И теперь мне придется с этим жить. Быть заботливой няней и терпеть чужие капризы и выходки, старательно скрывая слезы. Я не дома, я в чужом мире, я совершенно одна, и вряд ли сопротивление пойдет мне на пользу. Лучше быть милой и улыбчивой, чем нарываться на плети.

Краем уха я подслушала разговор двух служанок, натиравших перила воском. Они говорили о том, как в замке, что располагался за горами, взбунтовался раб-иномирянин — свежекупленный, только привезенный с рынка.

— И главное, такие дурные вещи кричал, — говорила одна из девушек. — Дескать, я глава… странное слово такое, кор-пора-тио, что ли.

— Это что еще за ужас? — поинтересовалась вторая, дотронувшись до сердца. Этот жест в Хаалии должен был отгонять нечистых духов.

— А то и значит, Марьянка, что сортиры чистить ему не по чину. Какие ему сортиры, когда у него пять тысяч душ в подчинении. Смекаешь?

Я невольно закусила губу от страха.

— Смекаю, — ответила Марьянка и предположила: — Плетей, небось, получил?

— Не. Повесили на стене.

Я едва не закричала. Тут со строптивцами разговор короткий, и мне не хотелось, чтоб в моем случае все закончилось петлей на замковой стене.

Да, пока ты никто по имени никак, тебе нет смысла как-то восставать или возмущаться. Я решила быть спокойной и милой — оставалось надеяться, что это поможет мне вернуться домой. Кто знает? Может, характер Мартина смягчится после того, как он пойдет на поправку…

Он ведь был очень гордым, этот милорд Мартин Цетше. Я читала эту гордость и в повороте головы, и во взгляде, и в манере вести разговор. И наверняка ему было не по себе от собственной слабости — вот он и скрывал свою горечь за придирками.

И, когда на следующее утро господин Энцо сказал, что к вечеру в замок приедет Огюст Цетше, младший брат Мартина, я невольно обрадовалась. Если рядом с тобой родные люди, то любые невзгоды переносятся намного легче, чем в одиночку.

Огюст приехал гораздо раньше, к обеду. Сперва в небе появились огромные сторожевые драконы — такие изящные и тонкие на фоне синевы и такие громадные и неуклюжие на посадочной площадке. Мартин, который вместе со мной смотрел на драконов из окна спальни, вдруг признался с легкой грустью:

— Огюст всегда боялся летать. Его невозможно было заманить на дракона. А теперь он крупнейший заводчик, кто бы мог подумать…

— Вы вместе росли… — сказала я. — А у меня никого нет. Ни сестер, ни братьев.

Мартин усмехнулся.

— Знаешь, сколько у нас сестер? Семь!

— Ничего себе! — воскликнула я. — Девять детей в семье!

Мартин скептически посмотрел на меня.

— Хочешь сказать, у вас такого не бывает?

— Бывает. Но редко. Очень редко.

Со спины одного из драконов соскользнула гибкая человеческая фигурка, и дракон фыркнул, выбросив из ноздрей струйки пара, и улегся на площадку: весь его вид говорил о том, что он крайне устал и съест любого, кто помешает ему отдыхать. Я зачарованно смотрела на острые лоснящиеся гребни, блестящие пластинки панциря и острый кончик хвоста, украшенный золотой насадкой. Чувство восторга и любопытства, что нахлынуло на меня, было очень ярким и детским.

— Однажды я все-таки заманил Огюста на дракона, — произнес Мартин так, словно воспоминание не делало ему чести. — Он не хотел идти, но все-таки пошел и сел в седло — потому что я его просил. А дракон его сбросил.

Я не знала, что можно на это ответить.

— Во всяком случае, теперь он поладил с драконами, — сказала я. Мартин кивнул и произнес:

— Я должен стоять. Не хочу встречать его такой развалиной.

Я помогла ему подняться с кресла и, поддерживая за руку, промолвила:

— Он будет очень рад просто увидеть вас проснувшимся. Живым. Сидите вы или стоите, это неважно.

Мартин посмотрел на меня так, что я сразу же пожалела о сказанном.

— Ты ничего не понимаешь, — сказал он и повторил: — Ничего.

Я не отважилась с ним спорить.

Я имела все основания полагать, что Огюст Цетше такой же капризный и заносчивый, как и его брат. Но молодой мужчина, который вошел в спальню, оказался совсем другим. Высокий, с белыми волосами, выжженными солнцем, и смуглым обветренным лицом, на котором словно вырезали веселую улыбку, он был лихим путешественником и авантюристом, готовым на все ради новых приключений.

— Март, — произнес он с такой глубокой радостью, что у меня замерло сердце. Братья обнялись, и Огюст добавил с непоколебимой уверенностью:

— Если ты сейчас не сядешь, то я уеду.

И он сразу же мне понравился. Младший брат, который всегда был в тени старшего, вырос очень хорошим человеком. Возможно, мне и показалось, но по лицу Мартина скользнула тень облегчения, и он двинулся к своему креслу — с таким видом, словно на самом деле он уже достаточно окреп для того, чтоб стоять, и теперь просто подчиняется просьбе любимого брата, потому что не хочет обижать его отказом. Огюст бросил лукавый взгляд в мою сторону и вдруг подмигнул.

Я сделала вид, что не заметила. Не такое мое положение, чтоб обращать внимание на подмигивания господ.

— Как только узнал о твоем пробуждении, то сразу же прыгнул на дракона, — с губ Огюста не сходила счастливая улыбка. — И вот я здесь. Как я рад, братка, ты не представляешь!

Он действительно был счастлив, этого не подделать. Мартин смотрел на брата с какой-то мягкой грустью.

— Раньше я заботился о тебе, — промолвил он, и его голос дрогнул. — А теперь ты собираешься меня нянчить.

Огюст бросил быстрый взгляд в мою сторону и сказал:

— По-моему, у тебя все в порядке с няней. Это и есть та прекрасная невинная дева, что прервала твой сон?

Мартин скептически посмотрел на меня и презрительно фыркнул.

— Она меня не будила, разумеется, — сказал он, давая понять, что с ним лучше не спорить. По крайней мере, по этому вопросу. — Просто мне пришла пора проснуться. Должно быть, заклинание иссякло, я пока не проверял остаточные магические следы.

— И это совершенно случайно совпало с появлением юной леди, — Огюст улыбнулся и жестом предложил мне сесть. Когда я послушно опустилась в одно из кресел, то Мартин равнодушно заметил:

— Она не леди, Огюст. Она иномирянка. Бывшая рабыня, теперь прислуга.

Это было сказано так, что я ощутила себя оплеванной и жалкой. Щеки вспыхнули румянцем, словно Мартин от души надавал мне пощечин. Он ведь не солгал, не обозвал меня — но я давно не чувствовала такой обиды.

Мартин Цетше был умельцем втоптать человека в грязь, не сказав при этом ни единого дурного слова и не солгав.

— Будет тебе наводить сословный туман, братка, — махнул рукой Огюст. — Пройдет меньше ста лет, и все это перестанет иметь значение. Все будут равны со всеми.

Мартин посмотрел на него так, словно имел все основания подозревать, что любимый младший брат тронулся умом.

— Так говорят твои друзья в клубе? — спросил он.

— И они тоже, — кивнул Огюст. — Но, в основном, такие разговоры ведут мои поставщики. Впрочем, не будем пока о делах, лучше расскажи, как ты сейчас.

Мартин вздохнул.

— Тебе нужна правда, братка? — спросил он.

Огюст кивнул.

— И ничего, кроме правды. Ты ведь меня знаешь.

— Я уснул человеком, а проснулся развалиной, — с какой-то обжигающей откровенностью признался Мартин. — Мне нужна чужая помощь даже для самых простейших вещей, и я еще долго не приду в себя. Вот и вся правда, Огюст. А, еще меня бросила Инга, но ты наверняка в курсе того, как закончился мой брак.

Огюст выслушал брата с искренним теплом, сочувствием и любовью.

— Да, я слышал об Инге, — сказал он и, поднявшись, подошел к креслу Мартина и присел рядом с ним на корточки. — Братка, это уже случилось и прошло. И ты сам знаешь, насколько все было предсказуемо. Ты просто сейчас потрясен всеми новостями, и знаешь, что… Помнишь, как я упал с дракона?

Мартин горько усмехнулся, словно до сих пор сожалел о том, что заставил брата забраться на чудовище.