— Он умер? — удивилась девушка. — Жаль, у него были очень красивые глаза.

— Сволочь он, туда ему и дорога, — неожиданно подал голос Лева. — Стукач и интриган! Его у нас в управлении все ненавидят. Ненавидели, — поправился он. — Он любимчик шефа, и все время под меня копал. Вот шеф теперь взбесится! — почти с удовольствием сказал он.

Мне не было никакого дела до их разборок, и я не поддержал разговор. Тем более, что сейчас впервые появилась возможность увидеть центр города. Я с любопытством смотрел в окно и удивлялся, как мало изменилась Москва. Конечно, появились новые здания. У новостроек поменялась архитектура, были по-другому оформлены улицы, но почти все осталось, таким же, как прежде. У меня даже возникло чувство, что я просто еду по местам, где не был несколько лет, а город все тот же прежний.

Даша умело вела машину, объезжая дорожные пробки боковыми улочками и проходными дворами. Автомобильчик у нее был крохотный, но юркий и легко протискивался в узкие щели. Мы с Левой не разговаривали, он откинулся на спинку сидения и думал о своем.

Жила Даша с матерью и сестрой в самом центре в дедушкиной квартире. Как их семья сумела сохранить престижное жилье, она не рассказывала, но думаю, это было не просто. Въехали во двор не с улицы, а миновав какие-то задворки, такие же убогие, как пятьдесят лет назад. Она подогнала машину почти к самому подъезду.

Меня заботил вопрос, как незаметно переправить заложника из машины в дом. Время было светлое, четыре часа по полудни и такому криминальному действию могло оказаться много свидетелей. Любого зеваку заинтересует сцена, когда в подъезд ведут человека с завязанными глазами. Что за этим могло последовать, понятно без объяснений. Однако Дашу это обстоятельство ничуть не беспокоило.

— Как мы его поведем? — спросил я, когда она вышла и открыла нашу дверцу. — Соседи могут увидеть...

— Ну, и что? Сейчас люди не вмешиваются в чужие дела, — ответила она, помогая Леве выбраться из тесного салона. — Осторожнее, здесь ступеньки, — добавила она, поддерживая его под руку.

Следователь шел безропотно, даже не пытался оказать сопротивление. Мы чинно вошли в подъезд. Здесь было на удивление чисто, даже стояли цветы в горшках, и работал лифт. Не обмолвившись ни словом, мы поднялись на седьмой этаж. Даша прислонила ладонь к специальной панели и дверь открылась. Мы вошли в просторную прихожую, обставленную в стиле конца двадцатого века, и я словно вернулся в свое время.

— Проходите в комнату, — пригласила девушка, — мама и сестра еще на работе.

— Сначала задерни в комнате шторы, — из предосторожности попросил я, после чего снял со следователя повязку.

Он с любопытством осмотрелся, причем держал себя довольно спокойно, видимо уже решил, что теперь его жизни ничего не угрожает.

— Входите, — крикнула из комнаты Даша.

Мы оба разделись и пошли на ее голос. Здесь, как и в прихожей, все было выдержано в стиле ушедшей эпохи. Я посмотрел на стены и понял, что «лопухнулся». На них во всех ракурсах и видах красовался великий дедушка. Получалось, что как только Лева его узнает, найти Дашину квартиру не составит никакого труда. Вышло, что я зря завязывал ему глаза и играл в конспирацию. Однако следователь безо всякого интереса осмотрел всю эту «настенную агитацию», на «дедушку» никак не отреагировал и сразу же опустился в кресло.

— Чай, кофе? — как в старые, добрые времена, спросила хозяйка.

Заложник подумал и попросил кофе. У меня появилось чувство, что он здесь чувствует себя едва ли не гостем. Пришлось добавить в мед ложку дегтя:

— Тебе придется поменять одежду, — сказал я, — вдруг на тебе есть радиомаяки. Даша у вас есть, во что переодеться?

— Что, значит, поменять! — взвился следователь. — Я что...

— Ох, не зарывайся, — тихо сказал я. — Учти, я с тобой еще ничего не решил!

Лева обиделся и сдулся как проколотый шарик. Он недовольно фыркнул, отвернулся от меня в сторону и сел, закинув ногу на ногу, нервно покачивая носком..

— Я могу дать старый мамин халат, — предложила Даша, с улыбкой наблюдая демонстративный протест заложника.

— Пойдет, — решил я. — В мамином халате ему будет удобно!

Даша принесла халат и оставила нас. Лева по-прежнему на меня не смотрел.

— Переодевайся, — сказал я ему, — тебе, что нужно особое приглашение!

— Я стесняюсь при посторонних, выйди из комнаты!

— Слушай, ты меня лучше не доставай! — начал злиться я. — По твоей милости меня избили до полусмерти, а теперь ты мне будешь ставить условия! И что вы за порода такая, где вас таких делают, ни одного человеческого качества, одна сплошная наглость! Быстро снимай штаны, а то тебе больше нечего будет стесняться!

— Ну, что ты сразу обижаешься, — примирительно сказал он. — Что делать, если я с детства очень стеснительный! Тебе что, трудно на минуту выйти или хотя бы отвернуться?!

— Что бы ты сбросил или перепрятал маячок? — поинтересовался я, вытаскивая из ножен кинжал. — С чего начнем с ушей или пальцев?

— Ладно, ладно, только ты на меня не смотри, — попросил он и, наконец, начал раздеваться.

Делал он все медленно, неохотно, а когда дело дошло до штанов, опять началась та же волынка. Пришлось подтолкнуть его острием кинжала. Только после этого Лева спустил брюки.

— Вот оно что! Понятно, почему ты такой стеснительный! — сказал я, рассматривая прикрепленный к голени пистолет. — Ты помнишь, что я обещал сделать, если ты утаишь оружие?

— Помню, только пистолет-то у меня не заряженный. Я его просто так ношу.

Я не поверил и, держа у горла кинжал, заставил разоружиться. Подчиняясь моим командам, Лева двумя пальцами вытащил из кобуры оружие и передал его мне. Я вынул обойму. Маленький плоский пистолетик и, правда, оказался без патронов.

— Слушай, а зачем он тебе? — спросил я, не понимая тайну ношения разряженного пистолета.

Он помялся, потом, неохотно ответил:

— Ну, когда бываешь у женщин, ты меня понимаешь... Начнешь раздеваться, они как только увидят столько оружия, сразу млеют. Вроде как...

— Ясно, — засмеялся я, — пистолет у тебя вместо пениса. Одевай, герой, мамин халат и звони генералу. Только без шуток, я юмора не понимаю!

С современными телефонами я так и не разобрался, слишком разный у них был вид. Следователь вытащил из кармана что-то вроде брелока и вставил в ухо. Потом заговорил негромко и очень почтительно:

— Майор Родимцев из отдела...

— Так точно, тот, которого взяли в заложники. Террорист, — он виновато посмотрел на меня, — требует встречи с генералом Перебатько. Подключите...

Дальше разговор происходил в виде прерывистого монолога.

— Здравия желаю, товарищ генерал...

— Никак нет, жив, здоров. Обращение? — он посмотрел на меня. — Обращение хорошее.

— Так точно, удерживают на какой-то квартире и требуют вас. Есть, передать.

— Тебя, — сказал он мне, протягивая брелоку.

Я вставил ее в ухо и услышал спокойный мужской голос:

— Слушаю вас, я генерал Перебатько.

— Здравствуйте, Александр Богданович, — сказал я, — мне необходимо с вами переговорить без свидетелей, я перейду в пустую комнату.

Генерал хмыкнул, но не возразил, ждал, когда я смогу разговаривать. Я пошел в ванную комнату, затворил за собой дверь, и только тогда представился:

— Я звоню к вам по поручению капитана Махотина.

— Махотина? — переспросил генерал. — Это, какого еще Махотина.

— Альберта Махотина из области, вы ему поручили...

— Теперь вспомнил, — перебил он меня. — И что вам с Махотиным от меня нужно?

— Мне нужно переговорить с вами с глазу на глаз. Это касается.... — он опять не дал мне договорить, перебил:

— Как вы это себе представляете после того, что совершили? Отпустите заложника, сдайтесь властям, и тогда я с вами, может быть, и встречусь.

— Это исключено, если не хотите встречаться — ваше дело, но я бы на вашем месте не отказывался. Лично вам ничего не угрожает.

Мы оба молчали, потом генерал предупредил: