Такие высказывания кажутся парадоксами, ибо тому, кто читает Соловьева в наше время, лучше всего уяснить себе, что Соловьев мало чему сказал бы твердое «да» из того, что он одобрял раньше. И все это должно стать приметой бодрствования, которое может найти свое выражение в капитальной ревизии как раз тех важных представлений, что обнаружили свою абсурдность в последние годы и сами довели себя до абсурда. Конечно, дважды два так и осталось четыре, но все прочие вещи должны быть решительно пересмотрены. И только когда сознают необходимость такой ревизии, такого пересмотра, только тогда бодрствуют в наше время.

Человечеству именно в 1917 году — 38 лет спустя после 1879 года, ибо 1879–й отстоит от 1841 года на 38 лет, — предстало нечто чрезвычайно важное. И важность современных событий состоит не в том, что люди сотворили в 1914 году, а в том, как выкарабкаться из этих событий. Проблема того, как из них выкарабкаться, — вот что, собственно, предстоит нашему времени. И это не получится, если не уяснить, что человека не пускают старые представления, что ему для этого необходимы новые. В тупике находятся все, кто считают, что можно выкарабкаться со старыми представлениями. Необходимо приноровиться к новым представлениям, которые могут произойти только из познания духовного мира.

Мне хотелось сегодня описать вам некоторые подосновы того, что говорилось в последние дни. Вы видите: если воспринимать духовную жизнь конкретно, то недостаточно общих разглагольствований о пантеизме и тому подобных приятных вещах: что существует духовный мир, что за всем физическим стоит духовное, и так далее. Такое абстрактное, туманное пустопорожнее говорение о духе не ведет ни к чему. Надо взирать на определенные духовные события и духовные существа, которые имеются по ту сторону порога духовного мира. Точно так же, как здесь, на Земле, имеют место не просто события вообще, а вполне определенные события, точно так же и в духовном мире все конкретно и определенно. Не думаю, что многим бы понравилось, вставая поутру с постели, говорить: я сейчас выйду за порог моего дома и шагну в мир. Так ведь вы не скажете, а составите себе конкретное представление о происходящем. Равным образом только тогда приходят к глубоким подосновам развития мира и человечества, когда конкретно и определенно представляют себе происходящее по ту сторону порога: указывают не на некую всеобщую духовность: Вселенную, провидение и т. п., — а на вполне определенные вещи.

Мы можем очень, очень многое ощутить, глядя на цифры 1841 и 1917 на нашем рисунке. И такие ощущения должны сделаться в нас живой жизнью, если мы хотим действительно постигнуть происходящее.

Нельзя сказать, чтобы у современности вообще не было идеалов. Наоборот, существует великое множество идеалов. Но все эти идеалы не действенны. А почему они не действенны? Представьте себе (прошу прощения за столь причудливое уподобление, но оно соответствует действительности), представьте себе курицу, приготовившуюся высиживать яйцо, но человек отбирает у нее это яйцо и помещает его в инкубатор. Такое вполне мыслимо, но если, например, сделать такой воздушный насос, чтобы надувать цыпленка, думаете, это получится? В известном смысле, соблюдены все необходимые условия, возникшие в ходе эволюции, но только одного нет: того, куда надо поместить цыпленка, чтобы были соблюдены условия его существования.

Примерно так обстоит дело со всеми прекрасными идеалами, о которых так часто говорится в современности. Они не только прекрасно звучат, это и в самом деле бесценные идеалы. Но современность отвергает познание истинных, реальных условий эволюции в том роде, в каком это соответствует условиям современности. И в результате в разных причудливых обществах носятся со всевозможными идеалами, защищают их, выдвигают требования, но все безрезультатно. Ведь в конце концов в начале XX века существовало достаточно обществ с идеалами. Но что последние три года стали осуществлением этих идеалов, никак не скажешь. Только подобные факты должны же чему‑то научить, как часто говорилось как раз в этих рассмотрениях.

В прошлый раз я несколькими штрихами обрисовал вам картину духовного развития последних десятилетий. И я просил вас учесть, что происходящее на физическом плане за долгое время до того подготавливается в духовном мире. И я указал вам на нечто совершенно конкретное. Я указал на то, как в сороковые годы в духовном мире, непосредственно прилегающем к нашему, началась борьба — метаморфоза той борьбы, которую обозначают древним символом борьбы Святого Михаила с Драконом. И я описал вам, как протекала эта борьба в духовном мире вплоть до ноября 1879 года, и что мы, таким образом, имеем дело с борьбой в духовном мире, с борьбой Михаила с Драконом (вам ведь известно, что подразумевается под этим символом), как затем, после ноября 1879 года, в духовном мире со стороны Михаила была одержана победа и Дракон, то есть ариманические силы, был низвержен в сферу человека. Где же они теперь?

Итак, обдумаем как следует: те силы из школы Аримана, которые начиная с 1841 по 1879 год вели решающую борьбу в духовном мире, в 1879 году были низвержены из духовного мира в царство людей. И с тех времен они имеют свое средоточие, поле своей деятельности (причем особенно в наше время) в мышлении, в чувствах и в волевых импульсах человека.

Осознаем же, сколь бесконечно многое в человеческом мышлении, в человеческой воле и чувстве пронизано ариманическими силами. Подобного рода события, связанные с духовным и физическим мирами, заложены в плане всего нашего миропорядка, и надо считаться с этими конкретными фактами. Какая польза, если постоянно пребывать в абстрактном и повторять: человек должен побороть Аримана. Из такой абстрактной формулы ровно ничего не следует. Наши современники подчас даже не догадываются, в какой духовной атмосфере они, собственно, находятся. Надо оценить этот факт во всей его весомости.

Учтите только одно: что вы в качестве членов Антропософского общества призваны слышать об этих вещах, пропитать ими ваши мысли и чувства. И тогда перед вашей душой выступит вся серьезность этой темы, тогда перед вашей душой — со всем лучшим, что вы можете прочувствовать и пережить, — встанет задача, причем на том месте, где вы находитесь в этой загадочной, сомнительной, сбивающей с толку современности. Допустим следующее: где‑то имеется всего какая‑то пара людей, которые находятся в дружеском общении друг с другом, и они знают об этих и им подобных духовных взаимосвязях, вроде описанных мной, а огромные массы людей ничего об этом не знают, — будьте уверены, что если этот гипотетический круг людей по каким‑то причинам примет решение ту силу, которая может быть извлечена из такого знания, поставить чему‑то на службу, то и этот малый круг со своими приверженцами, подчас без того, что приверженцы осознают это, становится очень влиятельным и сильным сравнительно с теми, кто не имеют понятия и не хотят ничего знать о подобных вещах.

Еще в XVIII столетии существовал определенный круг людей такого рода. И у него есть в наше время продолжатели. Определенный круг людей был знаком с теми фактами, о которых я говорил, был знаком с событиями XIX века вплоть до XX века, которые я описывал. Но этот круг имел еще в XVIII веке определенные эгоистические намерения и цели, для достижения которых он систематически трудился.

В наше время ведь в массе люди живут как во сне, не задумываясь и не наблюдая того, что подчас, собственно, происходит в довольно широких кругах в непосредственной близости от них. И в этом отношении в наши дни предаются огромному количеству иллюзий. Подумайте только, как непринужденно говорится такое: какой толк в нашем общении, какая от него польза! Как все изменилось по сравнению с прежними временами! Припомните все то, что было сказано в этом направлении. Достаточно только трезво и разумно вникнуть в отдельные факты, и тогда обнаружится, что в этом отношении в наши дни происходят примечательные вещи. Кто, например, сегодня поверит (я говорю это все только ради иллюстрации), что какое‑то масштабное литературное явление может стать известным в широких кругах в обход прессы, которая «все понимает и обо всем судит»? Кто поверит всерьез, что важное, глубокое, эпохальное литературное произведение может остаться неизвестным? Но в этом надо сначала как‑то убедиться. И вот во второй половине XIX века то, что в наши дни почтительно именуется прессой, сделало первую попытку стать тем, чем она теперь является. И тем не менее, вне поля ее зрения может существовать по всей средней Европе литературное произведение эпохального, революционного значения, на уровне таких знаменитых авторов, как Шпильгаген, Густав Фрейтаг, Пауль Хейзе (можно назвать еще и других многочитаемых авторов), ибо ни одна книга последней трети XIX века не завоевала столь широкого читательского круга, как «Тринадцатый» Вильгельма Вебера[66]. А теперь спросите: сколько наберется среди сидящих здесь людей, которые ничего не слышали о «Тринадцатом» Вебера? Так вот жизнь протекает вне поля зрения прессы. А ведь в этом «Тринадцатом» в прекрасной поэтической форме воплощены идеи решающего значения. И они живут сегодня в тысячах и тысячах душ.