— А это принадлежит Ивонн.
— Так, — сказала я. — И где сейчас Ивонн?
Отто замолчал. Лиза вдруг запрыгала вокруг меня.
— Можно я хоть капельку ее пораню! Только капля! Она так боится!
Отто посмотрел на меня долгим, темным взглядом, а потом сказал:
— Ивонн на кухне. И нет, Лиза, это же живой человек!
Вся эта волшебная, тягучая сила его взгляда мгновенно опала, оказалась безделушкой. Отто почесал затылок и сказал:
— Извини, я задумался.
И я поняла, что это был старый, добрый Отто. Паренек, который никого и никогда не обидит, даже не знает, как это делается. Отто обезоруживающе улыбнулся, получилось у него это до того грустно и нелепо, что я вдруг обняла его.
— Я очень рада, что с тобой все в порядке.
— Не обнимай меня. Я серийный убийца.
— Ты врешь, просто у тебя гаптофобия.
— Ладно, хорошо, только перестань меня обнимать.
Я отстранилась, и Отто обратился к Лизе.
— Зачем ты ее вообще сюда привела?
— Потому что ты сказал, что хочешь увидеть ее.
— Я не так сказал. Я сказал, что хочу узнать, в порядке ли она. И если в порядке, то не надо было ее трогать.
— Она грустная сидела на скамейке.
Отто, словно забыв обо мне, прошел на кухню, и я последовала за ним. Куклы сопровождали меня на всем протяжении пути. Мне казалось, что стеклянные глаза следят за мной. Отто совершенно виртуозно воспроизводил оттенки радужек. Это не были коричневые, зеленые или синие цвета, как у обычных кукол.
Словно бы настоящие, человеческие глаза — с переливами, пятнышками, неравномерным, изменчивым оттенком. Будто в каждую из этих стекляшек была поймана живая, бьющаяся душа. Ткани, стекло, фарфор — все это стало в руках Отто существом почти живым, почти дышащим. Пойманные девочки, еще немного, и они станут настоящими, еще чуть-чуть, и их будет жалко.
Я смотрела в лица, различающиеся так же сильно, как и человеческие, и гадала, кто эти женщины, как их зовут, кем они работают, и что любят. Почему Отто выбрал для них именно такие наряды и крал ли он их вещи?
— Знаешь, — сказала я. — Ты все-таки очень странный.
Ответила мне Ивонн.
— Я сама ему всегда это говорю.
Кухня была маленькая, тесная, не то что бы убогая, бедная, но скромная на грани. Ивонн здесь явно не нравилось, а вот Лили пыталась изобразить благодарность. Перед ними были две кружки с горячим чаем и миска с лимонными печеньями. Мы широко друг другу улыбнулись.
— Как же я рада, что вы живы! Что вы здесь делаете?
— А не понятно было сразу? — спросила Ивонн. — Решили жить с Отто, он же такой видный мужчина.
— Прячемся, — сказала Лили мрачно. Палец ее коснулся покрывшейся трещинками ручки чашки, и Лили вздохнула с тоской, а затем попыталась улыбнуться еще шире, так что даже у меня скулы свело. — А как ты выбралась? С твоей подругой все в порядке?
— Да, — сказала я. — Сложная история. Мне помог Рейнхард.
Лили вдруг вскочила.
— Ты видела Маркуса? С ним все в порядке?
Я задумалась. Стоило ли считать, что с Маркусом все в порядке после того, что я видела и слышала о нем. Наверно, нет. Но у Лили стал такой сияющий, готовый к радости взгляд, что я сказала:
— Более чем.
Лиза протиснулась между Лили и Ивонн.
— Спасибо, сестрички. Так вы волнуетесь друг за друга? Продолжайте! Я не хочу мешать!
Лиза оперлась подбородком на ладони и выжидающе посмотрела на меня. Отто прошелся по кухне, потом в странный момент и самым нелепым образом отодвинул передо мной стул.
— Садись, я сделаю тебе чай. Кофе нет. Ничего нет.
Отто посмотрел куда-то вдаль, в серый квадратик маленького окна, словно вместе с кофе в мире не стало любви, прощения и спасения.
Ивонн взяла с подоконника свои тонкие сигареты и закурила. Обе они были в красивых платьях с кружевами, и я подумала, что Отто делает вещи и для живых женщин. Аккуратные платья, ничуть не хуже роскошной одежды фрау Бергер. Ивонн явно была собой довольна. На этой скромной и тесной кухне она смотрелась словно бы ожившая картинка из журнала, переворачивая страницы которого, обитателям этой квартиры полагается только завистливо вздыхать.
А потом я поняла — на Ивонн и Лили были те же платья, что и на куклах, которых показывал Отто. Он поймал мой взгляд, быстро сказал:
— Совершенно случайно у меня нашлись платья их размеров. Я хорошо шью.
— Совершенно случайно, — сказала Ивонн, и мне показалось, что она сейчас обольет Отто кипятком. У нее бывал совершенно зверский взгляд, и хотя Ивонн ничего страшного не делала, теперь я представляла, как легко она может отправить человека в нокаут.
— Но мы не об этом, — быстро сказала я, села и оказалась прямо напротив Лизы. Ее круглые, зеленые глаза с интересом меня изучали, а потом она послала мне воздушный поцелуй.
— Так как вы выбрались? — спросила я, не в силах отвести взгляд от Лизы.
— Она, — Ивонн кивнула на Лизу. — Нас и вытащила. То есть, некоторое время мы просто стояли, прижавшись к стене и не понимали, что нам делать.
— Знакомо, — сказала я. — У меня тоже что-то подобное было.
— Да, — сказала Лили. — Затем я предложила просто лечь и умереть.
— О! — сказала Лиза. — Вот здесь вступаю я! Отто сказал мне выручить вас, потому что знал, что вы в беде. Я думала и тебя спасти, но потом решила, что не пойду внутрь, где много моих братьев. В конце концов, думаю они могли бы почуять меня. Я ведь чувствую их.
— Словом, Лиза нам помогла. Она была такой…
— Быстрой? — спросила я. Лили кивнула и с благоговением посмотрела на Лизу, та вскинула голову.
Отто, который стоял у окна все это время, вдруг обернулся и принялся сцеплять и расцеплять пальцы.
— Я не хотел, чтобы все так получилось.
— Как ты узнал, что мы там? — спросила я. Отто пожал плечами. Потом со злостью отмахнулся от дыма сигареты Ивонн.
— Потому что я читал мысли Карла.
— Здорово, — сказала я. — То есть, ты можешь и то, и другое.
— И даже больше, — сказала Лили. — Он просто уникален.
Она обернулась к Отто, сказала:
— Это не значит, что я одобряю твои увлечения или считаю тебя приемлемым для общества.
— Резонно, — кивнул Отто.
Мы некоторое время помолчали, а потом Отто начал рассказывать таким тоном, словно бы мы втроем (вчетвером, если считать Лизу) собирались его избить. Отто говорил, глядя куда-то поверх нас, на одну из кукол. Я подумала, может быть это его рукотворная мама. Отто был, пожалуй, самым странным человеком, которого я когда-либо встречала. Но он волновался за меня, за Ивонн, за Лили, он поил нас чаем и пытался помочь. Я вдруг испытала давно забытое, может быть даже в детстве, чувство искренней теплоты к человеку, с которым не была близка, не дружила по-настоящему и, честно говоря, не так давно проклинала его.
Я ела лимонное печенье, пудрово-сладкое и нежное, слушала историю Отто, еще более странную, чем стоило бы предполагать. Отто даже назвал дату своего рождения, хотя это было совершенно необязательным условием. Биография его предстала передо мной, словно история болезни.
Отто говорил, что мама его утверждала, будто бы отец его был солдатом. Сам Отто однако не был в этом уверен, свою маму он охарактеризовал как "странную", и я поняла, что если уж этот эпитет пришел в голову Отто, то скорее всего она была сумасшедшей, каким-то чудом избежавшей Дома Милосердия. Отто не опускал унизительных подробностей бедного детства в и без того небогатом городе Хемнице, которое ему, к тому же, портили люди, выступающие против поджогов. Отто с детства любил смотреть на женщин не так, как это делают другие мальчики. Женщины казались ему прекрасными в совершенно мифологическом смысле.
Он любил создавать их, как другие создают стихи или картины. Словом, Отто не хватало только начать душить животных для того, чтобы считаться полноценным проектом серийного убийцы. Он с гордостью упомянул, что никогда никого не мучил. Потом, правда, задумался и сказал, что все же почти никогда.