Тот, чей внутренний долг диктует ему в наше время со всей серьезностью и достоинством выступить в защиту духовнонаучных истин перед миром, тот знает: когда говоришь перед аудиторией, состоящей из ста человек, то более пятидесяти из них потенциально могут стать врагами. Таков закон; такова реальность. Всегда найдется более 50 процентов тех, кто если и не сделаются врагами, то не сделаются по той или иной частной причине, но никогда — исходя из принципиальной позиции. По причинам, на которые мы уже указывали и которые подробнее обсудим дальше, дело обстоит именно так. И в принципе поэтому не приходится удивляться враждебности в отношении представителей духовнонаучных истин. И заняться причинами, породившими эту враждебность гораздо интереснее, гораздо плодотворнее, чем копаться в аргументах, которые часто приводят противники, отлично зная, что это неправда (ибо они ведь отлично знают, что это неправда).
При этом наталкиваешься на множество поразительных вещей. Тогда теряешь охоту вникать в то, во что призывают вникать такие враги. Тогда приходишь к истинным причинам этой враждебности. И это опять‑таки не столь удобно, чем вникать в то, что эти люди бросают вам в лицо. Припомните, сколько лет здесь говорилось все снова и снова с той или другой точки зрения о том, на что и сегодня должно быть обращено внимание. Ведь на эти вещи постоянно указывалось. Но к ним необходимо подходить с глубочайшей серьезностью и полным достоинством — вникать в них, как это присуще духовнонаучному движению.
Вы мне поверите, ведь мне надлежит с полной ответственностью руководить этим духовнонаучным движением, у меня есть дела поважней, чем заниматься тем, что там или сям три–четыре человека собрались и занимаются каким‑то вздором. У меня есть дела поважней и нет ни малейшей охоты встревать в эти вещи. Но, увы, это встречает мало понимания! Ибо гораздо больше, чем думают, и в нашем обществе пестуются не только естественнонаучные интересы, но и тяга к сенсациям. В науке, конечно, небезынтересно наряду с культурными растениями изучать также ядовитые, но нужно найти правильную точку зрения. О серьезности и основательности того, чем должна быть антропософски ориентированная духовная наука, только немногие (простите, что я говорю об этом открыто) относящие себя к духовной науке имеют истинное представление. Присутствуй серьезность и истинное прозрение в основательность ее, во многих отношениях заняли бы другую позицию по части того, что происходит. Тем самым я, конечно, вовсе не утверждаю, что надо вообще отвернуться от этого. Я говорю как раз противоположное: не надо отвращаться от тех явлений, которые стремятся уничтожить это духовнонаучное движение. Но надо изыскать возможность занять по отношению к ним истинную позицию.
К примеру, кто‑то выступит с множеством сочинений о противоречиях, допущенных мной в моих разных трудах, и прочих вещах. Здесь уместно припомнить, что и у Лютера нашли не какую‑то пару десятков, но сотни и сотни противоречий. На это он только ответил: одни ослы говорят о противоречиях в моих писаниях[19]. Если бы они только потрудились понять хоть одну из этих вещей, которая кажется им противоречащей другой! На такие вещи, к примеру, может быть указано. Но в этом нет нужды. Ибо там, где сегодня говорится о противоречиях, лежит вовсе не заинтересованность в поиске и обнаружении таких противоречий, а нечто другое. Например, один человек предложил Философско–антропософскому издательству свою рукопись[20]. Эта рукопись не могла быть принята Философско–антропософским издательством и должна была быть возвращена. И тогда как раньше этот человек был нашим фанатичным приверженцем, с этого момента он сделался врагом. Истинная причина лежит вовсе не в обнаруженных противоречиях. Если бы истинная причина заключалась в этом, то можно было бы ответить словами Лютера. Но так говорить не приходится, когда знаешь, что причиной тут являются яд и желчь из‑за того, что Философско–антропософское издательство уже не в первый раз отвергало его книги. Вот истинная причина. Она лежит в совершенно иной плоскости, нежели заявленная вслух. Тот, кто просто слушает, что говорят другие и какие делаются упреки, тот поистине имеет мало шансов прийти к истине — так же мало, как тот историк литературы, который вынужден был бы, чтобы поверить в иудейство Германа Бара (и только по этой причине), обратиться к учению о реинкарнации, даже если бы Герман Бар предъявил ему христианские метрики свои предков за 12 поколений.
В наше время много говорится о мужестве современников. Но чтобы оценить те истины, что необходимы человечеству, в охарактеризованном сегодня смысле, — для этого нужно другого рода мужество, внутреннее мужество. Но место мужества в душах огромного количества людей заняла возникшая из удобства трусость. Трусость во многих отношениях — вот причина, почему антропософски ориентированной духовной науке так трудно идти своим путем. Но она им пойдет. И не надо делаться фаталистом. Нет, не надо верить, что без личного содействия все будет правильно и так. Надо привыкнуть (в совсем другом смысле, чем к этому привыкли) к тому, что и я сам буду ко многому не так снисходителен, как раньше. Не приписывайте это какому‑то изменению моей воли, а ищите основания к тому во внешних отношениях.
Вы должны понять, что я не могу позволить духовнонаучному движению, которое я представляю миру, простите за выражение, прозябать как ему заблагорассудится. Этого я не должен допустить. Здесь говорит долг более высокий, чем многие предполагают. Я не могу полагаться на то, какого рода сенсации ждут те или другие круги или те или другие недруги. Существуют гораздо более общезначимые и существенные интересы и импульсы, которые надо принять во внимание, нежели чисто персональные амбиции, которые имеются у того или иного недруга. Надо, в некотором роде, уметь отстраняться от чисто личного, которое в наше время кого‑то может исключительно занимать, если хотите правильным образом представлять истинно духовнонаучные воззрения.
И теперь я должен в заключение повторить то, что я говорил повсюду, где читал лекции: наряду с самоотверженными, с серьезными приверженцами нашей антропософски ориентированной духовной науки, составляющими большинство наших членов, все больше находится таких, которые глухи, которые ведут себя так, как было бы невозможно, если бы они только внимали услышанному в обществе. И всё снова в кругу таких членов общества возникают вещи, лежащие далеко в стороне от наших устремлений. Подчас сегодня выступают такие вещи, которые относятся к тому, что было задумано, так, что согласовать их мог бы только настоящий сумасшедший.
В тех кругах — которыми не хочется заниматься, потому что поистине существуют интересы гораздо большие, чем их амбиции, — говорятся такие вещи (и им начинают верить), которые с тем, что намечалось, имеют так же много общего, как навозный жук с часовым механизмом. Просто невозможно свести эти вещи воедино. Тем не менее, они поражают своей фантастичностью, происходящей из диких, необузданных инстинктов. И притом люди, которые дают волю этим фантазиям, прекрасно знают, что в них нет ни единого правдивого слова. Науке такие явления уже известны, но надо делать правильные выводы. И они должны поначалу заключаться в том, что я ввожу два главных правила. Если кто‑то будет рассказывать одно правило, а другое пропустит, то он скажет неправду. Оба эти главные правила я приводил повсюду, где в последние месяцы читал лекции.
В целом все приватные разговоры, которые я проводил с членами Антропософского общества, прекращаются, больше приватных бесед не будет. Ибо все такие приватные беседы приводятся в совершенно изолганном виде. Поскольку у меня действительно есть дела поважнее, чем по отдельности опровергать эти дикие фантазии, то нет другого средства, как прекратить все приватные беседы. А чтобы те немногие, что имеют истинное эзотерическое рвение, могли развиваться дальше, я позабочусь об этом через некоторое время. Эзотерическое развитие этих людей из‑за этого не должно пострадать. Но в целом приватные беседы должны быть прекращены. Таково первое главное правило. Не пеняйте на меня, как это уже имело место в отдельных ветвях, где люди говорили, что это очень жесткое правило. Нет, пеняйте не на меня, а на тех, по вине которых возникли эти правила.
