Позже... намного позже... он сообразил: знаете ли, а ведь я только обещал не рассказывать. Не искать я не обещал.
Именно тогда он и выступил в свой поход.
"Прежний Ганнер тоже мог бы так поступить", размышлял он время от времени с некоторой печальной отстраненностью. Это было бы величественной историей; историей о джедае, которым мечтал стать Ганнер: герой-одиночка, бороздящий галактику в поисках того, о чем нельзя говорить вслух, приветствующий воображаемые опасности и преодолевающий бесчисленные препятствия.
Это был бы сам Ганнер: хладнокровный, невозмутимый, внушающий страх герой, о каких рассказывают только приглушенными в благоговении голосами, и иные подобные юношеские бредни. Тщеславие, вот что это было: чистое тщеславие.
Тщеславие всегда было неодолимой слабостью Ганнера. Нет ничего такого в том, чтобы быть героем... взять хотя бы Хэна Соло или Коррана Хорна. Не зазорно и хотеть стать героем: Люк Скайуокер никогда не скрывал, что в юности мечтал о приключениях, и всем известно, что из этого вышло. Но когда ты пытаешься сделаться героем, ты погружаешься в пучину неприятностей.
Жажда славы может стать напастью: болезнью, которую не вылечить никакой бактой.
И если ты дошел до конца, то не можешь думать уже ни о чем другом. В конце ты уже даже не думаешь о том, чтобы в действительности быть героем. Ты только хочешь, чтобы люди так о тебе думали. Прежний Ганнер Райсод страдал этой болезнью, причем его случай был типичным. И это чуть не убило Ганнера. Хуже того: это чуть не толкнуло его на темную сторону.
В моменты слабости он, бывало, снова предавался этим опасным мечтам. Но теперь подобные мысли вызывали у него дрожь.
Он приглушил свою жажду стороннего признания до тихого, тонкого голоска, который однажды, надеялся Ганнер, замолчит навсегда.
Потому он отправился в свой поход без шумихи. Неприметно. Анонимно.
В уверенности, что история не получит огласки. Ему нужно было знать, что он делает это из искренних побуждений. Что не поддастся вновь болезни тщеславия. Ганнеру нужно было знать, что он следует за слухом, потому что это - правильно. Потому что Новая Республика отчаянно нуждалась хотя бы в проблеске надежды. Потому что и Джейна нуждалась в этом тоже.
Каждый раз, когда он вспоминал темное пламя, за которым не было видно когда-то приветливых карих глаз, он чувствовал новый укол в сердце. Заигрывание с тьмой... конечно, многие джедаи делали это, особенно после начала войны.
Некоторые даже утверждали, что галактике больше и не на что надеяться. На "летающем мире" Миркра они даже всерьез обсуждали это, как один из вариантов.
Но одно дело, скажем, Кип Дюррон, рассуждающий о тьме: он слишком долго был заложником застарелой вражды и самоуничижения... невероятные лишения в детстве, его немыслимые преступления постоянно держали его на той грани, где согласие со светом было делом каждодневной тяжкой битвы с самим собой.
Другое дело - юные джедаи в безвыходной ситуации, обсуждающие возможность обращения к темной стороне. А вот для Джейны Соло смотреть в глаза и угрожать убийством - это было совсем иное. Это ранило его. Ранило сильнее, чем он сам ожидал. Ведь дети из семьи Соло должны были быть неуязвимыми.
Они были новым поколением легенд галактики: чистая, незамутненная надежда всех джедаев. Поступать правильно было для них естественно. Всегда.
Они были, должны были быть, зачарованными воинами Силы: каждый из троих был - даже не особо стараясь - тем самым героем, которым Ганнеру в жизни не стать. Они были рождены для этого.
Но теперь Анакин и Джейсен мертвы, а Джейна... Джейна вдруг напугала Ганнера невысказанным напоминанием, что она все-таки внучка Дарта Вейдера.
И что ранило еще сильнее: он ничего не мог с этим поделать. "Однако ж, нет, это не совсем так," подумал он, медленно поднимаясь на ноги. "Есть одна вещь, которая в моих силах".
Может быть... едва ли, но ведь может... Джейна потеряла только одного брата. Джейсен может оказаться живым. Может быть, Ганнер подтвердит это. Может быть, он даже найдет Джейсена; это не спасет ее, но все же облегчит спасение. А если он потерпит неудачу...
Что же, ничего не изменится. У нее все равно не осталось иллюзий, которые можно разрушить. Ганнер мысленно кивнул и придвинулся к занавеске, которая отделяла комнату от коридора.
- Простите? - вполголоса произнес он. - Эй! Здесь кто-нибудь говорит на общегалактическом?
- Уходите, - голос, раздавшийся из-за занавески, был странно - смутно, неуловимо - знакомым. - Вам здесь нечего делать.
Чувство, что его вот-вот убьют, вдруг превратилось в парализующее предвидение гибели. У Ганнера дрогнули колени, и захотелось убежать из этого коридора... но, хоть он и не был героем, зато обладал достоинством, которое не нуждалось в подтверждении - храбростью. Он глубоко вдохнул. Рука, поднятая к занавеске, чуть-чуть дрожала, и он смотрел на нее, чтобы успокоиться. И только после этого немного отодвинул занавеску.
- Прошу прощения за беспокойство, - сказал он. - Я не займу у вас много времени. У меня всего лишь один вопрос. Один вопрос, и все; и после этого я сразу же уйду.
Крупный мужчина средних лет, находившийся в комнате, смотрел на него с каменным выражением лица.
- Уходите.
- Через минуту я уйду, - извиняющимся тоном сказал Ганнер. - Но, как я понял, кто-то, живущий в этой комнате, утверждает, что видел Джейсена Соло живым, на Корусканте, после вторжения. Могу я поговорить с тем, кто это сказал?
Судя по тому, что можно было увидеть за занавеской, там была всего одна или две маленьких комнаты, и почти никакой обстановки.
На мужчине, который преградил ему путь, была только длинная, бесформенная туника, похожая на широкую робу; остальные - все мужчины - были одеты точно так же. Какое-то религиозное сборище? Ганнер задумался, поскольку у них было нечто вроде совпадающих аур, и схожая манера держаться, и схожие жесты или нечто подобное, что зачастую можно наблюдать у последователей фанатичных учений. Или, возможно, это была всего лишь бедность и отчаяние.
- Я заплачу, - предложил он.
- Вам здесь нечего делать, - повторил мужчина. Один из его спутников подошел ближе и молча указал на световой меч, висящий у Ганнера на поясе. Он что-то произнес на гортанном языке, которого Ганнер не понимал.
- Не каждый, у кого есть световой меч - джедай, - ответил мужчина, не отрывая пустого злобного взгляда от Ганнера. - Не шуми.
И снова Ганнер был поражен до странности знакомым звучанием этого голоса, хоть и знал, что никогда раньше не встречался с этим человеком. Почему-то ему казалось, что голос должен быть выше, звонче, веселее. Ганнер тряхнул головой. Об этом можно и позже подумать. Он, может быть, и не лучший игрок в сабакк этой галактики, но он знал, когда следует открывать карты.
- Я джедай, - тихо сказал он. - Мое имя Ганнер Райсод. Я прибыл, чтобы узнать про Джейсена Соло. Кто из вас видел его живым?
- Вы ошиблись. Никто ничего не видел. Идите-ка лучше.
Один из них выступил вперед и произнес что-то, прозвучавшее как "шинн'л фекк джиидаи тризмек".
- Тихо! - бросил мужчина через плечо. У Ганнера зашевелились волосы, но лицо сохраняло выражение вежливой заинтересованности.
- Пожалуйста, - сказал он. - Расскажите мне о том, что вам известно.
Он воспользовался Силой, чтобы добиться некого понимания от этого человека... и обнаружил себя бегущим по коридору, без единого воспоминания, как он здесь оказался.
"Что?" растерянно подумал он. "Что?" Память возвращалась к нему обрывками, и с головной болью: этот парень в комнате применил Силу - применил умело, словно могучий джедай. Немолодой, ничем не примечательный мужчина отмел в сторону все вопросы и обрушил на Ганнера удар такой силы, что, даже зная, какова природа этого явления, Ганнер все равно не мог остановить своих ног, бегущих прочь от комнаты. Он заставил себя остановиться и привалился, тяжело дыша, к шершавой стене. Страх исчез; он тоже мог бы быть наведен при помощи Силы: смутный и неощущаемый. Сейчас, хоть и было поздно, Ганнер пожалел, что не нарушил обещания, данного Джейне, и не привел с собой с десяток джедаев. Потому что сейчас он чувствовал явное присутствие в Силе.