Тихий, узрев столь шикарно срежиссированное представление, тормозить не стал — метнул в нападавших имевшиеся при себе ножи и сиганул в окно. Макару не повезло, а вот охранник от летящего ножа увернулся и, высунувшись в окно, сумел всадить пулю в спину убегавшего Кузьмы. Тот, спасаясь, попытался добраться до своего дома в Закачинской слободе, но... возле моста его настигли и схватили подручные Потешко.

Да-а, чудны дела твои, Господи! Не... я, естественно, знал о бешеных страстях, кипящих средь руководства местных разбойничков, и Тихий, и канский городничий под воздействием "обаяния" Софьи Марковны о многом порассказали, но случившееся сегодняшней ночью мне, признаюсь, и в дурном сне не могло привидеться. Ёлы-палы, Шекспир отдыхает! Ядовитые пауки поедают друг друга. Раскудрить твою в качель! И не лень ведь было людям ради простого убийства и отъёма денег затейливый спектакль организовывать. Неужели не могли усатого ухаря втихаря по дороге прирезать? Или выдумщик Потешко хотел Петра Ивановича показательно на тот свет спровадить, так сказать в назидание остальным? Ха, романтик, блин!

Ах, как удачненько мы его вчера опередили. Теперь уж сворованные усатым деньги пойдут на благо людям, а не на тёмные делишки. Не помешало бы и здесь на предмет злата-серебра ещё раз всё хорошенечко обследовать. Ну не верится мне, что купец Потешко только для разговора с Кузьмой в этакую даль забрался. Не-ет, он определённо к пещерам направлялся, чтоб спрятанное проведать. Тайничок у него тут имеется, и хранится в нём, полагаю, немало. Надо бы пройтись посмотреть, где варнаки землю ковыряли, может, обнаружим что-нибудь. Да и сундучок, стоящий у костра, нужно осмотреть.

Василий привёл связанного часового и поставил на колени рядом с нами. Я взглянул на валяющиеся в беспорядке тела, затем на охранника:

— Всё осматриваешь тщательно, но оружие держишь наготове.

Он кивнул и в первую очередь к сундуку пошёл. Что ж, правильно. А Кузьма с чего-то вдруг взялся часового защищать:

— Александр Владимирович, я его знаю, это Сенька. Человек неплохой, не смотрите что бывший ссыльный. На Потешко по принуждению работал. Нет надобности его убивать.

Тьфу ты! О себе бы лучше позаботился! Я, чёрт возьми, никак не решу, сохранять ли жизнь ему самому, а он за посторонних заступается. Претензий у меня к Тихому, конечно, нет, свою часть партнёрского соглашения он выполнил, и мы можем, попрощавшись, разбежаться. НО... душу гложет гадостный червячок сомнения. Всего один выстрел, и о нашем с Софой участии в убийстве канского чиновника уж точно никто и никогда не узнает. Да и этот белобрысый Сенька в состоянии лиха натворить. Если он в полицию доложит о подлом убийстве и ограблении нами добропорядочного купца, да ещё при этом покажет, где мы тела закопали, то мне, Гришке и Василию как минимум каторга светит.

— Я за него и поручиться могу.

Вот зараза!

— Мне бы отлежаться на его заимке, пока побои и раны не заживут.

— Ссыльный, говоришь? — я принялся внимательно рассматривать белобрысого доходягу, с испугом на меня взирающего.

— Людей убивал?

— Не-ет!

Похоже, искренне воскликнул Сенька.

— У купца чем занимался?

— Дык заимку сторожил. Да ещё, бывало, за лошадьми и за добром приглядывал.

— А на поселение за что тебя пригнали?

— Дык, эта... кафе из хлеба ляпил.

— Чего?

— Дык... я ж говорю, зерно кафейно ляпил из хлебного мякиша с заварной густотой.

Мама мия, каких только чудиков в Сибирь не ссылают!

— С этого места давай-ка поподробнее. А потом и о своём хозяине расскажешь, и о том, какая кошка между ним и канским городничим пробежала.

Пока Сеня торопливо описывал свою непутёвую жизнь, в том числе до и после ссылки, подошёл Василий с сундучком, поставил его передо мной и открыл так, чтобы содержимое увидел лишь я один. У-у-у, сколько тут всякой всячины! И посуда серебряная, и золочённая церковная утварь, и мешочек, оп-па! с золотыми украшениями. Это мы удачно на огонёк заглянули.

Правда, плану пещер, изъятому у Потешко, я не слишком обрадовался — опять замысловатые каракули, причём непохожие на добытые у варнаков ранее. Чёрт, они ещё и разными шифрами пользовались!

В конце разговора я поинтересовался у Сеньки судьбой хозяйской заимки, и он простодушно признался:

— Дык хозяин на меня записал, моя теперича и будет.

Ах вот оно как! Получается, нет смысла белобрысому в полицию идти, может без заимки остаться.

— А чем заниматься станешь?

— Дык чем заниматься, коль тайга кругом? — удивился Сеня. — Охоте я с детства учён.

— Понятно.

Я принял решение. Верное, неверное — не знаю. Жизнь покажет.

— Александр, ты хочешь сказать, что в их конфликте виновна реформа местного самоуправления?

— Да, Софа, частично она, родимая, но всё же в большей мере виновата жадность Петра Ивановича. Он не исполнил некоторые обещания, данные купцу, а деньги, уже проплаченные, отдавать не пожелал. Перед отъездом из Канска у него с Потешко очень неприятная ссора произошла. Говорят, знатно они там друг на друга покричали. Причём так, что об этом даже красноярской полиции известно стало.

— Но Пётр Иванович собирался вернуться и продолжить дела с купцом.

— Ну, может, он полагал, что не слишком сильно этого бандита обокрал и тот стерпит, а Потешко посчитал иначе. Хотя мне кажется, купчина приговорил усатого сразу, как узнал о реформе городового управления и упразднении в следующем году должности городничего. Сама посуди, зачем ему отставной чиновник? Ведь займёт бывший городничий новую должность в руководстве Канска или не займёт, пока неизвестно, а огромное по здешним меркам богатство — вот оно, уплывает в Россию.

Наша старшая обдумала мои слова и выдала план действий, да такой, что я чуть со стула не упал:

— Пустим изъятые у купца деньги на похороны Петра Ивановича и на проживание у нас детей из Енисейска.

Бляха-муха, просто нет слов! Остались одни буквы, и те нецензурные. Нам и вороватого чинушу теперь хоронить, и "табуны" детишек обихаживать! Как Хоттабыч её при первой встрече назвал? Великая мать? Прямо хочется добавить: всех времён и народов. Ох, какая у неё во взоре стальная непреклонность нарисовалась. Я аж трепещу.

— Софочка, ты хоть понимаешь, о чём говоришь-то? У Потешко мы взяли только драгоценности, на их продажу уйма времени уйдёт. Да и потом, нам что, в Санкт-Петербурге не надо будет заводских школ и детских домов обустраивать?

Смутилась на секунду... и вновь на меня насела:

— На столичные дела у нас деньги Петра Ивановича имеются.

— Да, но большая часть изъятого у него — это опять-таки драгоценности и ценные бумаги, которые мы, между прочим, собрались постепенно в России реализовывать. А заводы и школы придётся покупать и строить тотчас по приезде, то есть в столице нам сразу же потребуется крупная сумма наличных денег. В противном случае не успеем ничего наладить, ведь к весне семьдесят первого года нам нужно быть здесь, в Красноярске, мы это уже обсуждали.

— Но что-то же у тебя заготовлено?

— Как и договаривались, полусотне детишек я безбедную жизнь обеспечу, остальное отложено до прибытия в Петербург.

— Но...

— Никаких "но", Софочка. Давай сначала проясним, сколько же детей в Енисейске нуждается в переезде. Может, их всего тридцать, а мы тут с тобой копья ломаем. Ты пойми: как бы там ни было, но дети предпочитают жить с родителями. Иногда не слишком сытно, но всё равно с ними. Поэтому, мне кажется, стоит подумать об организации общественной компании по сбору средств на закупку продовольствия для всех жителей Енисейска. Купцы вон поговаривают о бесплатной поставке хлеба погорельцам, а женское общество Красноярска чего молчит? С помощью дам мы могли бы многих накормить.

Мои предложения, похоже, заинтересовали Софу.