— Ну, они не мои, а…

— Да какая мне, к хрену, разница чьи. Главное, чтобы ты их поднял. Или координаты дал того, кто может помочь.

— Фиг тебе. — Завода сделался неожиданно подозрительным. — Ты их потом сдашь всех… Знаю я…

— Все, все! Не надо тогда телефонов и имен. Сам сделай. Сделаешь?

— Сам — да. Но координаты не дам. Они умрут вместе со мной…

— Черт с тобой! Мне нужно, чтобы большое количество бритоголовых, при полной экипировке, в самом боевом настроении, двинули кости к Останкину. И устроили кавардак. Какой смогут. Чтобы никакого штурма, понял, никакого! В драку, если начнется, пусть не ввязываются. Их задача — грозить, нападать на самые слабые точки.

— Держать в напряжении, — рассудил Василий Иванович. — Я понял, понял… А что там у тебя в Останкине?

— Спецназ сидит между теми, кто наверху, и теми, кто подошел с улицы. Мало их там. Мало! Им продержаться надо.

— Понял. Что дашь?

— Твою мать.

— Не ругайся. — Завода был невозмутим. — Что дашь?

— Дам… Дам… Блин!

— Расстрелять Чубайса дашь?

— Не дам. Нельзя… Блин!

— Меня в парламент продвинешь?

— Елки-палки, не продвину! Что могу, сделаю, но не продвину. Нет у меня…

— Хорошо, что отказал. Я бы не поверил.

— Ну, хорошо, дам несколько мест в министерстве… Твоим людям. По твоей программе. Как ты говорил.

— Точно дашь?

— Точно дам! Но если ты не пошевелишься, то ни хрена не будет! Понял? Ни хрена!

— Уже пошли… — сказал Завода и повесил трубку.

— Кому бы еще позвонить? — Костя полистал распухшую от разных бумажек записную книжку.

Где-то наверху оглушительно грохнуло. Орлов втянул голову в плечи.

— Не, — покачал головой Кожевников. — Ничего страшного. До нас не дойдет.

— До нас-то, может, и не дойдет, а наверху жарко…

Управление теперь оборонялось по-серьезному. Впрочем, точно так же серьезно его и атаковали. Основной бой шел за баррикаду, не доехавшую до ограды здания десятка метров. ОЗГИ еще удерживала ее, но штурм не прекращался ни на минуту. Атаковавшие применили гранатомет, взорвали один из тракторов и разворотили часть баррикады. Горело все, что могло загореться, черный дым поднимался в небо, запах гари расползался в разные стороны.

Двигались колонной. Грузовики везли людей и боекомплект. Впереди шли по две легковые машины с мигалками.

Когда наперерез первому грузовику выскочила черная фигурка человека с наголо выбритым черепом, никто среагировать не успел. Колонна торопилась, шла быстро, стараясь успеть вовремя. Люди только-только начали отходить от драки у Управления.

Бутылка с бензином очертила дымную дугу и приземлилась на капот грузовика. Из легковушки, шедшей впереди, выскочили двое в форме и кинулись догонять бритоголового. Тот с резвостью зайца юркнул в подворотню. Водитель грузовика прыгнул на асфальт, на миг замер, потом кинулся в кабину вытаскивать огнетушитель.

Откуда-то сверху грохнул выстрел. Грузовик медленно и с достоинством осел на одно колесо.

— Все из машин! Занять оборону!

Люди с оружием заполнили улицу, ощетинились автоматными стволами.

Окна окружающих домов напряглись в ожидании стрельбы.

Но улица молчала.

Из подворотни вылетела порванная милицейская фуражка. В наступившей тишине звонко проскрипели петли капота. Водитель, наконец сбив пламя, смотрел на двигатель.

— Ну что там? — поинтересовался старший по колонне.

Водитель ответил односложно и понятно:

— Жопа…

Двумя кварталами дальше, за углом высотки, стояли двое. Довольно высокие. Бритые. Белые подтяжки поддерживали широкие штаны. На майках у обоих была нарисована белая пятерня в окружении полустертой и уже неразличимой надписи.

— Берцы жмут, — пожаловался один. — Давно не надевал… Елки…

— И мне, — грустно ответил второй. — И еще башка чешется.

— Ага. — Первый подслеповато прищурился вдоль улицы. — Когда каждый день брили, не так зуделось. Стоило только нормальную прическу заиметь, на тебе, брейся.

— И не говори. Как в рекламе. «Надо — значит, надо…» Ладно, давай распаковываться. Вроде завелись они, сейчас и до нас доберутся.

— Давай. — Первый поднял с земли длинную матерчатую сумку черного цвета. Прошелестела молния. На свет показалась массивная бандура РПГ. — Ты будешь стрелять. Я очки забыл. Смотри, не промажь. У нас с тобой выстрел только один…

— Да уж постараюсь. — Второй почесал затылок. — Вот ведь, ну не понимают люди намеков.

Он выглянул из-за угла и присмотрелся к надвигающейся автомобильной колонне.

К вечеру в Москве сложилось шаткое равновесие.

Бои у здания Управления ОЗГИ прекратились. Поле боя контролировали снайперы.

Малочисленная группа спецназа, захватившая основание телебашни, не предпринимала попыток прорваться на верхние этажи, опасаясь штурма снаружи. Изрядно потрепанная автоколонна все-таки дошла до Останкина, но вести бой оказалась не в состоянии. Основные силы мятежников не решались покидать своих позиций у Белого Дома.

Над городом садилось солнце. Окна домов щедро окрасились сверкающей кровью…

Из дневников:

«Как может называться страна, где из рисованых комиксов в ларьке — только Черепашки Ниндзя месячной давности?»

«Во всем мире премьера блокбастера Н. назначена на двадцатое, а в этой дерьмовой стране — на четыре дня позже!»

Когда на столе зазвонил телефон, полковник Леонтьев трубку взял не сразу. Он достаточно долго рассматривал аппарат, словно пытаясь понять, где же прячется та угроза, что слышалась в непрерывном трезвоне. Не ответить на вызов он не мог. Телефон был, что называется, «прямой», однако и поднимать трубку резко не хотелось. После нескольких невнятных приказов, поступивших из МВД за последние несколько часов, ждать разумной реакции от руководства было нелепо.

Леонтьев покосился на офицеров, которые, сгрудившись у телевизора и прикрутив звук до минимума, созерцали происходящее в Москве. Ожесточенно тыкая в экран кулаком, что-то объясняла Магомаева. Сидящие перед ней журналисты-аналитики испуганно внимали.

Леонтьев вздохнул и ткнул в кнопку.

— Балашиха?! — заорали в динамике.

Полковник испуганно вздрогнул и поднял трубку.

— Балашиха?!

— Отдельная Дивизия оперативного назначения. Командующий полковник Леонтьев.

— А? — удивились в трубке. — Дмитрий Сергеевич?

— Так точно.

— Это министр внутренних дел Нового Правительства.

Леонтьев прокашлялся, сглотнул. На том конце провода явно ждали ответа.

— Простите, кто? — спросил полковник неожиданно охрипшим голосом.

— Ты что, Леонтьев!? Не узнал! Это Жмерев! Жмерев! Министр внутренних дел! Ясно выражаюсь? Вы там что, в Балашихе, телевизор не смотрите?!

Дмитрий Сергеевич покосился в сторону «ящика».

— Телевизор смотрим.

— Так надо живее, живее надо реагировать! Если не хотите снова в лейтенанты и куда-нибудь в тайгу, к медведям и чукчам! Живее надо реагировать, полковник! Понимать ситуацию! Вы все-таки задержались в полковниках. Куда вы сдвинетесь, это вам решать. Что у вас там, в Балашихе?

— Приказ перейти на казарменное положение никто не отменял…

— Вот и хорошо, что не отменял! — гаркнул министр. — Не отменял, значит, так оно и надо! И не рыпайтесь…

Зазвонил другой телефон.

Леонтьев отложил в сторону трубку. Посмотрел на новую проблему. Проигнорировать звонок этого телефона он тоже не имел права.

— Командующий Дивизией оперативного назначения слушает!

— Дмитрий Сергеевич?

— Так точно…

— Это Елец Георгий Михайлович, заместитель министра.

— Которого? — некстати ляпнул Леонтьев.

— Что значит которого?! У вас есть один начальник! Вы что там, в Балашихе, телевизор не смотрите?! Вы верны Президенту или нет?!

— Телевизор смотрим, — опять же уклончиво ответил полковник.