Иван Васильевич был доволен своим сыном. Однако, в один вечер, когда на газетной доске возвещено было, что через день будут разосланы по всем квартирам копии отчета Специальной комиссии для исследования положения междоусобной войны в Северной Америке, он был немало удивлен, заметив, что Димитрий Иванович не в достаточной мере интересуется этим документом первостепенной важности. Вначале он думал поговорить с сыном и сделать ему внушение; но потом рассудил так: молодой человек теперь занят многими другими работами; он характером силен, так как он был в состоянии побороть в себе такую опасную вспышку страсти; он, несомненно, правилен и в своих действиях, и его спокойное отношение к этому чрезвычайному событию правильно и заслуживает подражания. Иван Васильевич стал думать, что, может быть, сам он увлекается международными событиями и, поэтому, преувеличивает их значение.
Когда документ наконец получился и когда наступил вечер, назначенный Центральным Бюро для его чтения в домах квартала № 28, Иван Васильевич торжественно достал официальный пакет из своего книжного шкафа и почтительно передал его в руки своего сына.
— Димитрий Иванович, — произнес Иван Васильевич, кланяясь своему сыну, — прошу вас прочитать вслух перед всеми нами содержание сего документа.
Димитрий Иванович развернул пакет и громким голосом стал читать:
«От Министерства Иностранных Дел всему Русскому народу. Копия донесения Специальной комиссии для изучения на месте общественных событий в Америке, в видах выяснения целесообразности посылки русских войск в помощь Американскому правительству.
Через Центральное Бюро Петербургского района сия копия посылается Ивану Васильевичу Чернышеву, жителю квартала № 28, для изучения и совместного обсуждения во время семейно-общественной функции. После чего сей документ предлагается занести в домашний архив и оставить на хранение в семейной библиотеке.
События, разыгравшиеся в Сев. Американском государстве в последние месяцы прошлого года, суть не что иное, как ряд насильственных действий, сопровождаемых безумными и буйными взрывами негодования масс простонародья. Это есть новая, обостренная фаза старой, никогда не прекращавшейся внутренней борьбы между разными группами населения. В этой борьбе, более или менее определившейся теперь, легко можно узнать действие элементов, характерных дли общественных эпох отдаленной древности. Это настоящая гражданская война и представляется: не то — как борьба классов, не то — как восстание рабов, не то — как бунт в тюрьме; ибо она есть, в действительности, полное смешение всех этих признаков.
Принцип Правильности официально признан и обязателен в Америке. Но вследствие особенного общественного порока, которым страдает это государство от начала своей истории, состоящего в том, что никакое общественное предприятие или дело не проводится в полности, целиком, и никогда не достигает своего логического завершения, но обрывается где-нибудь на полпути, принцип всеобщей Правильности, хотя зарожденный в Америке, но потом в своей законченной форме, как цельная и стройная система, введенная туда из Европы, не был узнан населением, остался непознанным и на практике превратился в нечто невообразимо уродливое.
Страна разделена на районы, как у нас. Каждый район состоит из трех участков: Возвышенного центра, Промежуточной полосы и Лабиринта.
Работающее население живет и трудится в Лабиринте. Улицы в этой части района достаточно широки и, вследствие их нескончаемой длины, кажутся прямыми; на самом деле они так построены, что в известных пунктах, где много улиц сбегаются вместе, каждая из них незаметно для глаз принимает новое направление и постепенно возвращается к своей исходной точке. Лабиринт нигде не заканчивается. Жители Лабиринта, сколько бы они ни шли, в одном направлении или в разных направлениях, никогда не могут увидеть берега, или стены, или горы, или какого-либо видимого конца-края домам и улицам. Для жителей Лабиринта не существует никаких писаных законов, и каждый человек свободен жить так, как ему вздумается. Не только нарушения Правильности, по нашим представлениям, но и уголовные преступления, как убийства, насилия, грабежи, изнасилования женщин и малолетних и открытый, зверский половой разврат суть явления естественные, обыкновенные и частые. В последние десятилетия были отменены даже санитарные регламентации, так как американские ученые признали их недействительными, а потому нецелесообразными и ненужными. Пища и другие продукты потребления доставляются жителям Лабиринта в установленное время и в определенных местах. Эти продукты выдаются каждому лицу по представлению трудового знака человеку, сидящему внутри склада за решетчатым окном; причем выдача производится раз в неделю и покрывает все продукты, необходимые жителям этого квартала на всю неделю. Кто не имеет трудового знака, тот не имеет средств обмена и остается без продуктов первой необходимости. Все дома в этой части района построены из искусственного камня на железной раме; они имеют правильную кубическую форму и сливаются в ряды, называемые кварталами. На каждой площади стоят одно возле другого два огромных здания, сложенные из железа и бетона; это фабрика и склад. Все труженики на фабрике суть жители Лабиринта, за исключением небольшого числа людей, пришедших из Промежуточной полосы. Обязанность последних есть управление трудом. Управляющие, как не принадлежащие Лабиринту, не смеют выйти за пределы фабричного здания. По окончании процесса труда, они запирают фабрику изнутри и удаляются через потаенную дверь в привилегированную комнату, где они остаются ждать в совершенном молчании. Вскоре открывается дверь-автомат, и они все переходят в цилиндрический лифт, который, медленно и постоянно вращаясь вокруг своей центральной оси. Спускается в подвальное помещение, откуда узкий коридор ведет на станцию подземной железной дороги. Подъезжающий поезд их забирает и отвозит в Промежуточную полосу.
В складе лежат готовые продукты, вырабатываемые на фабрике, а в дни обмена сюда доставляются все предметы потребления, подлежащие выдаче населению Лабиринта. Все люди, занятые в складе, приходят сюда из Промежуточной полосы, и только один человек, по своему происхождению принадлежащий к Возвышенному центру. Представитель Возвышенного центра есть владыка; он управляет складом и фабрикой, и власть его абсолютна и никем и ничем не ограничена; он незаметен и, кроме одного, постоянного управителя складом, никому из остальных сотрудников в лицо не известен. Служащие в складе набираются из разных кварталов Промежуточной полосы и так часто меняются, что они не имеют времени узнать друг друга; их работа несложна и одинакова на всех складах; их воля подчинена дисциплине, непосредственным выразителем которой является управитель, принимающий их в первый момент их появления в складе.
Все население Лабиринта состоит из рабочих. Как невозможно для рабочего физически выйти из Лабиринта, точно так же невозможно, чтобы рабочий поднялся духовно над горизонтом материальных предметов, которые в действительности доступны его зрению. Жители Лабиринта знают только труд и свободу от труда; если прибавить к этому еще некоторое знание людей, вытекающее из неизбежных отношений и столкновений со множеством других людей; знание улиц и домов, построенных из искусственного камня и железа; созерцание узких полос неба и видимые иногда небесные тела; наконец, перемены погоды и времен года, которых здесь всего два: холодное и жаркое; то получится полное суммирование умственного багажа каждого и всякого жителя этой части района. В Лабиринте нет ни насекомых, ни зверей, ни червей, ни птиц, ни травы, ни деревьев. Единое, живущее существо есть сам человек. Ботанические и зоологические сады не находятся в этой части района. С тех пор, как социологическая наука доказала американцам, что можно держать в повиновении большие массы людей и без помощи пропаганды и внушения ложных идей, существование школ, газет, книг и церквей потеряло всякий смысл и, потому, <они> были изъяты из Лабиринта и прекращены навсегда. В настоящее время книги и всякое образование, вообще, даже простая грамотность больше не встречается в Лабиринте. Таким образом, жители Лабиринта не знают о том, что есть цивилизация, образование, книги или простые письменные знаки; они не имеют представления о том, что на свете существуют растения, животные, земная почва, горы, моря, реки и т. д.
