Но никто не двинулся с места.

Пух как будто невзначай взглянул на тележку, в которой еще оставался горшок меда. Он мог поклясться, что видел, как Тигра отпил из бутылки с рыбьим жиром и как Пятачок взял из телеги горсть желудей. И тогда Пух подумал, что не будет ничего страшного, если он попробует капельку меда из этого горшка.

Он пробовал уже девятую или десятую капельку, когда услышал далекое потрескивание веток и позвякиванье. Пух оглянулся на остальных, и все прислушались.

— Похоже на велосипед, — сказал Пух.

— А если это велосипед, — добавил Пятачок, — то кто-то должен сидеть на нем и крутить педали, а единственный, кто умеет крутить педали, — это Кристофер Робин.

Пятачок оказался прав. Это был велосипед, а на велосипеде сидел Кристофер Робин.

Все облегченно вздохнули, когда Кристофер Робин с грохотом прикатил на поляну. Он спрыгнул и оставил велосипед под деревом.

— Простите, что покинул праздник, но я хотел вас немного удивить, — объяснил Кристофер Робин.

Из корзины велосипеда он вытащил что-то обернутое в старые свитера. Это оказались граммофон и коробка с пластинками.

Кристофер Робин развернул их и установил граммофон на поляне.

— Я подумал, что мы могли бы закончить наш праздник веселыми танцами, — сказал он. — А потом я отдам ваши подарки Менее Удачливому.

Кристофер Робин взглянул на тележку, потом подошел к ней и взглянул еще раз.

— Или не отдам, — добавил он, потому что отдавать уже было нечего. Тогда он наклонился к граммофону, повертел ручку и весело закончил: — А теперь — танцы.

Из трубы граммофона полилась самая громкая, самая заводная, самая красивая музыка, и все пустились в пляс.

Они танцевали настоящий танец Зачарованного Леса. Поначалу друзья вспоминали все то, чему учила их на своем уроке Лотти, но потом развеселились и заплясали, и запрыгали кто во что горазд. Тигра и Ру поспорили, кто сможет прыгнуть выше, а потом Ру и Пятачок соревновались, кто присядет ниже, но победу одержал Сашка-Букашка. Он сразу поспешил нырнуть в заросли вереска, испугавшись, что его просто ненароком растопчут.

И даже Иа-Иа танцевал, и танец его был очень странным — старый ослик подпрыгивал на всех четырех ногах, тряс головой, время от времени издавал громкий рев и взмахивал хвостом.

Наконец Кристофер Робин устал танцевать, вышел из круга и начал складывать свитера в корзину велосипеда.

Пух тоже устал и тоже вышел из круга. Медвежонок догадался, что собирается сделать Кристофер Робин.

— Ну… — многозначительно сказал Пух, потому что сейчас было то самое время, когда нужно что-то сказать, пусть даже совсем неподходящее.

— Да, это точно, Пух, — сказал Кристофер Робин. — Именно так.

Он обнял Пуха. Обнял неуклюже, потому что стал уже намного выше своего медвежонка, и Пух тоже крепко обнял Кристофера Робина, так крепко, как только смог.

Погладив Пуха по голове, Кристофер Робин закончил:

— Я снова уеду на некоторое время. Позаботься о нашем Лесе, Пух.

— Я постараюсь, — пообещал Пух. На самом деле он не очень представлял себе, в чем заключается забота о Лесе. Но если Кристофер Робин думает, что Пух сможет позаботиться, значит, он сможет.

Кристофер Робин разжал объятия и кивнул Пуху. А потом сел на велосипед и стремительно умчался прочь, обернувшись только раз, чтобы еще раз улыбнуться своему плюшевому другу.

Поздним вечером Пух и Пятачок отправились домой через залитый лунным светом Лес.

— Интересно, почему все должно меняться? — бормотал Пятачок.

Пух поразмыслил немного и сказал:

— Потому что потом все возвращается. Как тогда, когда пчелы ушли, а потом вернулись.

— Наверное, так, — нерешительно согласился Пятачок. А потом приободрился: — Хорошее было лето, правда? Помнишь, как я набрал шесть очков и мы выиграли соревнование по крикету?

— Помню, — отозвался Пух, но он вспомнил и свою оплошность, когда отбил мяч носом. А еще он вспомнил Пятачка, спускающегося в ведре, и Перепись, и Академию, и Праздник Урожая. Все это перепуталось в его голове, набитой опилками, и все было таким особенным, что заслуживало кричалки. Поэтому Пух сел на бревно и сочинил вот такую кричалку:

— Я сочинил кричалку, но не могу ее записать, — сказал Пух, — потому что так и не научился писать.

— Это не страшно, — сказал Пятачок. — Я боялся, что ты снова не вставишь в эту кричалку меня. Но ты вставил.

— К тебе трудно подобрать рифму, — признался Пух.

— А к Кристоферу Робину много рифм? — спросил Пятачок.

— Нет. Не очень.

— Давай сходим к нему завтра и споем ему твою кричалку.

Но потом друзья вспомнили, что Кристофера Робина завтра уже не будет и послезавтра тоже. Он, конечно, приедет, но не очень скоро.

Друзья вздохнули и снова зашагали к дому. И если бы тем вечером вы прошли Зачарованным Лесом, то наверняка увидели бы их, взявшихся за руки и дружно шагающих в вечерний туман.

Процветайте (лат.).