— А почему вы думаете, что они не знали, как близко мы были от них?

Тед, уже начавший открывать окно, пристально поглядел на Бобби через плечо.

— Если бы они знали, эта лиловая машина подъехала бы сюда тогда же, когда и мы.

— Это была не машина, — сказал Бобби, начиная открывать другое окно. Толку от этого оказалось мало. Воздух, который влился в окна, вяло всколыхнув занавески, был почти таким же жарким, как воздух, весь дань запертый внутри квартиры. — Не знаю, что это было, но оно только с виду выглядело, как машина. А то, как я почувствовал ИХ… — Бобби вздрогнул, несмотря на жару.

Тед достал свой вентилятор, прошел к окну у полки с безделушками Лиз и поставил его на подоконник.

— Они маскируются, как могут, но мы все равно их ощущаем, Даже люди, которые понятия о них не имеют, часто ощущают их. Капельки того, что скрыто под камуфляжем, просачиваются наружу, а то, что под ним, — невообразимо уродливо. Надеюсь, тебе не придется узнать, насколько невообразимо.

И Бобби надеялся.

— Откуда они, Тед?

— Из темного места.

Тед встал на колени, вставил вилку вентилятора в штепсель и включил его. Воздух, который он погнал в комнату, был чуть прохладнее, но не таким прохладным, как в «Угловой Лузе» и «Критерионе».

— А оно в другом мире, как в «Кольцах вокруг Солнца»? Ведь так?

Тед все еще стоял на коленях рядом со штепселем. Он словно молился. Бобби он показался совсем измученным — почти до смерти. Как же он скроется от низких людей? Да он и до «Любой бакалеи» не дойдет, не споткнувшись.

— Да, — сказал он наконец. — Они из другого мира. Из иного «где» и иного «когда». Вот все, что я могу тебе сказать. Знать больше тебе опасно.

Но Бобби не мог не задать еще один вопрос:

— А они из одного из этих, ну, других миров? Тед поглядел на него очень серьезно.

— Вот я из Тинека?

Бобби уставился на него, потом засмеялся. Тед, еще не вставший с колен, засмеялся вместе с ним.

— О чем ты думал в такси, Бобби? — спросил Тед, когда они наконец отсмеялись. — Куда ты делся, когда возникла опасность? — Он помолчал. — Что ты увидел?

Бобби подумал о Кэрол в двадцать лет с ногтями на ногах, покрытыми розовым лаком, о Кэрол, голой, с полотенцем у ног, среди колышущихся облаков пара. ТОЛЬКО ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ, ПРЕДЪЯВЛЯТЬ ВОДИТЕЛЬСКИЕ ПРАВА, НИКАКИХ ИСКЛЮЧЕНИЙ.

— Я не могу сказать, — ответил он наконец. — Потому что… ну…

— Потому что есть что-то только для себя. Я понимаю. — Тед поднялся на ноги. Бобби было хотел ему помочь, но Тед махнул ему «не надо». — Может быть, ты хочешь пойти поиграть, — сказал он. — Попозже — скажем, около шести — я надену мои темные очки, мы пройдемся по кварталу и перекусим в «Колонии».

— Но только не фасолью!

Уголки рта Теда дрогнули в блеклой улыбке.

— Никакой фасоли, фасоль verboten [8]. В десять я позвоню моему другу Лену и узнаю, как кончился матч, э?

— Низкие люди… они теперь будут искать и меня?

— Если бы я так думал, я не выпустил бы тебя из дома, — ответил Тед с некоторым удивлением. — Тебе ничего не грозит, и я позабочусь, чтобы так было и дальше. А теперь иди. Поиграй, а мне надо кое-чем заняться. Только к шести вернись, а то я буду беспокоиться.

— Ладно.

Бобби пошел к себе, и бросил четыре монеты, которые захватил с собой в Бриджпорт, назад в банку «Велофонда». Он оглядел комнату, видя все по-другому: ковбойское покрывало на кровати, фото его матери на одной стене и фото с автографом Клейтона Мура в маске (полученное за талоны из коробок с кукурузными хлопьями) — на другой, роликовые коньки в углу (один с лопнувшим ремешком), стол у стены. Комната теперь выглядела маленькой — не тем местом, куда возвращаются, а тем местом, откуда уходят. Он понял, что вырастает до своей оранжевой библиотечной карточки, и какой-то горький голос внутри него восстал против этого. Закричал: нет, нет, нет!

В Коммонвелф-парке малышня перебрасывалась мячиками. Поле Б пустовало; на поле В несколько подростков в оранжевых майках Сент-Габа гоняли мяч. Кэрол Гербер сидела на скамейке со скакалкой на коленях и смотрела на них. Она увидела Бобби и заулыбалась. Потом улыбка исчезла.

— Бобби, что с тобой случилось?

Бобби как-то не осознавал, что с ним что-то случилось, пока Кэрол этого не сказала, однако встревоженное выражение на ее лице заставило его разом вспомнить все и потерять власть над собой. Что случилось? Реальность низких людей, и испуг от того, что они чуть не попались на обратном пути из Бриджпорта, и тревога за мать, но главнее всего был Тед. Он прекрасно знал, почему Тед выставил его из дома и чем занимается Тед сейчас: складывает вещи в свои чемоданчики и бумажные пакеты. Его друг уезжает.

И Бобби заплакал. Он не хотел распускать нюни перед девочкой. И тем более этой девочкой, но он ничего не мог с собой поделать.

Кэрол на секунду была ошеломлена — испугана. Потом она вскочила со скамейки, подбежала к нему и обняла.

— Все хорошо, — сказала она. — Все хорошо, Бобби, не плачь, все хорошо.

Почти ослепнув от слез и расплакавшись еще пуще — будто в голове у него бушевала летняя гроза, — Бобби покорно пошел с ней к густой купе деревьев, которые могли заслонить их от бейсбольных полей и главных дорожек. Кэрол села на траву, все еще обнимая его одной рукой, а другой поглаживая потные колючки его ежика. Некоторое время она ничего не говорила, а Бобби не сумел бы произнести ни слова; он мог только рыдать, пока у него не заболело горло, а глазные яблоки не задергались в глазницах.

Наконец интервалы между всхлипываниями удлинились. Он выпрямился и утер лицо рукавом, ужаснувшись тому, что почувствовал, и устыдившись: это ведь были не только слезы, а еще — сопли и слюни. Он, наверное, всю ее измазал.

Но Кэрол как будто и внимания не обратила. Она погладила его мокрое лицо. Бобби вывернулся из-под ее пальцев, еще раз всхлипнул и уставился вниз на траву. Его зрение, омытое слезами, казалось почти сверхъестественно ясным. Он видел каждый одуванчик, каждую травинку.

— Все хорошо, — сказала Кэрол, но Бобби от стыда все еще не мог посмотреть на нее.

Некоторое время они сидели молча, а потом Кэрол сказала:

— Бобби, я буду твоей девочкой, если хочешь.

— Так ты уже моя девочка, — сказал Бобби.

— Тогда объясни мне, что случилось?

И Бобби услышал, как он рассказывает ей все, начиная со дня, когда Тед поселился в доме, а его мать сразу Теда невзлюбила. Он рассказал ей про первый провал Теда, о низких людях, о знаках низких людей. Когда он дошел до знаков, Кэрол подергала его за рукав.

— Что? — спросил он. — Ты мне не веришь? — Горло у него все еще хранило тот душащий переизбыток чувств, который остался после рыданий, но ему становилось легче. Если она ему не поверит, он на нее не разозлится. Даже ни чуточки не обидится. Просто было несказанным облегчением рассказать обо всем об этом. — Да я понимаю. Знаю, какой чушью это кажется.

— Я видела такие смешные «классики» по всему городу, — сказала она. — И Ивонна, и Анджи. Мы про них говорили. Рядом с ними нарисованы звездочки и маленькие луны. А иногда еще и кометы.

Он уставился на нее.

— Разыгрываешь?

— Да нет же. Девочки ведь всегда смотрят на «классики». Не знаю почему. И закрой рот, пока муха не влетела.

Он закрыл рот.

Кэрол удовлетворенно кивнула, потом взяла его руку в свои и переплела их пальцы. Бобби поразился, как точно все пальцы прилегли друг к другу.

— Ну а теперь расскажи мне остальное.

И он рассказал, завершив этим ошеломляющим днем: кино, «Угловая Луза», и как Аланна узнала в нем его отца, как они чуть было не попались на обратном пути. Он пытался объяснить, почему лиловый «Де Сото» словно бы не был настоящей машиной, а только казался. Но в конце концов сказал только, что «Де Сото» каким-то образом ощущался, будто что-то живое — как злое подобие страуса, на котором иногда ездил доктор Дулитл в серии фонокнижек о животных, какими все они увлекались во втором классе. Утаил Бобби только то, где он спрятал свои мысли, когда такси проезжало мимо «Гриля Уильяма Пенна», и у него глаза начали чесаться сзади.