– Люди везде одинаковые. Хорошие, плохие, добрые, злые. Только в Катрале они еще и пугливые.

– Это как?

– А так. Прислушиваются к каждому твоему слову, как будто ты вдруг можешь сказать… что-то страшное, что ли. Ходят вечно в черном, закутанные с головы до ног. А по самой жаре сидят дома, потому что иначе можно свариться заживо, в их-то одежде! И все время молятся.

– Прямо на улице?

– Везде. Стиснут в пальцах ладанку и только губами шевелят.

– А о чем молятся?

– Я не слушал, – брезгливо ответил Сегор.

Закрытое общество, отделенное от прочих людей не как Блаженный Дол расстоянием и горами, а прежде всего внутренними обычаями и правилами. Это плохо. В такую крысиную нору может проникнуть только тот, кто сам хвостат и волосат. Правда, хвост ведь растет не только у грызунов…

– Говоришь, оттуда не убегают?

– Может, кто и пробовал, только не добрался в другие края живым. Одному и не выбраться из Катралы. Через степь не пройти без снаряжения, а вдоль предгорий посты стражи вперемежку с…

– С кем?

– Со всякими лихими людьми. Я сам не видел, но рассказывали, что лучше попасться в руки законников: от них хоть можно откупиться. А горцам вместе с откупом и жизнь подавай.

– Убивают?

– Могут с собой забрать. Или жить у них как бессловесная скотина, или грабить путешественников, а все одно, что так, что эдак – неволя.

– Хуже катральской?

– А неволя бывает хорошей?

Вопрос, явно обращенный ко мне, прозвучал с горькой издевкой. И намеком на происходящее.

Эх, знал бы ты, парень, кто из нас двоих сейчас свободнее! Удивился бы сильно. Сильнее некуда. А вот в неведении есть своя прелесть. Например, можно считать себя невинной жертвой и копить праведный гнев, авось пригодится когда-нибудь.

– Спасибо за рассказ.

Он удивленно моргнул:

– Больше спрашивать не будете?

А стоит ли? Боюсь, больше мне узнавать заранее нельзя. В конце концов, я же не собираюсь притворяться кем-то из местных жителей?

– Не буду. Иди домой. Соечка, наверное, уже беспокоится.

Сегор кивнул, словно соглашаясь с моим предположением, и уже повернулся, чтобы отправиться обратно, но все же спросил:

– А к чему вам все это… про Катралу?

Можно было солгать и отговориться простым любопытством, но я не стал лукавить:

– Надо туда наведаться.

Парень посмотрел на меня, как на самоубийцу:

– Они не любят чужих. Боятся. Но пока боятся – не трогают.

С этим странным напутствием он оставил меня на дорожке одного, быстро скрывшись из виду за поворотом изгороди. Впрочем, времени поразмышлять над словами южанина у меня не нашлось: рядом со смотрительским домом уже стояла коляска, запряженная свежей лошадью, а на козлах нетерпеливо ерзал Натти.

– Ну где ты бродишь?

– А что, нужно торопиться? Разве не ты говорил, что теперь уже лишний час значения не имеет?

– Для преследования беглянки – да. А вот портальная команда ждать не любит.

– Ничего, подождет, – заявил я, вальяжно разваливаясь на сиденье.

Натти взглянул на меня полуподозрительно-полуоценивающе, но промолчал, хотя вроде должен был выругаться, и легонько хлестнул вожжами по лошадиному крупу. Коляска выехала со двора на твердую как камень земляную дорогу и неспешно покатилась к граничной заставе Блаженного Дола.

– Чего молчишь? – спросил я примерно после мили пути, когда лошадка припустила рысцой, повинуясь приказу возницы.

– А ты готов поболтать?

Не особенно. Только от разговора все равно никуда не деться.

– Зачем все это?

– Пешком идти гораздо дольше.

– Я не о коляске. О другом.

– А! – понимающе откликнулся рыжий, но и только.

– Почему я должен туда ехать?

– Надо объяснять? Все ведь уже было не раз говорено.

Угу. Неуязвимость перед демонами. Правда, весьма сомнительная, потому что если демонов вдруг окажется много…

– Мой щит не так уж хорош.

– Это ты так думаешь.

– Будешь возражать?

Натти кивнул и, закрепив вожжи на краю козел, повернулся ко мне лицом, перекидывая одну ногу через сиденье, чтобы ненароком не вывалиться из коляски на какой-нибудь некстати подвернувшейся кочке.

– Возражу.

– Начинай!

– У того демона ничего бы не получилось.

– Неужели? В его распоряжении было много синих огоньков.

– Но меньше, чем твоих желаний.

Я попробовал вспомнить, сколько звездочек зажглось в тот день передо мной.

– Я что, желаю слишком многого?

Рыжий мотнул головой:

– Дело не в количестве. Твои желания, как бы это сказать, все время… Они очень текучие.

– То есть?

– То есть все время меняются. Почти неуловимо, но становятся отличными от того, что ты хотел, скажем, минуту назад.

– А демонам не все ли равно? Им же нужно желание само по себе?

– Не все так просто. Да, желание должно быть. Но оно должно оставаться неизменным. На то время, в течение которого демон может надежно закрепиться в человеческой плоти. Обычно требуется не менее четверти часа. Либо…

– Либо?

– Либо желание должно быть сильным. До сумасшествия. У тебя такое имеется?

Я задумался. Крепко-крепко, но безрезультатно.

– Не знаю.

– Зато я знаю. – Карие глаза засмеялись. – Нет у тебя такого желания. И в этом можешь мне верить.

– Разве могу?

– Ну-у-у, – протянул рыжий, мечтательно и вместе с тем грустно устремляя взгляд вдаль. – Я в какой-то мере ведь тоже демон.

Кто бы сомневался! Но только ли демон?

– Ты тоже когда-то чего-то желал?

– А как же! Чего угодно. По очереди и очень тщательно. Иначе не получилось бы стать охотником.

– А сейчас? Вот в эту минуту ты человек или все равно демон?

Натти улыбнулся:

– Сейчас, можно считать, человек. Но мои демоны всегда со мной.

Вот, кстати, хороший повод для следующего вопроса.

– Ладно, со мной понятно. Пока что. А почему туда едешь ты? Ты же сказал, что в Катрале идет охота на демонов.

Рыжий чуть помрачнел, впрочем не переставая улыбаться.

– Да. Идет. И нашего брата туда не пустят ни под каким предлогом.

– Но тогда…

Карие глаза вновь заискрились смешинками.

– А с чего ты взял, что я еду в Катралу как охотник?

Признаться, у меня имелось под рукой и другое предположение. Но слишком неприятное, чтобы продумывать его до мелочей.

– Что же нам там вообще нужно делать?

– Приехать. Осмотреться. Попробовать разыскать беглянку.

– А дальше?

– Так далеко я не загадываю. И тебе не советую! – расхохотался Натти, возвращаясь к управлению лошадью.

Я какое-то время смотрел на его подрагивающую от смеха спину, потом бросил это бессмысленное занятие и попробовал вздремнуть. Наверное, в этот раз рыжий исхитрился провести коляску по самым ровным участкам дороги, потому что, убаюканный мерным покачиванием, я очнулся от дремоты уже перед парадным входом в Наблюдательный дом.

– Приехали! – возвестил мой возница, спрыгивая с козел.

На крыльце стояли уже два стражника, а не один, как в прежние времена. Впрочем, нас пропустили внутрь без малейших вопросов и даже без какого-либо осмотра, хотя бы любопытствующего, а это значило, что покуда в Литто еще присутствует столичная власть, всегда действующая под девизом: «До золота может довести только молчание».

Портальная команда, ожидавшая в той самой комнате, которая некогда приняла мое измочаленное первым странным путешествием тело, несомненно, была столичной, судя по безупречно чистым, чуть ли не только что выглаженным синим мантиям и скучающему равнодушию лиц. Меня три девицы не удостоили и беглым взглядом, зато тут же построились треугольником и выжидательно сложили руки на груди.

– Раздевайся! – велел Натти и, видя, что я не тороплюсь снимать штаны, добавил: – Совсем.

– Это еще почему? В прошлый раз…

– Прошлый раз был в прошлом, – многозначительно отрезал рыжий. – Снимай всю одежду.

Я подчинился. Видимо, и впрямь прибавил в весе за несколько дней, проведенных в Блаженном Доле. Хотя по одежде вроде изменений заметно не было.