет на последнем этаже нового здания, в отделанном бархатом кабинете — прекрасно! Не сегодня и, скорее всего, не завтра. Осталось еще Кое-что подготовить. Спешка ни к чему. Японец мысленно, шаг за шагом, повторил свои действия, чувствуя как нарастает приятное щекотание в паху. Сейчас его волновало только одно: не слишком ли очевидными были его поступки? Пожалуй, с убийством Ито он просчитался. “Нет, — решил он, — я хотел сделать это с самого начала”.

Возбужденный пенис японца показался над водой, и он заворожено посмотрел на него.

— Пора, — сказал он, и девушка открыла пробку. Японец поднялся. Горячая вода стекала по его гладкому телу.

Он вышел из ванны и отшвырнул толстое полотенце, которое протянула ему девушка.

— Нет, слижи с меня воду.

Японец смотрел на мальчика, который все это время стоял не шелохнувшись.

“Да, — размышлял он. — Времени еще много. Можно будет вернуться сюда завтра вечером и расслабиться”. Тем временем девушка облизывала его широко расставленные ноги.

В спальне японец раскурил еще одну трубку и снова предложил ее Воробью. Девушка все еще была в одежде. По команде японца она подошла к нему, опустив глаза. Одним движением он сорвал с нее шелковый халат. У нее была маленькая крепкая грудь с длинными твердыми сосками, узкие талия и бедра, треугольник густых темных волос. Девушка по-прежнему не поднимала глаз, и ему это нравилось.

Японец поднял левую руку; она была такая большая, что он легко обхватил пальцами тонкую шею девушки. Второй рукой он шлепнул ее по груди, так что она затряслась. Лицо девушки исказилось, но она не проронила ни звука. Японец слегка повернул голову, чтобы видеть реакцию мальчика: тот не двигался. Тогда он снова ударил девушку по груди. На этот раз она вскрикнула и тут же прикусила нижнюю губу. На ее шее, под его пальцами, выступили капельки пота.

Третий раз он ударил ее гораздо сильнее. Девушка закричала, и ее ноги подкосились.

Японец взял ее под руки и швырнул на кровать. На каждом из столбиков кровати было привязано по куску шелка. Он взял их и поочередно обвил вокруг ее запястий и лодыжек. Девушка лежала на кровати распростертая, не в силах пошевелиться. Ее грудь тяжело вздымалась и блестела от пота. Она стонала, наполовину потеряв сознание.

Японец подошел к шкафчику, взял там глиняную бутылочку с сакэ и влил ей в рот. Девушка закашлялась; ее глаза открылись, и она стала судорожно глотать. Японец не убирал бутылку до тех пор, пока она не выпила все, что там было. Тогда он залез на кровать и оседлал девушку, сев ей на грудь, спиной к ее лицу.

— Подойди сюда, — сказал он Воробью.

Мальчик встал рядом с кроватью, и японец приказал ему, чтобы он сел на корточки между ее ног. Глаза мальчика устремились к лобку девушки, и тут же его правая щека онемела от удара; через несколько секунд она стада мучительно гореть.

— Не делай этого, — предупредил японец. — Смотри только сюда. — Он показал на свой набухший пенис.

Японец подвинулся назад и почувствовал, как губы девушки открылись и ее язык коснулся его ягодиц.

— Давай, — приказал он мальчику. Воробей наклонился вперед и широко открыл рот. Скоро японец закрыл глаза и стал выкрикивать что-то по-японски. Ни Воробей, ни девушка не понимали слов, но его тон не вызывал сомнений.

По мере нарастания возбуждения, брань японца становилась все громче. Не сознавая того, что делает, он больно схватил девушку за бедра, оставляя красные следы. Достигнув, наконец, оргазма, японец ударил ее так сильно, что от боли она потеряла сознание.

Видя выражение его глаз. Воробей не стал дожидаться своей очереди и мигом скатился с кровати.

Сидя за письменным столом в своем кабинете, Док Дирфорт думал о войне. Перед ним на бледно-голубой бумажной салфетке стояла чашка с дымящимся кофе. Окно комнаты выходило на Главную улицу, в это время почти пустынную: еще не было семи утра.

Дирфорт машинально потянулся за чашкой и сделал глоток. Он слегка обжег язык, но даже не заметил этого.

“Совсем как малярия, — подумал он. — Если однажды подцепишь, то никогда уже полностью не избавишься: болезнь будет возвращаться снова и снова, как неприятное воспоминание о прошлом”. Ему даже казалось, что приступы носят сезонный характер: обострение приходится на самые жаркие дни июля и августа, когда даже здесь, в Уэст-Бэй-Бридж, солнце такое палящее, а воздух такой тяжелый, что вянут листья на деревьях.