Лидер оппозиции, еще не успевший сесть, получил записку: «Спросите премьер-министра, вовремя ли отправился и прибыл поезд, которым он ехал в воскресенье, и каков был маршрут».

Лидер оппозиции решил пропустить очередной плановый вопрос о недавнем фиаско диспетчерских служб воздушных сообщений и спросил о поезде.

Премьер-министр медленно ответил:

— Весьма рад сообщить достопочтенному джентльмену, что поезд отправился и прибыл вовремя.

— Полагаю, маршрут был кольцевой, — сказал Тим Патрик Джонс.

В галерее прессы цинично пустили распечатанное фото по рукам. Никто не помнил, чтобы когда-нибудь еще так громко хохотали, как при виде премьер-министра в бейсбольной кепке и джинсовой куртке, который, задрав колени до ушей, сидел на игрушечном поезде «Чу-чу».

Адель и Поппи, обе тоже в бейсбольных кепках, сидели позади Эдварда в первом вагончике, а старшие дети Клэров с надутым видом ехали в вагончике караульной службы в хвосте поезда, который чух-чухал по кольцу. Нос Адель соперничал с козырьком кепки, так что парламентский художник заметил:

— Боже, вот это шнобель! Чистый авианосец: самолет сядет, и еще останется место для пяти!

Весгь о снимке с галерки прессы уже донеслась до скамей оппозиции.

Смех стал истерическим, пока восторженные политики анализировали картинку.

Тем временем Тим Патрик Джонс требовал от премьер-министра назвать поезд. Назвать поезд!

Премьер-министр отказался отвечать «из соображений безопасности».

Консерваторы-заднескамеечники взорвались, и спикер палаты тщетно старался быть услышанным за всеми этими издевательскими «чу-чу» и «ту-ту», захлестнувшими палату, а депутат с Юго-Востока, у которого партийной эмблемой был поезд «Ройал Скот», покидающий станцию Уэверли, чуть не умер от радости, решив, что наконец-то его оценили по заслугам.

Когда Эдвард сел, на скамьи за его спиной опустилась жуткая тишина. Малкольм Блэк участливо прошептал:

— Не волнуйся, Эд, переживешь.

Выходя из палаты, Эдвард услышал, как кто-то пропел: «Поезд шел под откос и дымил…»

Адель раздраженно отняла у Поппи свой разбухший сосок и сунула ей другой.

— Ради всего святого, поторопись, — обратилась она к младенцу. — Мне же совещание проводить, черт возьми!

Поппи взглянула на мать, на ее недовольное лицо и продолжила неторопливо цедить молоко из груди с голубыми прожилками. Адель ненавидела всю эту неопрятную и неудобную процедуру, по она шефствовала над общественной кампанией «Грудь», которую поддерживали Министерство здравоохранения и многие модные педиатры. Поэтому она не имела права сдаваться, приходилось просто ждать, когда вернут груди в ее личное пользование и не надо будет делиться ими с хрюкающим от жадности младенцем. Боже, ну что за варварство!

Зато посмотрите, какой переполох она учинила в рядах мощного лобби за искусственное кормление, с их главной оппозиционной организацией «Грудничкам — бутылочку», или, сокращенно, ГБ. В ответ гэбэшники коварно атаковали ее с тылу, обвинив в фаворитизме, а к ним присоединилась целая толпа — недавно родившие жены и подруги автогонщиков. Все эти гады сбились в группу под названием «С бутылочкой — в чемпионы». Команда "Феррари» пригрозила выйти из гонок «Силверстоун»[27], а в палате общин уже задавали вопросы, что это там творится.

Адель включила радио и услышала сбивчивый голос мужа, с запинками объяснявшего что-то насчет поезда, а потом его голос потонул в невероятном шуме. Две с лишним сотни мужских голосов кричали: «Чу-чу! Чу-чу!»

Внизу, в малой приемной, где стены были увешаны значительными произведениями новейшего британского искусства, Адель ожидали три властные и пугающие женщины. Они надеялись заручиться поддержкой в издании благотворительной антологии «Ропот», которая должна была помочь непопулярной пока акции «Синдром кишечного недержания». Они уже заполучили рассказ от Мартина Эмиса и рецепт с высоким содержанием клетчатки от Джейми Оливера[28].

Леди Лиэнн Бейкер воспользовалась паузой, вызванной кормлением ребенка, и послала смс-сообщение сыну-подростку, напомнив, что ему следует вынуть футболку из стиральной машины и повесить на сушилку. Напротив нее, через стол, увлеченно сплетничали Розмари Умбаго, слепая редакторша «Дейли войс», и баронесса Холлиоукс, всклокоченный мозг либеральных демократов, — еще час назад она выглядела аккуратно и почти презентабельно, но сейчас ее волосы стояли дыбом, а одежда, похоже, принадлежала женщине совсем другого размера. Баронесса Холлиоукс, чьи груди никогда не утешили ни мужчину, ни женщину, ни дитя, закончила рассказывать не совсем приличную историю о Рое Хэттерсли[29] и заметила:

— По-моему, вы великолепно справляетесь с расстройством зрения, Розмари.

Розмари рявкнула в ответ:

— Пожалуйста, называйте это просто слепотой. Терпеть не могу всех этих политкорректных лицемерных словечек. Я слепая, черт возьми. С рождения. Я не из этих ранимых новых слепых, кто постоянно скулит о своем милом утраченном зрении.

Сообразив, что Розмари не любит политически корректный жаргон, баронесса Холлиоукс светским тоном спросила:

— Так вы, Розмари, вроде как второй раз замужем, за южноафриканцем. Он что, черножопый?

Когда машина премьер-министра вернулась из палаты общин, Джек с удивлением заметил, что премьер-министр выглядит больным, а от его вечной улыбки, ставшей почти такой же частью лица, как нос или рот, не осталось и следа.

По распоряжению Александра Макферсона перед домом Номер Десять фотографов не было. Поймав взгляд премьер-министра, Джек спросил:

— У вас все в порядке, сэр?

Премьер-министр жестом загнал личного секретаря в здание.

— Меня только что выпороли в палате, Джек.

Джек с тревогой отметил, что глаза у премьер-министра блестят чем-то, подозрительно похожим на непролитые слезы.

— Весьма сожалею, сэр, — резко сказал он.

Вместо того чтобы пройти в здание, премьер-министр задержался на крыльце и принялся рассказывать о фарсе с поездом. Джек слушал, сложив руки на груди. Когда премьер-министр наконец замолчал, Джек сказал:

— Сегодня первое апреля, сэр. Может, ваш ответ на вопрос о поезде — шутка?

Эдвард помотал головой:

— Нет, я просто глупо соврал. А если честно, я уже много лет не ездил на общественном транспорте, не покупал молока и не сидел в очередях в заведениях национальной системы здравоохранения. Я совершенно потерял связь с тем, как живет большинство людей.

— Но разве ваши советники не обеспечивают такую связь, сэр? — спросил Джек.

Эдвард выпалил:

— Они живут в том же стерильном пузыре, что и я, Джек! Я уже много лет не ел рыбу и жареную картошку из газеты[30].

— Все уже много лет ничего такого не ели, — возразил Джек. — Это противоречит Закону о здравоохранении от 1971 года. — Впрочем, он не получил удовольствия от того, что подтвердил изолированность премьера от парода, которым тот управляет. Чей-то голос шепнул Джеку на ухо, чтобы тот передал премьер-министру, что звонит полковник Каддафи и желает срочно с ним поговорить. Джек передал сообщение, но премьер-министр, похоже, не собирался входить в дом.

— А как вы отдыхаете, Джек?

— Беру пакет чипсов с сыром и луком, бутылочку «Кроненбурга» и сажусь смотреть «Полдень»[31], сэр.

— «Полдень»! — восхищенно повторил премьер-министр и запел: — «Не покидай меня, любимая…»

— Оно самое, — сказал Джек. — Я уже раз двадцать видел, если не больше.

Зайдя наконец в здание, премьер-министр переговорил с личным секретарем. Если Каддафи очень надо, пускай перезвонит. Затем он отменил очередную плановую встречу — с начальником штабов НАТО. Потом позвонил Венди, попросил достать пиво «Кроненбург», чипсы и кассету с «Полднем» и принести все это наверх в его личную гостиную.