Неподалеку от того места, где я живу сегодня, высится среди леса древний, трехтысячелетней давности, могильник: груда морских валунов, наваленных на выступающее из почвы мощное каменистое плато. Смысл этого погребального возвышения над «этажом ниже» растущими березами, елями, соснами и зарослями вереска состоял исключительно в том, чтобы перед умершим открывался вид на море, которое в те давние времена подступало вплотную к нынешним пашням, одарив их обилием крупных и мелких камней. Вид на море был символом странствий – прежде всего, странствий в духе – к которым было исключительно предрасположено немногочисленное пока еще население европейского севера: странствия должны были продолжаться и после смерти.

Сегодня это место, расположенное в пяти милях от Осло, является формально охраняемым историческим памятником, своего рода заповедником, своеобразный ландшафт которого практически не изменился на протяжение многих столетий. Здесь встретишь, пожалуй, любителя многокилометровой пробежки или сборщика черники, в остальном же местность полностью предоставлена самой природе, с ее неспешными ритмами роста и смены времен года, брачным ревом косуль, ночными стонами лис, беззвучным полетом сов, царственной невозмутимостью лося. И тот, кто склонен вслушаться в таинственную речь замшелых скальных стен и открытых солнцу вересковых пустырей, тот не прогонит мысль о том, что именно природа и держит Норвегию в ее физической и духовной целостности.

Норвежская природа не так подвержена разрушению, как, скажем, среднерусская равнина, нынешний вид которой не имеет ничего общего со своим первоначальным, лесным или степным, обликом. Норвегия стоит на камнях, ее деревья прорастают из каменных трещин, и бонды ежегодно выворачивают из почвы своими мощными тракторами кучи валунов, когда-то лежавших на дне моря. Камни с вкрапленными в них следами металлов – это своего рода концентрат памяти севера: камень помнит те могучие откровения Одина, в ветре, непогоде, шторме, что сформировали его вековой облик и придали ему твердость, и эти камни-свидетели молчаливо хранят в себе то, что когда-то осенило души живших на севере людей их своеобразной внутренней формой. Будучи народом Одина, норвежцы имеют свою, совершенно особую задачу: жить в духовном единении с природой и свои знания передавать всем остальным людям после смерти. Это одна из тех духовнонаучных истин, которые остаются сегодня совершенно неизвестными большинству норвежцев, и это знак того, что «что-то в этом королевстве не так». Сегодня норвежца перевоспитывают в полном соответствии с идеалами глобально-демократической стадности, и если дело пойдет так и дальше – многое именно об этом и говорит – норвежцы как нация прекратят свое физическое существование. Ни одна форма «благоденствия» не придет тут на помощь, никакие нефтяные запасы не отменят сурового приговора сути вещей: либо Норвегия банально американизируется и перестанет быть одним из центров германской Я-культуры, либо ценой огромных внутренних усилий норвежцы придут к сознательному контакту со своей Народной душой, Одином. В свое время, будучи в Норвегии, Рудольф Штейнер вступил в такой контакт с могущественным Народным Архангелом, неся Ему навстречу один-единственнуй вопрос: «Что делать?» И ответ Одина был таков: «Научись понимать мой язык».

Дух Одина, принесшего северным людям их мышление и их язык, навсегда вписан в природу Норвегии, и вместе с ним в природе живет великая тайна севера: однажды погребенный в камне Один снова окажется деятельным среди людей, и не только как Народная душа севера, но уже как Дух Времени, действующий из Асгарда, духовного центра Европы. Вопреки искусственно созданному сегодня «управляемому хаосу» демократического многокультурья, призванного упразднить Европу как таковую, в глубинах самой европейской душевности неизменно присутствует тот дух порядка, который есть ни что иное как германский дух, дух единения морали, воли и чувства. Реальность германского духа совершенно недоступна тем, кого сегодня принято называть «власть имущими»: этим специально отобранным и вышколенным безмысленным экземплярам политического пустословия. В скорлупе своей политкорректности, политик сегодня просто трясется от страха и ненависти при одном лишь упоминании о германском духе, не находя ничего для себя более удобного пропагандистской отмашки типа «фашизма» или «нацизма». Но суть вещей такова, что единственным импульсом дальнейшего развития всех людей на этой грешной планете является как раз сознательное принятие своей индивидуальной духовности – без ссылок на «демократию», «глобализацию» и прочие не имеющие отношения к действительности вещи – что оказывается возможным только благодаря силе Я, из которого, собственно, и исходит германский дух: дух Христа. Здесь кроется загадка той безудержной ненависти к германскому духу, которую, не стесняясь, проявили «победители» Гитлера и проявляют сегодня их либерально-демократиченские потомки во всем мире: это ненависть к Христу. Германский дух – даже в таком люциферическом облачении, каким он выступает в немецком национал-социализме – есть единственно верный указатель будущего. И смыслом первой и второй мировых войн является именно предотвращение этого будущего, в котором личность, вырабатывая Я-сознание, становится индивидуальностью. Нет ничего страшного в том, что люциферический элемент (к примеру, злоупотребление изображением свастики) на какое-то время выходит на первый план в обширной панораме духовного возрождения, связанного с пробуждением Я-сознания. Это попросту «детская болезнь», которая лишь укрепляет организм и помогает ему выработать необходимые качества, не достижимые иным путем.

Активизация Я, в противовес свирепо рыщущим над миром каннибалистским групповым интересом, вежливо именующим себя «корпоративностью», является сегодня самой трудной для человека задачей, хотя бы уже потому, что это крайне «неудобно», да, некомфортно. Но как раз к этой, наиважнейшей сегодня внутренней активности предрасположены именно германские народы – и сегодня именно они-то и являются ведущими, и вовсе не американцы с их иудаистскими претензиями на мировое господство – и этот прорыв к более высокому, чем сегодняшнее «предметное», сознанию неизбежно произойдет на севере Европы, где природным, естественным путем, из самого своего существа норманн извлекает ясные духовнонаучные истины.

Германский дух космополитичен по самой своей сути, глобален. Это та самая неизбежность, мимо которой невозможно пройти дальнейшей эволюции Земли. Это в принципе космический феномен, проекция в земные условия могущественной силы Христа, исцеляющей перекосы усеченной материализмом реальности. Социальным аспектом развития германского духа является его оплодотворяющая сила, несущая едва только пробуждающемуся Я-сознанию восточноевропейцев импульс восхождения к Самодуху. Вот где прочно завязан узел будущего: в духовном единстве германского и русского, в построении единой, русско-германской культуры. И чтобы этого не произошло, сегодня задействованы самые различные изощренные средства ослабления личности, вплоть до ее полного стирания. Отсутствие в обществе личности, способной развиться в индивидуальность, прерывает связь данного народа с его Народной душой: не поступки и чувства, но только лишь духовные устремления интересуют Народного Архангела. Иначе говоря, Народная душа безразлична к тому, какое количество людей в данный момент живет или уже умерло в этом народе, но предельно внимательна к тем понимающим личностям, через которые Народный Архангел, собственно, действует. Все важнейшие импульсы развития передаются народу его Народной душой, развивающейся вместе с этим народом и отступающей прочь, когда национальная задача, миссия, оказывается исполненной. Многие народы уже исполнили свои миссии, германским народам это сделать еще только предстоит, в связи с чем именно на них и оказывается сегодня такое чудовищное разрушительное воздействие со стороны препятствующих развитию сил.