ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
1Терзаемый огнем природной жажды,
Который утоляет лишь вода,
Самаритянке данная однажды, [957]
4Я, следуя вождю, не без труда
Загроможденным кругом торопился,
Скорбя при виде правого суда.
7И вдруг, как, по словам Луки, явился
Христос в дороге двум ученикам,
Когда его могильный склеп раскрылся, —
10Так здесь явился дух, [958]вдогонку нам,
Шагавшим над простертыми толпами;
Его мы не заметили; он сам
13Воззвал к нам: «Братья, мир господень с вами!»
Мы тотчас обернулись, и поэт
Ему ответил знаком и словами:
16«Да примет с миром в праведный совет
Тебя неложный суд, от горней сени
Меня отторгший до скончанья лет!»
19«Как! Если вы не призванные тени, —
Сказал он, с нами торопясь вперед, —
Кто вас возвел на божии ступени?»
22И мой наставник: «Кто, как этот вот,
Отмечен ангелом, несущим стражу,
Тот воцаренья с праведными ждет.
25Но так как та, что вечно тянет пряжу, [959]
Его кудель ссучила не вполне,
Рукой Клото? намотанную клажу,
28Его душа, сестра тебе и мне,
Не обладая нашей мощью взгляда,
Идти одна не может к вышине.
31И вот я призван был из бездны Ада
Его вести, и буду близ него,
Пока могу руководить, как надо.
34Но, может быть, ты знаешь: отчего
Встряслась гора и возглас ликованья
Объял весь склон до влажных стоп его?»
37Спросив, он мне попал в ушко желанья
Так метко, что и жажда смягчена
Была одной отрадой ожиданья.
40Тот начал так: «Гора отрешена
Ото всего, в чем нарушенье чина
И в чем бы оказалась новизна.
43Здесь перемен нет даже и помина:
Небесного в небесное возврат
И только — их возможная причина.
46Ни дождь, ни иней, ни роса, ни град,
Ни снег не выпадают выше грани
Трех ступеней у загражденных врат. [960]
49Нет туч, густых иль редких, нет блистаний,
И дочь Фавманта в небе не пестра,
Та, что внизу живет среди скитаний. [961]
52Сухих паров [962]не ведает гора
Над сказанными мною ступенями,
Подножием наместника Петра.
55Внизу трясет, быть может, временами,
Но здесь ни разу эта вышина
Не сотряслась подземными ветрами. [963]
58Дрожит она, когда из душ одна
Себя познает чистой, так что встанет
Иль вверх пойдет; тогда и песнь слышна.
61Знак очищенья — если воля взманит
Переменить обитель, [964]и счастлив,
Кто, этой волей схваченный, воспрянет.
64Душа и раньше хочет; но строптив
Внушенный божьей правдой, против воли,
Позыв страдать, как был грешить позыв.
67И я, простертый в этой скорбной боли
Пятьсот и больше лет, изведал вдруг
Свободное желанье лучшей доли.
70Вот отчего все дрогнуло вокруг,
И духи песнью славили гремящей
Того, кто да избавит их от мук».
73Так он сказал; и так как пить тем слаще,
Чем жгучей жажду нам пришлось терпеть,
Скажу ль, как мне был в помощь говорящий?
76И мудрый вождь: «Теперь я вижу сеть,
Вас взявшую, и как разъять тенета,
Что зыблет гору и велит вам петь.
79Но кем ты был — узнать моя забота,
И почему века, за годом год,
Ты здесь лежал — не дашь ли мне отчета?»
82«В те дни, когда всесильный царь высот
Помог, чтоб добрый Тит отмстил за раны,
Кровь из которых продал Искарьот, [965]
85Ответил дух, — я оглашал те страны
Прочнейшим и славнейшим из имен, [966]
К спасению тогда еще не званный.
88Моих дыханий был так сладок звон,
Что мною, толосатом [967], Рим пленился,
И в Риме я был миртом осенен.
91В земных народах Стаций не забылся.
Воспеты мной и Фивы и Ахилл,
Но под второю ношей я свалился. [968]
94В меня, как семя, искру заронил
Божественный огонь, меня жививший,
Который тысячи воспламенил;
97Я говорю об Энеиде, бывшей
И матерью, и мамкою моей,
И все, что труд мой весит, мне внушившей.
100За то, чтоб жить, когда среди людей
Был жив Вергилий, я бы рад в изгнанье [969]
Провесть хоть солнце [970]свыше должных дней».
103Вергилий на меня взглянул в молчанье,
И вид его сказал: «Будь молчалив!»
Но ведь не все возможно при желанье.
106Улыбку и слезу родит порыв
Душевной страсти, трудно одолимый
Усильем воли, если кто правдив.
109Я не сдержал улыбки еле зримой;
Дух замолчал, чтоб мне в глаза взглянуть,
Где ярче виден помысел таимый.
112«Да завершишь добром свой тяжкий путь! —
Сказал он мне. — Но что в себе хоронит
Твой смех, успевший только что мелькнуть?»
115И вот меня две силы розно клонят:
Здесь я к молчанью, там я понужден
К ответу; я вздыхаю, и я понят
118Учителем. «Я вижу — ты смущен.
Ответь ему, а то его тревожит
Неведенье», — так мне промолвил он.
121И я: «Моей улыбке ты, быть может,
Дивишься, древний дух. Так будь готов,
Что удивленье речь моя умножит.
124Тот, кто ведет мой взор чредой кругов,
И есть Вергилий, мощи той основа,
С какой ты пел про смертных и богов.
127К моей улыбке не было иного,
Поверь мне, повода, чем миг назад
О нем тобою сказанное слово».
130Уже упав к его ногам, он рад
Их был обнять; но вождь мой, отстраняя:
«Оставь! Ты тень и видишь тень, мой брат».
133«Смотри, как знойно, — молвил тот, вставая, —
Моя любовь меня к тебе влекла,
Когда, ничтожность нашу забывая,
136Я тени принимаю за тела».
вернуться

957

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Круг пятый (окончание)

1-3. Природную жаждузнания утоляет лишь«живая вода»истины, которой в евангельской легенде просит самаритянка.

вернуться

958

10.  Так здесь явился дух— тень Публия Папиния Стация, римского поэта I в. (род. ок. 45 г. — умер ок. 96 г.), автора «Фиваиды» (поэмы о походе Семерых против Фив) и незаконченной «Ахиллеиды». Его сборник «Сильвы» был во времена Данте неизвестен.

вернуться

959

25.  Та, что вечно тянет пряжу— парка Лахезис (Ч., XXV, 79), прядущая нить человеческой жизни. Клото (ст. 27) наматывает кудель на веретено, Лахезис сучит нить, Атропос (А., XXXIII, 126) ее перерезает.

вернуться

960

48.  У загражденных врат— то есть у врат Чистилища.

вернуться

961

50-51. Дочь Фавманта— Ирида, вестница богов, преимущественно Юноны, олицетворение радуги.

вернуться

962

52.  Сухие пары, по Аристотелю, порождают ветер.

вернуться

963

57.  Подземными ветрами, по Аристотелю же, вызываются землетрясения.

вернуться

964

62.  Переменить обитель— то есть вознестись из Чистилища в Рай.

вернуться

965

83-84. Добрый Тит отмстил… — Тит, сын и наследник императора Веспасиана, разрушил Иерусалим в 70 г. (см. прим. Р., VI, 88–93).

вернуться

966

86.  Прочнейшим и славнейшим из имен— то есть именем поэта.

вернуться

967

89.  Толосатом— то есть уроженцем Толосы (ныне Тулуза) в Галлии. На самом деле Стаций родился в Неаполе, но в средние века его смешивали с толосанским ритором Луцием Стацием Урсулом.

вернуться

968

93.  Но под второю ношей я свалился. — Стаций умер, не дописав своей второй поэмы, «Ахиллеиды».

вернуться

969

101.  В изгнанье— то есть в Чистилище.

вернуться

970

102.  Хоть солнце— то есть хоть год.