— Джон Пятерня, славный паренек. Он напомнит тебе доброе старое время. Твоя жена в кухне? Здорова?
Надеюсь, она сготовит нам фирменные спагетти и мы отведаем их в семейном кругу?
Коберн навещал Чарли каждые полгода или год, и каждый раз это был праздник. Однако сегодня бармен был чем-то озабочен.
— У тебя что-то стряслось, мой мальчик?
Коберн не ошибся. Чарли посмотрел на табурет, с которого слез Джастин, на развернутую газету, оставленную им на стойке, потом на дверь туалета — она была приоткрыта.
— Извини. Я сейчас.
Туалет оказался пуст, и Чарли заглянул в кухню.
— Никого не видела? — спросил он Джулию, которая, наклонившись, сажала в духовку пирог.
— Кто-то прошел у меня за спиной. Я решила, что это ты или тот, кто нам возит пиво.
— Коберн приехал, — объявил Чарли и распахнул дверь, выходившую на аллейку.
Это были задворки квартала, а заодно и Главной улицы, примыкавшей к нему на известном протяжении.
По этой узенькой дорожке, немощеной и заставленной мусорными баками, еле-еле мог проехать грузовик. Вот и сейчас у служебного входа в магазин стандартных цен разгружался большой желтый фургон.
— Никто не проходил, ребята?
— Тип в синем пиджаке и серой шляпе?
— Он самый.
Грузчики указали направление, но слишком поздно: едва Чарли повернул голову, Уорд, стоявший, словно в засаде, у конца аллейки, тотчас пустился наутек, как пойманный с поличным мальчишка.
Чарли вернулся к Коберну, погруженный в раздумье.
— Даже пальто не взял, — буркнул он, заметив на вешалке толстое мышино-серое пальто.
— Ты о ком?
— Об одном типе, который был здесь, когда подъехала твоя машина, и молча смылся, словно у него живот схватило. итальянец то распахивал дверь бара, осматривая улицу в обоих направлениях, то бросался в кухню.
Он опять осведомился у грузчиков:
— Не появлялся тут этот тип?
— Да. Прошел мимо минуты две назад.
— Куда?
— Вон туда.
Значит, двинулся к дому Элинор. Чарли еще раз набрал номер, изменил по возможности голос.
— Мистера Джастина Уорда, пожалуйста.
— Опять вы? Его нет дома. Дайте мне заниматься хозяйством.
За ближайшим к кухне столиком Джулия кормила приезжего парня. Затем у стойки устроился Саундерс в белой робе.
— Джастина не видел?
— Только что встретил.
— Где?
— Свернул на Главную и направился к муниципалитету.
Здание, именовавшееся так торжественно, на самом деле представляло собой угловой дом с башенкой на крыше и сараем для пожарных насосов. Канцелярии располагались наверху, а первый этаж был отведен под полицейский участок: там толпились постовые и за деревянным барьером восседал дежурный.
Чарли чуть было не позвонил ему, чтобы навести справки, и жаль, что не сделал этого: он с удовлетворением узнал бы, что не ошибся. Устав играть в прятки за домами, где ему мешал разгружавшийся на аллейке фургон, Уорд бродил теперь вокруг участка. Он по-прежнему был в одном пиджаке и промерз. Время от времени вынимал из кармана сигарету и заворачивал куда-нибудь за угол, чтобы прикурить. Полицейские не обращали на него внимания: по фасаду стена муниципалитета образовывала довольно широкий выступ, и прохожие частенько присаживались на него.
— Рассказывай, дорогуша.
— Чуть позже, — отозвался Чарли, указывая глазами на Саундерса.
Он наблюдал за бильярдной, где Скроггинс тоже включил свет. Около половины первого старик подошел к настенному телефону. Звонил, безусловно, Уорд — интересовался, наверно, не уехала ли нью-йоркская машина.
Спросил, должно быть, еще о чем-то, потому что Скроггинс отошел к окну, словно для того, чтобы посмотреть номер автомобиля, потом опять взял трубку.
— Будь у тебя его фотография, все было бы просто.
— Представь себе, мне как-то в голову не пришло попросить ее, — съязвил Чарли.
Он нервничал.
— А разве так трудно его снять, когда он проходит по улице? Неужто у тебя нет приятеля с фотоаппаратом, который взял бы это на себя?
Джастин звонил старому Скроггинсу из аптеки напротив муниципалитета. Там же воспользовался случаем, взял сандвич с сыром и съел стоя, не отрывая глаз от двери.
Откуда Уорду было знать, что у Коберна, тоже приятеля Чарли по Бруклину, время от времени бывали дела на канадской границе и он непременно делал крюк, чтобы поесть спагетти, приготовленные Джулией?
В два часа, когда Джастин вновь занял свой наблюдательный пост на подступах к муниципалитету, где его прикрывали пистолеты полицейских, он заметил старый «Студебеккер» с человеком в охотничьей куртке за рулем.
Рядом с ним сидел парень из «Бьюика» — Уорд узнал его по перебитому носу. Они ехали в направлении, противоположном тому, каким двигался Джастин, прибыв в город: миновали мрачный провал — район кожевенного завода — и поднимались по Вязовой к «Четырем ветрам».
Он опять рискнул и осторожно углубился в аллейку, готовый в любой момент повернуть назад. В серой полумгле, среди отходов и мусорных баков, он походил на кота, крадущегося по водосточному желобу.
«Бьюик» все еще стоял у тротуара перед баром, не считая которого на улице светились еще четыре витрины: у старьевщика, в типографии, где лампы были особенно ярки, в кафетерии на углу и, наконец, запыленные тусклые окна его собственной бильярдной.
» Джиму Коберну пришлось долго настаивать и пустить в ход весь свой авторитет, прежде чем Джулия согласилась сесть за стол вместе с мужчинами. Чарли выставил плетеную бутыль с кьянти — не из Калифорнии, а из Италии.
— Сначала я принял его за голодранца и не удивился бы, увидев, что он побирается на улицах. Но тут Кеннет получил письмо из ФБР…
— Кстати о шерифе. Он тебя по-прежнему не трогает?
— Он мой друг… А сейчас я убедился, что Уорд чего-то опасается. Уж не тебя ли?
Коберн улыбнулся, всем своим видом показывая: он — из Нью-Йорка и смотрит на вещи с точки зрения жителя большого города. Чарли, конечно, мировой парень и устроился в жизни не так уж плохо, но в конце концов поддался атмосфере провинциальной дыры. Сам Коберн сейчас незаметно проворачивал крупное дельце, вернее, его проворачивали приятель Чарли и молодой боксер, а Джим лишь изредка поглядывал на часы.
— Если он опасается меня, то здесь ошибка: я ничего не имею против твоего таракана. Я его даже не знаю и вообще ни на кого зла не держу. Он, наверно, спутал меня с кем-нибудь, и будь он тут, я угостил бы его стаканчиком. Я ведь свойский парень, верно, Джулия, красавица моя? Что нового, детка? Скажи-ка, разве ты была не с животиком, когда я заезжал прошлый раз?
Джулия покраснела.
— Была, только ничего не получилось. Видно, прошло мое время.
После долгих колебаний Уорд двинулся вдоль Главной улицы, прижимаясь к стенам, беспрестанно оборачиваясь и заглядывая в витрины. Дойдя до ее конца, он решительно, как бросаются в реку, повернул к кожевенному заводу и торопливо, почти бегом пересек квартал, слыша за спиной, на тротуаре, лишь эхо своих шагов.
Миновал дома, выстроившиеся более или менее ровной линией, помесил грязь на тропинке и приблизился к еле освещенной лачуге.
О том, что югославки не поймут его, он не подумал.
А может быть, надеялся, что теперь, когда работа в бильярдной завершилась, Майк торчит дома или нанялся где-нибудь поблизости. Обе женщины встретили его дружелюбно, но без всякого любопытства; та, что помоложе, даже не отняла ребенка от груди.
— Не знаете, где он сегодня работает?
Напрасно Уорд на все лады коверкал слово «работать», показывал жестами, как малярничают и пилят дрова: ответом ему был только смех Елицы.
Юго не было, и дома явно не знали, ни где он, ни когда вернется. Итак, рассчитывать на помощь гиганта не приходится, бродить целый вечер вокруг участка невозможно.
Тогда Уорд впервые завернул в «Погребок», сомнительное заведение с грязным полом и вызывающе красным освещением. Завернул с одной целью — выпить чего-нибудь горячего покрепче и снова позвонить Скроггинсу Пока он стоял у аппарата, радио жужжало ему в ухо рождественский гимн.