Из своего тайника Бобби не видел часов гробовщика и совсем утратил ощущение времени — много его прошло или мало. По ту сторону мусорно-пивной вони проулка продолжала звучать летняя опера уличной жизни. Люди перекликались, иногда со смехом, иногда сердито, иногда по-английски, иногда на одном из десятка других языков. Взрывчатый треск заставил его напрячься — выстрелы, сразу подумал он, а затем узнал звук рвущихся шутих — возможно, «дамских пальчиков» — и чуть-чуть успокоился. Мимо проносились автомобили — многие ярко окрашенные, — сверкая хромом. Один раз где-то вроде началась кулачная драка — вокруг собрались люди, и крики подбодряли дерущихся. Мимо прошла дама, вроде бы навеселе и грустная. Она пела «Там, где мальчики» красивым невнятным голосом. А один раз прозвучала полицейская сирена — сначала все ближе и ближе, потом, замирая, все дальше и дальше.
Бобби не то что задремал, но впал в какой-то сон наяву. Они с Тедом жили где-то на ферме, может быть, во Флориде. Они работали по многу часов; но Тед для старика был очень вынослив, особенно с тех пор, как бросил курить, и дыхание у него более или менее наладилось. Бобби ходил в школу, но под другим именем — Ральф Салливан, — а по вечерам они сидели на крыльце, ели ужин, приготовленный Тедом, и пили чай. Бобби читал ему газету, а когда они ложились спать, то спали крепким сладким сном без всяких кошмаров. Когда по пятницам они ездили в бакалейную лавку, Бобби проверял, нет ли на доске для объявлений призывов вернуть четвероногих друзей или перевернутых карточек, предлагающих вещи, продаваемые владельцами, но ни разу такой не увидел. Низкие люди потеряли след Теда. Тед больше ничей не пес, и у себя на ферме они в полной безопасности. Не отец и сын и не дедушка и внук, а просто друзья.
«Парни вроде нас, — сонно подумал Бобби. Теперь он прислонялся к кирпичной стене, а голова у него опускалась… опускалась, пока подбородок почти не уткнулся в грудь. — Парии вроде нас… почему не может быть местечка для парней вроде нас?»
В проулок ворвались лучи фар. Всякий раз, когда это случалось, Бобби выглядывал из-за картонок. А на этот раз почти не выглянул — ему хотелось закрыть глаза и думать про ферму, — но все-таки заставил себя посмотреть и увидел желтое заднее крыло «чекера», затормозившего перед «Угловой Лузой».
Адреналин хлынул в кровь Бобби и включил прожектора у него в голове, о которых он раньше и не подозревал. Он выпрыгнул из-за штабеля, столкнув две верхние картонки. Его нога задела пустой мусорный бачок и отшвырнула к стенке. Он чуть не наступил на что-то шипящее и мохнатое — опять кошка! Бобби пнул ее и выбежал из проулка. Повернул к «Угловой Лузе», поскользнулся на чем-то густом и липком, упал на одно колено. Увидел часы гробовщика в холодном голубом кольце — 9. 45. Такси урчало мотором перед дверью «Угловой Лузы». Тед Бротиген стоял под объявлением «ЗАХОДИТЕ, ВНУТРИ ПРОХЛАДНО» и платил таксисту. Нагибаясь к окошку водителя, Тед еще больше смахивал на Бориса Карлоффа.
По ту сторону улицы перед похоронным бюро стоял огромный «олдсмобил», красный, как брюки Аланны. Раньше его там не было, Бобби знал это твердо. Форма его была какой-то зыбкой. При взгляде на него не только глаза слезились, а словно бы и мозг хотел прослезиться.
— Тед! — попытался крикнуть Бобби, но крика не получилось, а только шуршащий, как солома, шепот. «Почему он их не ощущает? — подумал Бобби. — Почему он не знает?»
Может, потому, что низкие люди как-то его заблокировали. Или же люди в «Угловой Лузе» его блокируют. Старик Джи и все остальные. Низкие люди могли ведь превратить их в живые губки, чтобы они поглощали предостерегающие сигналы, которые обычно воспринимал Тед.
Новые лучи запрыгали по улице. Когда Тед выпрямился и «чекер» тронулся, из-за угла выпрыгнул «Де Сото». Такси пришлось резко повернуть, чтобы избежать столкновения. Под уличными фонарями «Де Сото» напоминал огромный сгусток крови, украшенный хромом и стеклом. Его фары сдвигались и мерцали, будто были под водой… И вдруг они ЗАМОРГАЛИ. Это были вовсе не фары. Это были глаза.
— Тед! — и снова только шелестящий шепот, и Бобби никак не мог подняться на ноги. И уже не знал, хочет ли он встать. Его окутал жуткий страх, такой же отупляющий, как грипп, такой же обессиливающий, как неистовый приступ поноса. Просто проехать мимо кровавого сгустка «Де Сото» у «Гриля Уильяма Пенна» уже было скверно, но оказаться в его надвигающихся лучах-глазах было в тысячу раз хуже. Нет… в миллион раз!
Он осознавал, что порвал штаны и рассадил колено до крови, он слышал, как Малыш Ричард завывает в чьем-то окне на верхнем этаже, и он все еще видел голубое кольцо вокруг часов гробовщика, будто вытатуированный на сетчатке слепящий след лампы-вспышки, но все это казалось нереальным. Хулигансетт-авеню внезапно превратилась в подобие скверно намалеванного задника. А за ним затаилась неведомая реальность. И реальность эта была тьма.
Решетка «Де Сото» двигалась. Рычала. «Машины эти не настоящие, — сказал Хуан. — Они что-то другое».
Да, что-то совсем другое!
— Тед… — чуть громче на этот раз… и Тед услышал. Он обернулся к Бобби, глаза у него расширились, и тут «Де Сото» вспрыгнул на тротуар позади него, сверкающие, зыбкие лучи фар впились в Теда и удлинили его тень — совсем как удлинились тени Бобби и близняшек Сигсби, когда на крохотной автостоянке Спайсера вспыхнул фонарь. И опять новый свет ворвался на улицу. Теперь со стороны складов надвинулся «кадиллак» — сопливо-зеленоватый «кадиллак», который казался длиной с милю, «кадиллак» с решеткой, как злая ухмылка, и боками, вздутыми, как доли легкого. Он вспрыгнул на тротуар прямо сзади Бобби, остановившись менее чем в футе у него за спиной. Бобби услышал басистое пыхтение и понял, что «кадиллак» дышит.
Во всех трех машинах распахнулись дверцы. Из них вылезли люди — или твари, на первый взгляд выглядевшие точно люди. Бобби насчитал шесть, насчитал восемь, перестал считать. На каждом был длинный горчичного цвета плащ — такие называют «пыльниками», — на правом лацкане каждого был сверлящий багровый глаз, который Бобби видел во сне. Наверное, красные глаза — это их бляхи, подумал он. Носящие их твари… кто они? Полицейские? Нет. Что-то вроде помощников шерифа, преследующих преступника, как в кино? Теплее. Тайные стражи закона? Еще теплее, но все равно не то… Они…
«Они регуляторы. Как в том фильме, который мы с Эс-Джеем видели в прошлом году в «Ампире», ну, в том, с Джоном Пейном и Карен Стил».
Вот именно — именно так. Регуляторы в фильме оказались всего лишь бандюгами, но сперва верилось, что они не то призраки, не то чудовища, не то еще что-нибудь. Но эти вот регуляторы, решил Бобби, они чудовища.
Один ухватил Бобби под мышки. Бобби закричал — ничего ужаснее этого прикосновения он в жизни не испытывал. По сравнению удар об стену, когда его отшвырнула мать, был пустяком из пустяков. Прикосновение низкого человека было словно… словно у грелки выросли пальцы, и она вцепилась в тебя… но только они ощущались по-разному — под мышками у него будто были пальцы, а потом они стали когтями. Пальцы… когти, пальцы… когти. Это немыслимое прикосновение жужжанием проникало в него и вверх, и вниз. «Палка Джека, — пришло ему в голову, — заостренная с обоих концов».
Бобби подтаскивали к Теду, которого окружили остальные. Он шатался, потому что ноги его не держали. Он думал, что предупредит Теда? Что они вместе убегут по Наррагансетт-авеню. Может быть, немножко подпрыгивая, как Кэрол? Обхохочешься, верно?
Невозможно поверить — но Тед словно бы совсем не боялся. Он стоял в полукружии низких людей, и на его лице была только тревога за Бобби. Тварь, державшая Бобби то рукой, то отвратительными пульсирующими резиновыми пальцами, то когтями, внезапно выпустила его. Бобби пошатнулся, закачался. Кто-то из остальных испустил пронзительный лающий крик и толкнул его между лопатками. Бобби рухнул вперед, и Тед подхватил его.
Рыдая от ужаса, Бобби вжался лицом в рубашку Теда. Он вдыхал успокоительный запах сигарет Теда и мыла для бритья, но эти милые запахи не могли заглушить вони, исходившей от низких людей — мясной помоечный запах и другой запах, доносившийся от их машин, будто там горело виски.
