Она задумчиво покрутила в пальцах зажигалку.

– У вас очень хорошо и правильно придумано – с этими... restricted areas.

– Области ограниченного доступа, – машинально перевел Густаф. – Стоп. Ты имеешь в виду резервации?

Элис поморщилась.

– У нас тоже хотели ввести что-то вроде того. Ну, знаешь же, охрана прав коренного населения и все такое. Но... Идея не нашла сторонников. Вернее, нашла слишком много противников. Негуманно.

Густаф сел напротив нее и очень внимательно посмотрел.

– Элис, но «упыриный квартал» – это не резервация. Никто не загонял туда вампиров, они сами отгородились от остальных.

Элис пожала плечами.

– Плоховато отгородились, как видишь, – немного невнятно сказала она, зажимая в зубах сигарету. – Один сбежал.

– Он не сбегал, – вяло запротестовал Густаф. – Ну, то есть сбежал. Но не так, как из тюрьмы сбегают. Ну, то есть его охраняли. Но сами же вампиры.

Он потерянно замолчал.

– Да ладно, -сказала Элис и стряхнула пепел в полную пепельницу перед собой.

Густаф молча потянулся, взял пепельницу, вытряхнул окурки из нее в пакетик. Завязал его на узелок и положил рядом с мусорным ведром.

Элис так же молча наблюдала за ним.

– Но я все равно не понимаю Эрику, – немного невпопад сказал Густаф, возвращаясь за стол. – Точнее, я понимаю, что она боится за Риккерта. Ладно, можно уехать в другой город. Разводиться-то зачем? Неужто так плохо все у них?

– Знаешь...

Элис ничуть не удивилась такой смене темы разговора, как будто слышала все, о чем думал Густаф, пока опустошал пепельницу: и могла точно проследить за тем, как его мысль перескакивает с одного предмета на другой, следуя прихотливыми ассоциативными путями. А может, и правда могла – за полгода Густаф так и не смог определиться, точно ли умения Элис можно объяснить с точки зрения банальной логики или же здесь есть все-таки что-то от магии.

– Знаешь, – повторила Элис еще более задумчиво, чем до этого. – Эрика такая не одна. Вообще в Маардаме фонтан разводов.

– Всплеск, – поправил Густаф. – Наверное. Ты имеешь в виду, резкое увеличение количества?

Элис кивнула.

– Разводов, драк, бытовых ссор – вся статистика не просто поползла, скакнула вверх. Если бы это случилось только в последний месяц, можно было бы понять. Целых два маньяка подряд. Пусть даже у одного speciality – маги, а у второго – оборотни.

– Это не может не сказаться на настроениях в обществе, – продолжил Густаф ее мысль.

Элис кивнула еще раз.

– Ван Телген заметил это еще на прошлой неделе. Мы с ним подняли статистику за последние полгода. И – с февраля отчетливый подъем по всем показателям.

– Наверное, об этом надо доложить комиссарам? – неуверенно предположил Густаф.

– Мы подготовили рапорт Инспекторам.

Густаф ревниво зыркнул на это «мы», но Элис, кажется не заметила. Она развернулась на стуле и смотрела в окно – черный квадрат с редкими огоньками, обрамленный белыми рамами. Где-то там, внизу и вдали, те числа, которые она и ван Телген называли «подъемом по всем показателям» обретали плоть и кровь. Может быть, прямо сейчас кто-то там внизу избивал или убивал кого-то другого, чтобы завтра стать еще одной цифрой в полицейских отчетах, прибавив их рапорту для Инспекторов еще больше убедительности.

Густаф потянулся через стол и накрыл ее руку своей ладонью.

Элис вздрогнула и повернула к нему голову.

– Боюсь, без подписи обоих комиссаров мой рапорт Инспектор не станет рассматривать, – ровным голосом сказала она.

– Тео вернется скоро уже, – уверенно сказал Густаф. – Он нас не бросит. Тем более что убийства в библиотеке и в упырином квартале он взял под личную ответственность.

Элис поморщилась.

– Упырином, – тоскливо сказала она. – Ну как вы так можете? Вы не пропагандируете равные права, не кричите на всех углах о равенстве, вы называете вампиров упырями, а оборотней – псинами. В Чикаго тебя бы за эти слова засудили. Но в вас нет и капли... bigotry.

Свободной рукой Густаф взъерошил светлую челку и улыбнулся.

– И как тебе мое внезапное чувство расизма? – спросила Элис, затягиваясь.

– Не знаю, как там с чувством расизма, а над чувством языка тебе еще работать и работать, – ответил Густаф, улыбаясь еще шире.

– Над чувством языка, значит, – сказала Элис, глядя на него очень внимательно. – Работать и работать, значит.

Густаф заерзал, ощущая внезапную неловкость под ее взглядом.

– А что? – спросил он самым дерзким своим тоном, тем, которым говорил Густаф-который-не-боится-спорить-с-преподавателями.

– Ничего, – Элис усмехнулась. – У тебя все на лице написано.

– И что же у меня на лице написано? – спросил Густаф еще более дерзким тоном.

– То, о чем ты думаешь.

– И о чем же я думаю?

Элис выпустила длинную струю дыма и сказала.

Потом затянулась еще раз, с нескрываемым удовольствием глядя, как Густаф идет пятнами.

– У тебя огоньки в глазах пляшут, – сказала она, потушила сигарету и потянулась к Густафу через стол.

Мысли Густафа она прочла совершенно правильно, о чем он ей, конечно же, сообщил некоторое время спустя, когда они уже и думать забыли и о статистике, и о вампирах, и о Тео. Не то чтобы нужно было озвучивать это вслух, хватило, собственно, и действий, но...

Но перед сном Густафу всегда хотелось поболтать, причем, желательно, на приятные темы, а не на те, которые стали обычными в децернате за последние месяцы.

– И вообще, – сказал он, целуя Элис в макушку и одновременно пытаясь натянуть на обоих одеяло. – Ты же придешь ко мне на выпускной?

Элис сонно пробормотала что-то, что Густаф принял как согласие.

Оборотни – как минимум, Марк – выражались куда более определенно. С другой стороны, приглашал их к себе на выпускной Густаф совсем не в таких же обстоятельствах, как Элис, что, в общем-то, не мешало Ларсу отпускать шуточки на тему «ты у нас первый». Подразумевалось, что Густаф – первый стажер, который приглашает оборотней на свой выпускной. То, что сам Ларс и вообще отряд оборотней стал частью децерната меньше чем за год до того, как Густаф впервые здесь появился, как-то упускалось из виду и Ларсом, и Густафом, и всеми остальными. Оборотни вписались в жизнь децерната так хорошо, что без них его уже было так же сложно представить, как и без призрачного Джейка, внезапно появляющегося из стены и язвительно осведомляющегося, не слишком ли много рыбного супа изволили откушать те или иные полицейские – в зависимости от того, кто именно попадался ему под горячую руку. А попасться ему мог кто угодно: Джейк не щадил никого.

В последние же дни он попадался на глаза оборотням гораздо реже – может быть, из-за того, что был слишком занят в своем отделе, может, по какой другой причине.

Одна из этих возможных причин, нет, две из этих возможных причин были для оборотней не меньшей головной болью.

После убийства Агаты Эрих прочно обосновался в квартале вампиров. А вместе с ним и Штефан, который хотя и был почти в три раза младше вампира, демонстрировал гораздо больше твердости духа и оказался просто незаменим в вопросах сглаживания острых углов между тонко-натурно-страдающими соотечественниками и и сравнять-все-с-землей-обещающими местными вампирами. Сиречь, между Эрихом и Свеном.

В тонкости межвампирных и международных отношений больше никто лезть не осмелился, а вернее, абсолютно все вплоть до комиссаров постарались слиться как можно быстрее и незаметнее, рассудив, что на таком уровне должны вступать в дело уже Инспекторы.

Они и вступили.

Скорее всего.

Об этом никому в децернате ничего не было известно. Кроме, может быть, Тео, но тот отправился в отпуск, не передав никому обязанностей по этому вопросу, что все (в первую очередь Ружа, во вторую – Марк) восприняли как зеленый свет. Зеленый свет на дорогу, ведущую как можно дальше от квартала вампиров.

Было у такого расклада и не очень приятное для децерната обстоятельство.