Щёлк! Арбалетный болт, пробив кирасу, отбрасывает старого десятника в дорожную пыль. Вместе с этим щелчком время для меня вернулось к своему обычному бегу. Я рванул внезапно показавшийся узким ворот рубахи и сделал пару пробных взмахов топором.

Солдаты бы нас смяли. Не числом, их оставалось не больше десяти, а выучкой. Но когда до нас оставалось шагов тридцать, ударили лучники, скрывавшиеся на вершине холма. Почти все стрелы нашли свою цель, в свете луны на дороге заблестели чёрные лужи крови. Казалось, что солдатам конец, но новых выстрелов не последовало. Что там с ними?!

Гадать что случилось, было некогда — солдаты уже добежали до нас. Сильвио отбросил лук в сторону. Взял в левую руку меч, а в правую кинжал. Краем глаза я заметил, что Анри тоже обнажил клинок. Он-то куда лезет? С ножами управляется превосходно, но меч?!

Первый противник решил не мудрствовать и разрубить меня напополам ударом «бастарда» сверху вниз. Ухватившись обеими руками за рукоять меча, он резко повёл клинок вниз. Покрепче взявшись за топорище и сделав шаг вперед, я подставил под опускающееся лезвие обух. Клинок, выбив искры, с лязгом отскочил в сторону. Столкновение болью отдалось в кистях, но мне удалось левой рукой двинуть топорище вперёд. Удар пришёлся в низ живота солдата, который на моё счастье не успел надеть доспехи. Парень меч не выпустил, но рухнул на колени, и мне удалось с размаху опустить лезвие топора ему на ключицу.

Топор застрял крепко: и выдернуть его удалось только со второй попытки, что чуть не стоило мне жизни. Но подскочивший алебардщик запнулся об обрубок куста. Остриё алебарды только разорвало рукав куртки, а повторить выпад солдат не успел: Сильвио воткнул ему в подмышку кинжал и тут же бросился на помощь Анри, который отражал атаки сразу двух мечников.

Радоваться передышке было некогда: перескочив через труп, на меня кинулся еще один солдат. Этот был вооружён длинной саблей и к тому же успел натянуть короткую пластинчатую кольчугу. Похоже, десятник. Уклонившись от замаха топором, он как-то по-хитрому взмахнул своим клинком. Я отпрыгнул назад, но недостаточно быстро: правую часть лица обожгла острая боль, из глаз брызнули слёзы. Следующий выпад должен был быть смертельным, но мой замах вслепую случайно зацепил запястье десятника. Времени, пока он перехватывал саблю в левую руку, мне хватило для нового взмаха. Видимо левой рукой десятник владел хуже, чем левой — клинок сначала скользнул по стальным заклёпкам на куртке и лишь потом царапнул ребра. Но мой удар оказался точнее, и лезвие топора вонзилось в висок солдата.

Опершись на топор, я выпрямился, и провёл рукой по щеке, по которой текло что-то тёплое. Голову пронзила резкая боль. Ладонь казалась в свете луны черной. Кровь. Шаг в сторону дороги исчерпал остаток сил. Туман в голове сгустился, звуки схватки стали стремительно удаляться, а подогнувшиеся колени опустили меня на землю.

От забытья меня пробудил холод земли и вспышка боли в рассечённом боку. Кто-то пытался вытащить меня из канавы, куда я скатился.

— Фу, живой, чертяка.

Анри.

По ушам ударил чей-то полный боли крик, перешедший в протяжные стоны. Потом сознание замутилось. Я снова очнулся уже у каких-то мешков. Вой, то захлёбываясь, то переходя в глухой стон, резко бил по нервам.

— Да добейте его уже, — пробормотал я остановившемуся рядом Гору. Рубаха у него была разорвана, а из-под повязки на левой кисти медленно сочилась кровь.

— Это Том. Брюхо ему пропороли, — Гор тяжело опустился рядом со мной.

— Мать твою. Как он?

— Не жилец.

— Остальные что? — я потрогал лицо рукой: кровь уже запеклась. — И сколько я без сознания валялся?

— Недолго. И полчаса не будет. Остальные нормально. Лазу нос сломали, Карлу ногу проткнули. Тор царапинами отделался. А мне, видишь, три пальца на хрен отрубили, — Гор помотал замотанной кистью у меня перед носом.

— А чего браконьеры стрелять перестали? — эта мысль молнией сверкнула у меня в голове. — Они же всех гарнизонных перестрелять могли.

— Так ты что, не знаешь? — удивился Гор. — Десять солдат с праздника по северной дороге возвращались. Вот и полезли на холм. Парни их положили, но в живых только Леон, ну тот белобрысый, остался.

Вот как бывает. А место казалось безопасным.

— Ну, Николо, ты и раньше красавчиком не был, а теперь вообще…— заржал хромавший Карл.

Договорить он не успел.

— Эй, Карл! А ну живо волокуши делай, кому сказано, — в голосе Сильвио было столько едва сдерживаемой ярости, что Карл моментально убежал исполнять приказ.

Подошедший Анри опустил рядом со мной небольшой деревянный сундук, обитый железом. С сундука уже кто-то успел сбить замок, и я откинул массивную крышку. Сундук был заполнен примерно на треть. Анри поворошил содержимое. Золотых и серебряных монет было немного, больше ювелирных украшений: колец, серег, кулонов и прочих безделушек, стоивших, впрочем, немалых денег.

— Сколько здесь? — у меня пересохло во рту.

— Не очень много. Где-то на полмеры, — небрежность в голосе Анри явно была фальшивой. Полмеры или пятьсот имперских марок — это очень и очень немало. Целое состояние, особенно в нашем положении.

Анри захлопнул крышку и тяжело поднялся.

— Надо убирать отсюда, пока время есть. Ещё следы путать.

Обратный путь помню плохо. Пройти на своих двоих удалось совсем ничего. Потом меня тащили на волокушах. Из забытья меня выдергивала то вспыхивающая в боку боль, то стоны Тома. Но под конец я отрубился полностью, а, очнувшись утром в лесной избушке, смог припомнить только успокаивающие слова Антуанетты и её лёгкие прикосновения к рассеченной щеке. То, что не пришлось отрезать ухо, а шрам уже через пару недель почти не бросался в глаза, целиком её заслуга.

А Том умер.

Не знаю, что меня разбудило. Ещё мгновенье назад я беспечно спал, а сейчас, обливаясь холодным потом, сжался под тонким одеялом. Может быть, причина в ночном кошмаре? Или в чутье, обострившемся за полтора месяца скитания по лесам — тревоге, которая не раз помогла избежать засаду?

А засад было немало. Найти шайку, спалившую гарнизон и перебившую полтора десятка королевских солдат хотели многие. Начиная с сослуживцев погибших или людей наместника провинции и заканчивая головорезами и подонками — вольными охотниками за головами. К сожалению, сразу покинуть королевство не удалось: начиналась осень, а найти капитана и команду, согласившихся рискнуть судёнышком и жизнями во время осенних штормов было нелегко. Контрабандисты любили золото, но выйти в море в месяц южных ветров за стандартную плату желающих не нашлось. А излишняя щедрость в этом деле могла закончиться либо на морском дне, либо в королевской темнице. Ничего, резкие ветры и шторма, делающие столь опасными прибрежные воды, должны были продолжаться от силы пару недель, а потом прощай родной край и королевские солдаты.

Стараясь не шуметь, я откинул одеяло, слез с кровати и натянул штаны. Половицы едва слышно скрипнули под ногами, но Кати не проснулась, только сильнее закуталась в освободившееся одеяло. Пусть спит. Натянув рубаху и сапоги, я подкрался к открытому окну, прислушался: тихо, только сверчки распевали полуночные песни. На дальнем конце деревни послышался собачий лай, который сразу же затих. Мгновеньем спустя всполошились псы на другом крае деревни. Неужели облава?

Зачем я сюда потащился? Понятно зачем: решил навестить подружку, на которой уехавшая на ярмарку семья оставила хозяйство. Ох, как не вовремя приспичило поваляться в мягкой кровати в тёплом доме! Или наоборот, слишком вовремя? Стоило появиться в деревне — и сразу облава! Неужели кто-то сдал? Хорошо хоть парни, которые, как и я, собирались навестить подружек и родных, отправились в трактир старого Зима.

Достав засапожный нож, я зажал его в зубах, выскользнул в окно и прижался к стене дома. Хорошо, хоть оделся подходяще: чёрные штаны и темно-зеленая рубаха в темноте в глаза бросаться не будут. Пригибаясь к земле, удалось тихо пресечь двор, оставаясь в густой тени дома. Сразу же разболелась спина: попавшая в поясницу пару недель назад стрела сумела на излете пробить толстую кожу куртки. Перелезать через плетень я не стал, нечего изображать мишень. Вместо этого пролез в заранее разведанный лаз. Еще пару шагов в густой траве, укрылся под вишнёвым кустом. Вовремя: по улице со стороны околицы кто-то приближался.